Игорь Бурдонов На Липовской дороге

Запись 1 от 29.4.2016

Вот ведь сосны растут.
Вот сосны, вот берёзы.
И что теперь?
Не знаю.
Вот дорога идёт, иду по ней.
Господи, а я ведь по ней много раз ходил.
А что ж теперь?
Такая жизнь.
Вроде всё меняется, сколько было, сколько ушло.
А дорога та же, практически та же.
А что с дорогой сделается?
Дорога не человек, лежит себе и лежит на земле.
И хоть бы хны.
Ох, какие сосны!
А за ними берёзы-то, а?
Совсем...
Зелень на них молоденькая-я-я.
Интересно, а на соснах... сосны старые, высокие.
На них вроде бы иглы тоже старые.
Хотя, конечно, не так.
Наверное.
Иду дальше.
Ну что тут можно увидеть ещё?
Я же знаю, что там будет, за поворотом-то.
Сейчас вот вниз так к ручейку, на ту сторону, там вид на Старицу откроется.
Ну знаю я это всё, а всё равно иду.
Хочется опять почему-то посмотреть, не знаю, почему.
Что-то мне взбредёт в голову, а может не взбредёт.
А вот смотри-ка – фазенда.
Когда-то не было тут никакой фазенды, конечно.
Так, просто ходили мы тут, гуляли, к Старице спускались.
Теперь фазенда стоит, дом, второй дом.
А вон там ещё маленький совсем, не знаю, для чего он.
Типа шлагбаума что-то, фигня, конечно. От кого шлагбаум?
Ну так, чтоб положено было.
Берёзки... совсем молодые.
Ну, не молодые берёзки, конечно, листва на них молодая.
А я ведь ещё чего думаю: время-то оно идёт.
И мы вроде бы вместе с временем тоже куда-то идём.
Куда мы идём?
Ничего не поймёшь.
Вот природа она какая-то своя, не такая, потому что... хэ... ну, вот, конечно, ну, вот вышел я, а дальше-то идти и некуда – разли-и-и-в.
Всё – вода сплошная.
Чёрное озеро слилось со Старицей.
На ту сторону ручейка уже не перейдёшь.
Да и какой же это ручеёк уже?
Море разливанное.
Смотри-ка: лодочка какая-то перевёрнутая.
Жестяная что ли?
Вообще пластмассовая похоже.
Интересно...
А красиво всё-таки!
Пожалуй, я сейчас пофотографирую.

Запись 2 от 29.4.2016

Вот если вспомнить годы прожитой жизни...
Странно становится.
Даже вот здесь вот...
Вот здесь мы ведь не так давно.
Хотя как... не давно... уже почти 26 лет.
А казалось бы совсем недавно мы приехали в эту деревню, купили дом.
А это было 26 лет назад.
А тогда казалось, что... позади уже много лет.
А сейчас вспоминаешь: да, наверное, и до этого было много лет, но и здесь сколько же прожито.
Люди... события... всё перемешано.
Как бы вот... непонятно, каков итог всего этого.
Да кому нужен итог? Вот сосны, берёзы.
Им что, итог нужен что ли?
А людям вроде как нужен.
Они хотят чего-то понять на фиг.
А зачем понимать?
Понимать – не знаю, нужно ли понимать, или не нужно понимать.
О-ой, как-то всё вот странно... эта жизнь устроена.
Пойду вот сюда, по этой дорожке, не знаю, куда она выведет, опять небось вода будет кругом.
Помню, как мы здесь ходили... блин, сколько раз ходили...
Как давно это всё было... какие были люди, а сколько из них умерло...
умерли... какие-то люди живые остались, а какие-то умерли...
Почему так?
Почему не иначе?
Очень непонятно.
Очень непонятно.
И вроде не чувствуешь разницы-то особой вроде как между умершими и живыми... вроде как в памяти вроде как живут...
Ну как живут?
Ты не можешь считать, что их вот как бы нету, ну как же нет, когда они были.
А те, что есть, ну что... да и, собственно, все помрём.
Ничего ведь не останется от нас.
Вот как от этого интерната.
Ну что: вот яма, обрушились туда внутрь балки... и всё.
Интернат долго существовал, а выглядит уже вот так вот: обрушивается чего-то внутрь. И не остаётся человека.
А потом ещё долго помнят многие, кто-то помнит, кто-то забывает.
На самом деле, вот я думаю, что многих людей долго помнят.
Заслуживают они, не заслуживают – это вообще роли не играет.
Просто вот умер человек и всё.
Ну как: либо помнят, что он хороший, либо помнят, что он плохой.
Один ли хрен?
Когда он уже умер, разве это играет роль какую?
Никакой же роли это не играет.
А потом всё равно ведь всё забывается.
Потом наступает такой момент, когда тебя уже никто не помнит.
Наверное, так должно быть.
А может быть, так не должно быть, не знаю.
Но вот как-то интересно, что... не угадаешь.

Запись 3 от 29.4.2016

Я вот иду вроде как, ну, думаю, пойду прогуляюсь, может какой стишок сочинится.
А он чего-то не сочиняется.
А может потому, что водки выпил.
Это всегда, когда в деревню приезжаешь.
Гости приходят...
А может просто вот... какой стишок?
Стишок это потом.
А сейчас вот просто идёшь, смотришь, о чём-то думаешь, да, собственно, и ни о чём не думаешь.
Но природа, которая кругом, она как-то вот говорит...
Что-то она говорит.
Что-то не очень весёлое, конечно.
Но не так, чтобы совсем дурацкое, печальное...
Она говорит что-то своё, очень спокойное.
А чего ей беспокоиться?
Это человек всё время о чём-то беспокоится, что-то его волнует, куда-то он стремится.
Потому что двигается всё время.
А вот деревья стоят, никуда не двигаются.
Вот если бы я стоял, никуда не двигался, какие бы у меня мысли были?
Наверное, совсем другие.
И дорога... по ней ездят, ездят, она думает: ну сколько можно по мне издить!
А ведь перестанут ездить, и дорога исчезнет сама. Зарастёт травой.
Хорошо это или плохо? Кто знает?
Нужно ей это или не нужно?
О чём она думает?
Дорога эта.
А вообще, не знаю, думают ли дороги, думают ли деревья.
Вон облака в небе – думают они или не думают?
Но не может же так быть, что только один человек думает, а остальные никто не думает вообще вовсе.
Это было бы странно.
Я бы даже сказал: печально.
Между прочим, вот говорят, что если кто в Бога не верит, то ему плохо, потому что ну как же, как же... бесперспективная жизнь тогда, ни на что не надеешься.
А я вот думаю, что если считать, что только человек думает, мыслит, страдает, чувствует, а остальные – нет, и дорога, и деревья, и вода вон в луже, или в Старице, или облака в небе, или хоть столб телеграфный, или телефонный, или электрический, хрен его знает, какой тут столб стоит, и они все не думают – вот тогда, наверное, одиноко-то человеку на земле.
А что после смерти будет, это ведь такой вопрос: а хочешь ли ты, чтобы что-нибудь было после смерти...
То есть, вот то, в чём ты жил, хоть этот столб непонятно какой, с проводами, трава вот эта, деревья, вот сосны стоят, берёзы, вот и черёмуха – скоро ведь, наверное, распустится, уже белые почки, вон, вон уже кусочек, кусочек, вон смотри-ка, уже белые цветочки появились, черёмуха ведь это, да... или вот эта пекарня заброшенная, она уже разваливается, конечно, окон нет, двери тоже, при мне-то ещё вот тут хлеб пекли, да... ну так вот, что я хотел сказать-то, ну да... вот если помрёшь, а этого всего ведь не будет, ну а будет что-то... да, замечательное, чудесное... а на хрен это всё чудесное-то, если вот этого не будет, в котором ты жизнь прожил, ну, конечно, не всю жизнь...

Запись 4 от 29.4.2016

А вот чего я так и не смог понять за всю жизнь, – это то, а вот чего люди: одинаковые или разные?
Иногда думаешь: конечно, все разные.
Я вот такой, этот вот совсем другой, третий вообще не такой, четвёртый, ну, совсем четвёртый.
А вообще там ещё женщины есть, они совсем не похожи.
А потом думаешь: нет, вообще-то одинаковые все.
Вот как эти вот листки ландыша вылезли – вот сплошная поляна зелёных ландышевых листов.
Все вроде как одинаковые.
Хотя, конечно, ближе посмотришь – разные.
Что здесь важно, что нет, что разное, что одинаковое?
Вот сейчас Лёшку-лесника встретил: был один, стал другой.
А может быть, всё такой же?
Как можно быть одним, стать другим?
И получается, что одинаково: что он такой же, что он другой.
Что он не как я, что он как я.
Это всё одинаково.
Выходит, что любой другой человек тоже одновременно и точно такой же как я, и совсем-совсем другой вплоть до невозможности понимания, и одновременно такой же точно вплоть до тождества, даже не поймёшь, где я, где он, или она.
А потом как-то вот повернёшься по-другому – и вроде бы ничего общего, непонимание какое-то... ты вроде как про одно, другой человек про другое, и вроде как ничего... неправильно всё.
Да чего неправильно?
Всё правильно.
Я думаю, что люди все, где-то они одинаковые.
Где-то мы одинаковые вот с этим мхом белым, что у меня под ногами, и с этими вот только что распустившимися зелёными листиками берёзы.
Одинаковые.
Ну вот я подхожу к этой веточке, и что: все вроде как одинаковые листики-то, а двух одинаковых нет, совсем разные, если посмотреть-то повнимательнее.
Каждый листик небось думает: ну как – ведь я-то особенный, это другие все одинаковые, а я-то нет.
Люди тоже самое.

Запись 5 от 29.4.2016

Вот сейчас кукушка куковала.
Не знаю, сколько она там мне лет накуковала.
Не важно это.
Я просто подумал: вот, когда пишешь тексты какие-то, то иногда всегда хочется вот в интернет залезть там, оттуда цитату красивую, ну, точно её не помнишь, там найдёшь, приведёшь, этот так-то сказал, вот этот-то так-то сказал.
А здесь у меня интернета нет, я вообще здесь... вот по какой-то дороге иду, она из леса выходит, в деревню идёт, кукушка кукует, и всё.
И, как говорится, нельзя украсить тексты всякими культурными штучками, а может и не надо.
И вот думаешь: надо – не надо.
Не очень понятно.
Оно, конечно, наверное, такие культурные штучки полезны для коммуникации, ту, типа ты сказал «Лев Николаевич Толстой по этому поводу заметил то-то» или «А Цицерон говорил эдак», я уж не говорю про какого-нибудь товарища китайцы типа Лао-цзы.
Высказал, и все это знают.
Как бы процитировал, и тебя понимают, твой человек, потому что авторитет.
А кукушка вроде как не...
А с другой стороны, кукушка, конечно, не авторитет, но тогда... её-то тоже все понимают.
Только что она говорит, вот это каждый по-своему уже понимает.
И вот интересно в этой связи, что же должен текст содержать?
Должен ли он содержать слова Лао-цзы с Цицероном вместе или один только монотонный, занудный, я бы сказал, крик кукушки?

Запись 6 от 29.4.2016

А я вот сейчас по траве иду, потому что дорога-то водой залита, там в колеях вода стоит, выше чем в колеях, разлилась уже, весна всё-таки, кругом разлив, иду чуть повыше, по траве.
Вот что бы это значило?
Вот так вот с человеческой точки зрения, что значит, что дорога залита водой, по ней нельзя идти и приходится идти по траве... вот сейчас... как бы не промокнуть... вот так, вот так вот пройдём.
Не знаю, что это значит.
А ведь, наверное, что-то это означает.
Дорога, путь, залита водой, вода.
И почему человек не ходит по воде.
Да и по земле-то он ходит как-то так, с опаской, я бы сказал.
Больше всё по каким-то своим искусственным покрытиям, ходит, ездит.
Наверное, это правильно, конечно.
Да и я, собственно, разве я по траве иду?
На мне же ботинки, кроссовки, я, собственно говоря, по кроссовкам-то иду, а вот уж они, кроссовки, идут по траве.
Как-то забавно получается, смешно, глупо.
Вообще многое в этой жизни глупо.
А может, нет, может, мы не то, что надо, за ум принимаем?
И вовсе это не глупо, а просто так есть и всё, и чего там.
Интересное небо.
Вот, как-то вот какая-то резкая граница облаков, а дальше небо синенькое.
И чего это значит?
А вот чего?
Чего-то, наверное, значит, можно бы какой-то вывод из этого сделать.
А можно не делать вывод, можно просто идти по дороге, правда, водой залита, ну, вот тут, рядышком прямо ручеёк бежит в колее, бежит, бежит, как будто всё время бежать тут будет, а ведь не будет... будет... лето...
А кукушка всё кукует.
Чудная она.