"Бредни" от слова "бредень".
После выставки Джорджо Моранди. Вот мы всё чего-то ищем, и в ту сторону, и в обратную, и туда, и сюда, тудэма-сюдэма, а нет, чтобы долбить и долбить в одну точку, в глубину. Как дятел. А он ничего постороннего в картины не пропускал, а что проникало, замазывал, замазывал. Там, в глубине, мёртвая природа, даже цветы засохшие или искусственные. Надо как Моранди: делать своё дело и плевать на всё. Только не у каждого три сестры есть. А ведь это важно. Моранди: стекло и керамика, глина и песок. Стекло древнее, не прозрачное, и никаких светящихся фарфоров. Глина и песок, т.е. время, уходящее в вечность. И такие же краски. Вот вопрос: докопался ли Моранди до вечности или остановился на горизонте старого времени? И есть ли разница? Если сравнивать, Моранди начисто лишён экспериментаторского зуда. А на самом деле? Вот тут-то собака и зарыта. Чем-то Моранди мне напоминает Конфуция. Не сам Моранди, а его картины. А может быть, и сам. Или мне все правильные люди напоминают Конфуция? Глубокое искусство – разновидность ритуала. Они говорят: «Больше всего мы ценим свободу и независимость, больше денег». Поэтому они презирают государственную службу и идут в коммерческие структуры, где за большие деньги вкалывают с утра до ночи, меняя обычную мораль на корпоративную этику, собственное мнение на указания топ-менеджеров, и творчество на креативность. Потом их выбрасывают на улицу и нанимают тех, кто моложе и, тем самым, послушнее, выносливее, здоровее и глупее. Ничего личного, просто бизнес. Нам, конфуцианцам, не нравится, когда человек говорит одно, а имеет в виду совсем другое. Дело в том, что на дне каждого конфуцианца сидит хитрый даос. Вот он всё и портит. Почему-то считается, что стихи должны быть законченными.
Эксперимент, который я провожу в поэзии, требует много времени. Тем больше, чем меньше времени уходит на одно стихотворение. Места лишения интернета. Средний человек не существует. Человек не бывает средним. На даче Андрея Белого в Кучино. От XX века ощущение незавершённости: как будто из детектива вырвали последние страницы и осталось неизвестным: кто же убийца? XXI век начался не с того, не там и не в то время. Фальстарт. Когда я родился, не было не только интернета, но и компьютеров, не говоря уже о мобильниках. Теперь с ужасом думаю: что же придёт на смену социальным сетям? Человек катастрофически не поспевает за своим творением – цивилизацией. Чисто математически это должно кончиться уничтожением: либо человека, либо цивилизации. «Средний человек» – это понятие, которое употребляет человек, считающий себя выше среднего и, тем самым, оказывающийся ниже. Бог не создавал среднего человека. Человек не может быть средним, но может таким видеться. Невежда может и китайскую каллиграфию Ван Сичжи (王羲之) принять за следы от грязных веточек и травинок. Для того чтобы понять сущность человека, нужно стремиться понять не гения и не святого, а слабоумного дурака и гнусного преступника, осуждённого на смертную казнь. Иногда поражает отсутствие разницы между сливками и отбросами общества. «Средний рост» человека – это нормально. Но «средний человек» – это оксюморон. Писать надо так, чтобы тебя могли понять и через тысячу лет. Но тогда придётся отказаться от всех этих милых прибамбасов, приколов, словесных фишек и прочих злободневок и сиюминуток. Одно из двух. Единство времени – в китайском языке отсутствуют грамматические формы выражения абсолютного времени. Прошлое ещё не умерло, будущее уже родилось. Есть только один способ отобрать лучшее, отсеивая худшее, – поставить заслон. Только очень сильные смогут его пробить. Но если заслон – это сеть, то и самые мелкие могут проскользнуть в ячейки сети. Математика не предназначена для доказательства или опровержения утверждений о реальном мире. Говоря попросту, математически можно "доказать" всё что угодно. Россию можно понимать как модель планеты в интересном масштабе. Москва – немножко Западная Европа, Питер – немножко Северная Европа, черноморье – средиземноморье, Кавказ – Африка, Азия – Азия, может быть, Тува – Австралия. Вот только Америке нет места или она такая крошечная, что и не разглядишь. «Уу» – это «да», «у-у» – это «нет». Проникаясь чужой культурой, человек лишается почвы и парит в небе облаком, которое неизбежно растает. Замыкаясь в своей культуре, человек лишается неба и камнем уходит в землю, где хоронят мертвецов. Мысли, которые приходят сами, не хотят вербализоваться. Нужно прилагать усилие, чтобы превратить их в слова. А без такого усилия они уходят дальше и исчезают за горизонтом. Всё это похоже на тени от облаков, скользящие по земле. Прекрасные мысли, приходящие нам во сне, забываются после пробуждения. Но знание о том, что такие мысли были, сохраняется. Мы как бы помним, но вспомнить не можем. Не отсюда ли идея Платона о познании как воспоминании? Математика создаёт конструкции и просчитывает их параметры. Заполнять конструкции бетоном, стеклом, металлом и прочими материями – дело естественных наук. Гуманитарные науки ближе к математике, чем естественные, поскольку они тоже довольствуются конструкциями, не требуя их материального заполнения. Основания математики и философии, по сути, тождественны. Методы, отчасти, тоже. Но математика быстро забывает свои основания, когда её заставляют прислуживать наукам и техникам, а философия продолжает кружить над своими основаниями, не в силах оторваться от них. Владимир Борисович Микушевич давно уже утверждает близость математики и поэзии. Но не в узком смысле (подсчёт числа слогов и прочая фигня), а в широком – как стремление к точности формулировок. Я бы ещё добавил презрение к эксперименту, который якобы должен что-то там подтвердить или опровергнуть. Мне кажется, это объясняется тем, что и математика и поэзия занимаются сотворением мира, а не объяснением его. Нет более безответственного исследователя, чем математик, вторгающийся в области за пределами математики. В поэзии есть нечто дьявольское: она пытается извратить всё, на что смотрит. Но дьявол – это падший ангел, сотворённый Богом. Так и поэзия, чем больше она поэзия, тем больше в стремлении извратить докапывается до сути. Поэзия тем больше она становится поэзией, чем больше она стремится избавиться от традиционной формы в стремлении быть поэзией. В пределе поэзия ни на йоту не отступает от традиционной формы по видимости, решительно порывая с ней по сути. Я за свободное предпринимательство, но против частной собственности. Вопрос не в том, существует ли Бог, а – зачем? И – почему? Кто создал Бога? Если никто, то этот никто и есть главный. Если Бог существует извечно, то чем он отличается от материи? Если мир не просто сотворён, но творится каждое мгновение, то Бог лишний. Бог отличается от небытия, непрерывно творящего бытие, только тем, что Бог – личность. Но, поскольку небытие содержит в себе всё, оно содержит в себе и личность. Невозможное в бытии возможно в небытии, которое делает это невозможное существующим, просто меняя одно бытие на другое. Не может ли оказаться, что объяснение мира в пределе совпадает с разрушением мира и рождением нового мира, который потребует нового объяснения. Почему мы думаем, что мир так устроен, а не так устраивается в желании нам угодить? Отличается ли познание от сотворения? Земля не станет плоской как бы искренне мы в это не верили и как бы изощрённо не доказывали. Не уверен, что этот закон работает в микромире. Физика уверенно приближается к тому пределу, за которым остаётся одна математика и исчезает реальность. По большому счёту философии наплевать как устроен мир. Важно лишь, как он должен быть устроен. А может быть мир никак не устроен? А вся эта гармоничная иерархия законов – всего лишь иллюзия, отражающая особенности мышления человека? У иных разумных существ и мир устроен иначе? Бог – самосознание небытия. Дао – единство бытия и небытия. К какому бы философскому лагерю мне примкнуть? К этому? Или вот этому? Нельзя же, в самом деле, самостоятельно мыслить. На обложке духовной пищи тоже нужно указывать срок годности. Мир не может быть устроен не так, как мы думаем, потому что мы сами порождение этого мира. Не печаль печальна, а человек, которым овладела печаль. Не радость радостна, а человек, к которому пришла радость. Сами чувства холодны как ангелы. Подобна обшарпанному вагону поезду с выгоревшим нутром была любовь его, пока он был. Ему нужно было умереть, чтобы она расцвела нежным полевым цветком на его могиле. «Бог» – самый удачный эвфемизм, придуманный человечеством. Интересно, что в вопросе о том, существует ли Бог, атеисты чаще ссылаются на данные естественных наук, а верующие – гуманитарных наук. Бог – это не ответ, а вопрос. А почему мы думаем, что Бог хочет, чтобы в Него верили? А может быть, на том уровне бытия, который есть Бог, уже вообще бессмысленно различение живого и мёртвого, разумного и неразумного? Это сняло бы все противоречия между атеистами и верующими. У меня с материализмом, как у Синявского с советской властью, разногласия стилистические. Если, по определению Ленина, «материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении», то каков онтологический статус виртуальной реальности интернета? Она вроде бы существует объективно и вроде бы дана нам в ощущениях, но является ли материей (не путайте информацию с её носителями)? Если да, то материей придётся признать слишком многое, включая Бога, а если нет, то определение не верно. Души людей витают в небе, души рыб ходят по земле, а души птиц плавают в море. Когда-то мне очень нравились Стругацкие за то, что главный герой всегда сосредоточенно размышляет, пытаясь понять, как устроен мир и решить, что правильно, а что нет, но без истерики, свойственной XIX и, отчасти, XX веку. А вот теперь думаю: а не слишком ли это просто? И существует ли одно такое правильное решение? Может показаться, что Конфуций сделал такой упор на 孝 (xiào) - сыновней почтительности специально для того, чтобы вводить в ступор западного человека нового и, тем более, новейшего времени. Основы пессимизма: Радость – временное и потому ложное чувство отсутствия тоски. Анчаров: «Тоска – это ... просто очень сложная потребность, к которой сразу и слов не подберешь». Я бы сказал честнее: «Тоска – это просто очень сложное отсутствие желания». Основы пессимизма: Тоска – зов небытия. Или – не зов бытия. Основы пессимизма: Смерть дана человеку для того, чтобы предотвратить самоубийство. Основы пессимизма: Радость – это временная потеря памяти. Основы пессимизма: Человек лишённый тоски – даже не животное. Основы пессимизма: С человеком, который радуется жизни, даже поговорить не о чем. Основы пессимизма: Радующийся человек подобен птице, взлетающей в синее небо. Тоскующий человек подобен птице, парящей в синем небе: круг за кругом, круг за кругом. Больше всего люди говорят о том, что невыразимо словами. Если бы я верил в Бога: Тот, кто, минуя историю, традицию, культуру и цивилизацию, пытается напрямую общаться с Богом, не минует ли в своём рвении и самого Бога? Развал образования – это ещё не катастрофа. Катастрофа наступит тогда, когда его восстановят, потому что это будут делать те, кто получил разваленное образование. С большим интересом читаю Владимира Борисовича Микушевича, с которым почти во всём не согласен. Был бы согласен – было бы не интересно читать. О том, что тексты нужно читать в оригинале, больше и чаще всего говорят переводчики. Ну и как им после этого верить? Если сон разума рождает чудовищ, то бодрствование их кормит и поит. Если бы я верил в Бога: Почему Бог не уничтожит мир? Ведь очевидно же, что эксперимент не удался. Если бы я верил в Бога: Всемогущество Бога ограничено им самим. Вот что интересно: если бы мир был другим, была бы другой математика? Не современная система математических теорий, а математика вообще. В наше время ожесточённые дискуссии по поводу кризиса оснований математики несколько поутихли по двум причинам: 1) большинство математиков работают в областях, где на этот кризис можно не обращать внимания, 2) придумано несколько аксиоматических теорий множеств, разрешающих известные парадоксы (множество всех множеств и др.). Кроме того, в математике появились неклассические логики. Кризис затух, но он вовсе не пройден. И нет никаких гарантий, что в будущем не возникнет новый кризис. Дело ещё и в том, что для разрешения парадоксов математику пришлось ограничить, а это уже философский парадокс: ограниченная математика уже как бы не всеобщая, и с этим рано или поздно придётся что-то делать. Ведь математика, в отличие, скажем от физики, изучает не тот мир, который нам «дан в ощущениях», а все возможные миры. Тем более, что мы вовсе не знаем, каков он мир, «данный в ощущениях». Уже само наличие несколько логик, в том числе многозначных, свидетельствует о том, что, как остроумно написано в Википедии, «ищут, не зная что». Всё это в общем-то нормально, математика развивается и в процессе этого развития будет постоянно пересматривать свои основания. Но вопрос-то у меня другой: если бы мир (включая мышление человека) был другим, была бы другой математика? Иными словами, для данного мира развитие математики имеет в пределе некую «истинную математику» или нет? Если такая «истинная математика» существует, то не могла бы она быть другой, если бы мир был другим? Или же никакой «истинной математики» не существует, процесс развития математики «не сходится». Тогда, может быть, неважно какой наш мир, всё равно «не сходится». Может быть вместо «этот мир» нужно говорить « мир с этого входа»? Физики нашей планеты докапываются до устройства мира: тела – вещества – атомы – кварки – струны... А с противоположной стороны, может быть, кто-то докапывается в нашу сторону: ... струны – кварки – атомы – вещества – тела? Религиозные философы рассуждают о Боге (или о чём-то другом в неавраамических религиях, например, в буддизме) и его взаимоотношениях с миром и человеком так, как будто Бог – это атом, который можно увидеть в микроскоп, или далёкая галактика, которую можно увидеть в телескоп. Понятно, что такие чисто умозрительные рассуждения основаны на традиции, вере (или неверии) и тем, что называют «религиозным опытом», имеющим мало общего с физическим опытом, т.е. экспериментом. Иными словами, эти рассуждения не научны. Но не может ли так оказаться, что эти рассуждения прокладывают путь туда, куда потом двигается наука? Дело в том, что Бог (или его аналог) обладает весьма своеобразным, странным и парадоксальным набором свойств, а математика и физика вводят в своих теориях тоже всё более своеобразные, странные и парадоксальные объекты. Бог противоречив? Слово «Бог» удобно тем, что понятно всем людям, в том числе тем, кто не верит в Бога, как я. Если кого-то это слово смущает, он может поставить вместо него другое слово. По Грегори Хайтину (Gregory John Chaitin) кризис оснований математики и попытки его разрешить (Гильберт-Гёдель-Тьюринг, я бы ещё добавил Кантора и Рассела) привели к созданию компьютеров (http://z-mech.narod.ru/Lib/chaitin1.html). Иными словами, обнаружение и попытки разрешить эпистемологическую проблему не разрешили эту проблему, но создали информационную технологию, которой, конечно, эпистемология по фигу, поскольку эта технология реально приносит прибыль. Не следует ли это понимать шире? Научные, философские и теологические исследования (т.е. вообще любые теоретические исследования) приводят к внутренним проблемам, в попытке решить которые обнаруживается их неразрешимость, но порождаются практические технологии. По аналогии: если человек, созданный Богом, способен познавать мир, созданный Богом, то компьютер, созданный человеком, способен познавать мир, созданный человеком. И не более того. Навеяно Грегори Хайтином (Gregory John Chaitin)... Альберт Эйнштейн был одним из основателей квантовой механики (кстати, это он придумал слово «квант»), но ненавидел её, потому что не любил хаос («Бог не играет в кости»). Однако практические успехи квантовой механики (транзисторы и компьютеры) заставили физиков смириться с хаосом и даже полюбить его (ответ Нильса Бора: «Эйнштейн, не говорите Богу, что делать»). Математики оказались более консервативными, когда в то же время разразился кризис оснований математики, и им на голову свалились парадоксы канторовой теории множеств и подлянки Гёделя и Тьюринга. Математики до сих пор в массе своей сопротивляются хаосу, особенно злобствуют логики, потому что трещит сук, на котором они сидят. Это всё из-за того, что все люди доброй воли видели в чистой математике надёжно защищённый от неблагоприятных погодных условий внешнего мира непрерывно пополняемый склад абсолютных истин, а оказалось, что это не склад, а бардак, не истин, а чего-то подозрительно пахнущего, и ветер носится и воет под сводами... Если теория внутренне противоречива, то она не верна. Если теория неполна, то она не достаточна. Если теория непротиворечива и полна, то она на фиг никому не нужна. Кто-то (например, Арнольд) считает математику частью физики, кто-то (например, в Индии) – гуманитарной наукой, кто-то (например, в прежние времена) – частью философии, кто-то (например, я) – вообще не наукой и не философией. Какая-то она неприкаянная. Стандартная аксиоматическая теория множеств, основанная на системе аксиом Цермело-Френкеля (ZF), «раскручивается» от пустого множества с помощью 9 аксиом. Есть пустое множество, есть множество, состоящее из одного элемента, которым является пустое множество, есть множество, состоящее из двух элементов: пустого множества и множества, состоящего из пустого множества, и так далее, включая бесконечные множества, объединения и пересечения множеств и т.д. Я вот прямо чувствую, какой бальзам эта теория проливает на души любителей шуньяты))) Иногда математика надоедает, хочется выйти за её пределы, хочется чего-то нематематического, неформализуемого. Математически это формализуется, например, расширенной комплексной плоскостью, когда к обычной комплексной плоскости добавляют бесконечно удалённую точку. Упрощённо говоря... По китайским понятиям, упрощённо говоря, не бывает души без тела: это единый комплекс. По мнению современных физиков, упрощённо говоря, не бывает вещей вне пространства и не бывает пространства без вещей, его наполняющих. Почему же мы думаем, что информация не зависит от её носителя? Кот Шрёдингера, деконструкция текста Деррида, нечёткие множества и многозначные логики в математике... куда мы катимся? Вот скажите: полвека достаточный срок, чтобы определить, лучше стала жизнь или нет? Мне кажется, достаточный. И ещё мне кажется, что жизнь лучше не стала. [Бытовые] условия жизни людей улучшаются для того (и настолько), чтобы компенсировать старение поколения. А поскольку скорость улучшения [бытовой] жизни увеличивается, значит, скорость старения тоже увеличивается: на вид лет шестьдесят, а мозги как у шестисотлетних))) Или нет? Ольга Чернорицкая (гегельянка) в ФБ пишет, что абсурд получается редукцией идей. Не уверен, что абсурд – это только результат редукции идей. Мне кажется, что можно говорить о том, что абсурд – это крайняя форма выражения противоречия, присущего миру. Если и редуцированная, то, так сказать, для наглядности, учитывая эмоциональный аспект восприятия. В этом смысле абсурд можно как-то соотнести с юмором. Характерен текст в "википедии": "Ю́мор – интеллектуальная способность подмечать в явлениях их комичные, смешные стороны. Чувство юмора связано..." Интеллектуальная способность - это чувство))) Свобода без самоиронии – рабство идеи. Навеяно В.Микушевичем: Сознание – небытие, но после смерти остаётся лишь бытие, извергнутое этим небытием, т.е. то, что можно увидеть со стороны: прожитая жизнь и плоды трудов её. Сознание – рефлексия небытия. Всё же я конфуцианец лишь частично, т.е. не вполне, поскольку рассуждаю о том, что для Конфуция было, по выражению В.Микушевича, «благоговейным табу».На самом деле, я не совсем согласен с В.Микушевичем. У меня сложилось впечатление, что Конфуций был целомудреннее и поэтому ничем не проявлял своего благоговения, так что, может быть, его и не было. Математик говорит: «Вот доказательство теоремы. Каждый при желании может его проверить». Физик говорит: «Вот схема эксперимента и его результаты, подтверждающие (или опровергающие) теорию. Каждый при желании может его повторить». Но желающих проверить или повторить находится немного. А что если все эти немногие ошиблись? Навеяно В.Микушевичем: Восток не знает тоталитаризма, потому что не знает демократии. «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова. Я прочитал эту книгу ещё в детстве. В детской библиотеке им. Усиевича, что располагалась около железнодорожного моста Казанской дороги там, где сходились улицы Большая Почтовая и Бакунинская, мне поначалу не хотели ей давать, поскольку она числилась для старшеклассников, а я старшеклассником ещё не был. Наверное, поэтому я её так хорошо запомнил. На мой взгляд, это единственная книга, в которой предпринята честная попытка описать будущее общество. Впоследствии я прочитал много книг, в которых будущее описывалось как утопия, которую мы сейчас склонны рассматривать как антиутопию (Кампанелла), или как откровенная антиутопия (Уэллс, Оруэлл), или как продолженное настоящее (большинство книг научной фантастики), или как прошлое (фэнтези). Но в «Туманности Андромеды» описывается коммунистическое общество, что только отчасти объясняется тем, что Ефремов жил в СССР. Почему? Не потому ли, что, как писал В.Микушевич, «если коммунизм всегда в будущем, то капитализм в прошлом или, на худой конец, в настоящем: капиталистическое будущее совпадает с коммунистическим в своей недосягаемости»? Китай стремится к гармонии, поэтому избегает крайностей, а Запад любит борьбу противоположностей. Хотя китайская философия не желает выходить за пределы реальной действительности, она понимает эту действительность, я бы сказал, более своеобразно, чем западная философия. И этим она, конечно, во многом обязана Лао-цзы и Чжуан-цзы, развивавшим, на мой взгляд, идеи о тесном единстве бытия и небытия, взаимоперетекающих друг в друга по пути Перемен («И цзин» – «Книга Перемен»). Наиболее красочно это у Чжуан-цзы в его самоговорящих названиях: «Великий Ком», «Великий Плавильщик» и «Хаос». Интересно, как он описывает превращение Хаоса в Космос. У Хаоса были друзья. «Все люди имеют семь отверстий, благодаря которым они слышат, видят, едят и дышат, – сказали они. – Только у нашего Хаоса нет ни одного. Давайте-ка продолбим их в нем». Каждый день они проделывали одно отверстие, а на седьмой день Хаос умер. Это вроде как сотворение мира, но уж очень не похожее на Библейское, да и Чжуан-цзы рассказывает притчу, а не предание или, тем более, откровение. И, мне кажется, дело происходит не во времени, не до времени (в вечности), а ежемгновенно. Западная философия субстанциальна, китайская – процессуальна. Запад интересуется «из чего сделано», Китай интересуется, как всё меняется. На Западе человек разлагается на телу и душу вплоть до их противопоставления: тело – темница души (Платон). В Китае человек понимается как единство тела и души (а ещё элемент космоса). Это, между прочим, хорошо видно в китайской медицине, где «телесные» и «душевные» части переплетены гораздо сильнее, чем это себе представляет медицина западная. Как пишет М.В.Рубец в synologia.ru, «именно поэтому в китайской философии не возникало вопросов о природе сознания и несводимости его к мозгу, какие появились в западной философии 20-го века, не существовало проблемы тела-сознания (mind-body). Ведь тело в чисто физиологическом смысле, тело-ти (体)не может обладать сознанием, им наделено только тело-шэнь (身), и выделять в этом целостном объекте физиологическую сторону и некое не сводимое к ней сознание было бы для китайца абсурдом». Природа в городе: Солнце вставало над крышей шестнадцатиэтажного дома, скользило по проводам и золотило два верхних этажа двенадцатиэтажного дома напротив, поблескивая в окнах. У Лены Фроловой есть песня «Из облака и вздоха» на музыку Веры Евушкиной и стихи Велимира Хлебникова: Из облака и вздоха Летит его подруга И юных два создания, Музыка приятная, Фролова исполняет песню хорошо. Но только у Хлебникова в последней строке не «тают», а «тонут». Почему? На закон меча намёк Не очень стыкуется, да? И вообще это стихотворение – только часть (9-ая) поэмы «Любовь приходит страшным смерчем» (первая строка поэмы), состоящей из 10 частей, исполняемых разными «голосами». У Хлебникова был ещё и такой вариант названия поэмы: «Мотылёк и меч и гроб». Это поэма о любви и о войне, и, наверное, ещё о смерти. У Фроловой же осталась одна любовь. Потому и «тают» вместо «тонут». Потому и заканчивается песня этими словами – ведь в следующей же строке уже появляется «меч», т.е. война. Гордиться тем, что не является твоей заслугой, есть разновидность присвоения чужого, т.е. воровство. Это очень важно: придумать предсмертные слова. Чтобы они были оригинальны и интересны. Проблема в том, что неизвестно, когда их нужно произносить. А если их повторять постоянно, они перестанут быть оригинальными и интересными. Почему все люди не думают одинаково? Нет, ну я понимаю, всякие мелкие особенности биографии и физиологии. Но кардинальные вопросы жизни и смерти, бытия и мироздания! Они же общие. Или нет? Почему говорят «жизнь и смерть» и не говорят «рождение и жизнь»? Пройдёт 2-3 поколения и блогосфера задушит литературу и искусство, криптовалюта убьёт финансы, а организации типа ИГИЛ (запрещённая в России) уничтожат государства. История Кореи началась 4350 лет назад (основание государства Древний Чосон). 69 лет назад Корея раскололась на два государства. Ныне эти государства совершенно разные. И большинство считает, что и люди совершенно разные. Но что такое 69 в сравнении с 4350? 1,6%! Вопрос: Это у людей на поверхности сознания такая тонкая плёнка цивилизации и культуры, или мы чего-то не понимаем в корейцах? В Библии: время разбрасывать камни, и время собирать камни. В жизни: наоборот. Нет, ну так всё в порядке, если не считать того, что другой жизни не будет. Молодость нетерпелива. С возрастом человек научается ждать. Своего пика это искусство достигает непосредственно перед смертью. «В азиатских странах большинство людей по своей природе – интуитивные едоки». Что-то мне подсказывает, что ещё важнее быть «интуитивным мыслителем», т.е. прислушиваться к собственным мыслям вместо того, чтобы загонять их в прокрустово ложе распространённых дискурсов. Либо глупость, либо банальность, а третье – от лукавого. Мудрость заключается не в том, чтобы сказать что-то новое (для этого ума достаточно), а в том, чтобы сказать что-то старое так, чтобы оно показалось новым. Дискуссия: – Та за Путина?! – хрясь в морду.
У меня никогда не бывает депрессии. Ну, вот совсем никогда. Что делать, подскажите. Я ужасно мучаюсь: вдруг я неполноценный? Вот если нет депрессии, значит, жизнь прошла зря, да? И всё плохо, плохо, плохо? Ну, вот как жить без депрессии? Искренность и стихи В 90-х я познакомился с Владимиром Борисовичем Микушевичем. На одном из его семинаров при «Литературной газете», когда он, кажется, разбирал мою книжку «Дао Дэ Липовка вэй», или, может быть, какие-то другие мои стихи, речь зашла об искренности в поэзии. Я повторил известную китайскую точку зрения, что-то о том, что искренность это самое главное. На что Владимир Борисович, по своему резонно, возразил, сказав что-то вроде того, что искренними могут быть очень плохие стихи, а очень хорошие – неискренними. Священные книги – иудейские, христианские, мусульманские, индусские, буддийские, китайские, неважно какие – священны не столько потому, что они обладают какими-то особенными достоинствами, сколько потому, что это «намоленные книги» как бывает «намоленное место», которое в общем-то ничем особенным не отличается от прочих мест. В принципе священной может стать почти любая книга, если будет подходящий пиар. В каком-то смысле такая книга – это просто зеркало, отражающее чувства и мысли всматривающихся в него людей. Такую же роль играли идолы, посему и «не сотвори себе кумира». Почему «почти любая» книга, а не «любая»? Потому что такая книга должна быть, как говорят китайцы, «пресной»: в ней не должен чувствоваться автор. Иначе это не зеркало, а портрет, в котором ничего не видно, кроме портретируемого. Искренность в стихосложении – примерно то же самое, что вера в литургии. Александр Карпенко написал в Фейсбуке о скандалах типа ареста Кирилла Серебренникова или «гонений» на кинофильм «Матильда»: «...постоянно ловишь себя на мысли, что всё это какое-то игрушечное, не настоящее действо. Призванное хоть чем-то компенсировать нехватку настоящих зрелищ». Я ответил: «А настоящее действо и складывается из игрушечных, только увидеть это никому не удаётся. Только ретроспективно». Среди учёных попадаются такие невоспитанные люди! Одни вломятся в дом без спроса и в своих грубых физических сапогах прутся в нашу светлую философскую гостиную. Другие оденутся как скоморохи в математические лохмотья и ну плясать в нашей тихой исторической горнице. В былые времена, когда в научном сообществе ещё соблюдали приличия и порядка было не в пример больше, таких мужланов дальше прихожей не пускали или отправляли на кухню – помогать химическим кухаркам картошку чистить. Искренность – это точность. Уроки пессимизма: Начала двоичной арифметики: to be or not to be. Слишком часто говорят: "Смотреть обязательно!", "Читать обязательно!". Обязательно в этом мире только одно: смерть. XX век прошёл под знаком Достоевского. Есть надежда, что XXI век пройдёт под знаком Толстого. А лучше бы – Чехова. О Пушкине остаётся только мечтать. Кошки и собаки не всегда догадываются о том, что мы поступили с ними не хорошо: не взяли с собой на природу, не вернулись из гостей пораньше, чтобы их накормить, и т.п. Кошки и собаки об этом не знают, но мы-то знаем. Бессмертные боги стихов не пишут. Ангелы тоже. После смерти стихов не пишут. Смертный поэт пишет только о смерти. Если ты писал стихи, а потом бросил, мог бы и не писать. Все стихи пишутся ради одного – последнего. Но никто заранее не знает, какое стихотворение окажется последним. Деревья в городе думают, что они в лесу. Триколор подразумевает трёхстишие. Никогда не отбирайте среди своих стихотворений лучшие. В каждом вагоне московского метро есть надпись о том, что нужно уступать место пожилым людям, инвалидам, пассажирам с детьми и беременным женщинам. Именно в таком порядке, и этот порядок не случаен, поскольку соответствует социальному приоритету. На первом месте – старики, на втором инвалиды – они могут быть и моложе, но инвалидность как бы делает их стариками. А дальше наоборот: сначала – дети, т.е. будущие старики, потому беременные женщины, поскольку они вынашивают будущих детей, но ещё неизвестно, выносят или нет. А вот взрослые здоровые люди, т.е. те, кто может свободное место занять быстрее или насильственно освободить, как раз и не должны этого делать. По волосам человека можно определить, как часто его/её гладили по голове. Не часто. В метро у мужчины, сидевшем напротив меня, на пальцах рук была наколка. На средних трёх пальцах было написано «ОЛЯ». Потом с трудом я разобрал на мизинце восклицательный знак. Но так и не смог определить, было ли что-то на большом пальце и, если было, то что. Если ничего не было, то это имя любимой женщины «Оля!». А если было, то, скорее всего, буква «К», и тогда это просто его имя «Коля!», правда, непонятно, почему с восклицательным знаком. Если стихотворение написано не как последнее, его можно было и пропустить. Мне вот подсказали, что «...ОЛЯ!» может означать «ВОЛЯ!». Тогда это наше, российско-тюремное. И характерно, что «Воля» умещается на пальцах одной руки, тогда как свобода требует двух рук, двурушная она. Разбираю архив. Вообще-то я люблю техническую работу с текстами, когда нужно повторять аналогичные действия много раз подряд. Разумеется, меня раздражает, когда эти действия можно автоматизировать. Тогда хочется написать программу, которая это будет делать вместо меня. Но, к сожалению, часто писать программу дольше, чем выполнить работу вручную, если её объём не слишком велик, либо это требует предварительной работы по оцифровке текста, что обычно требует не меньшего времени, чем последующая обработка. Например, рукописи, написанные мною, вряд ли разберёт кто-то, кроме меня, тем более программа. Тем более, программа не сможет решить: оставить текст или выбросить. Так что при разборке архива всегда есть место для неформализуемой работы. Кроме того, иногда наталкиваешься на тексты, о самом существовании которых начисто забыл. Начинаешь читать... И это очень плохо, потому что архив так и остаётся неразобранным)) Есть разница между числом и способом его представления. В двоичной системе счисления, действительно, представления числа, отличного от нуля, не начинается с нуля. Но, например, в машинной двоичной арифметике представление числа дополняется слева нулями для того, чтобы полностью заполнить разрядную сетку. К примеру, в 16-разрядной машине число 1 записывается 15-ю нулями и одной единицей. В этом смысле как двоичное представление, так и машинное несколько избыточны. В двоичном представлении не пишут 01, а в машинном представлении 01 = 1. Можно придумать неизбыточную систему записи, просто перечисляя подряд двоичные коды 0,1,00,01,10,11,000,001,010,011,100,... и ставя им в соответствие целые положительные числа 0,1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,... В такой неизбыточной системе счисления число 34 359 738 624 записывается как 26 нулей, потом одна единица, потом ещё 8 нулей, если я не ошибся в подсчётах)) Не задумывались ли вы о том, что верные суждения на самом-то деле не верны? И что по настоящему верное суждение должно вызывать, как минимум, недоумение, а лучше отторжение и протест? Мне кажется, это потому, что мысль без внутреннего противоречия, без парадокса плоская, у неё нет перспективы и, тем самым, она не верна именно потому, что кажется верной. Чем дальше, тем больше смысл существования живущих поколений – в сохранении памяти умерших поколений. Потому что иначе всё зря. Но если объём информации, которая может храниться, ограничен, то доля поколения становится всё меньше и меньше? Я обнаружил, что в моих древних записях, о которых я уже забыл, имеется смысл. Правда, не столько смысл самих этих записей, сколько смысл того времени и, отчасти, тогдашнего автора записей. У неё в животе кто-то был. Нет, не ребёнок, она не была беременной. Да и не совсем в животе, повыше немного, где должна быть диафрагма. Из-за этого все её слова казались двусмысленными, трудно было понять, сама она это говорит или то существо, распластавшееся по диафрагме. Потом она ушла, а запах существа ещё стоял в воздухе, слегка ванильный. Я следил за её жизнью по социальным сетям, куда она выкладывала несуразно большое количество фотографий. Существо росло. Когда я встретил её в следующий раз, оно напоминало сиденье автомобиля, а её потускневшее тело не столько сидело на нём, сколько парило над ним, облачённое в белый плащ. «Скоро оно отбросит оболочку», – подумал я, поцеловал её в щёку и спросил «Как дела?». «О! У меня всё в порядке!» – ответила она зло. Когда профессор умер, ученика попросили разобрать его архив. Дело было трудное, долгое и занудное. Когда, наконец, через несколько месяцев он разобрал полки с бесчисленными папками, составил подробную опись и даже кое-что оцифровал, он выдвинул ящик стола и обнаружил жёлтый портфель из свиной кожи. В портфеле было ещё несколько тонких папок. Вздохнув, ученик стал их разбирать. На каждой папке было написано «Проблема №...», а внутри лежал листок с формулировкой проблемы. Эти проблемы оказались самыми разными: из истории, философии, астрономии, химии и т.д. И ни одна из них не имела отношения к специализации профессора. На последней папке было написано: «Решение проблемы». Папка была пуста. Впрочем, не совсем: маленький белый клочок бумаги был приклеен скотчем. Но на нём ничего не было написано. Ученик отклеил скотч, перевернул клочок бумаги и прочитал: «Выброси к чёртовой матери все папки!» Он не любил мыть голову. Занятие это казалось ему глупым, занудным и отвлекающим от важных дел. Но он всё равно мыл голову раз в неделю, сам не понимая почему. Однажды в магазине не оказалось его привычного шампуня, и он купил какой-то другой, новый. Когда он уже вытирал волосы полотенцем, ему в голову пришла блестящая мысль. Через неделю пришла ещё одна мысль, настолько блестящая, что он стал мыть голову каждый день. В результате он облысел, а потом выяснилось, что всего его блестящие мысли чужие. Он вернулся к старому шампуню, блестящие мысли исчезли, но волосы обратно не отросли. Старый друг пришёл в гости и принёс бутылку коньяка. Они пили коньяк, закусывали сыром и мандаринами, оказавшимися в холодильнике, и вспоминали молодость. Потом друг ушёл, а он, захмелев, курил сигарету на балконе, смотрел на звёзды и думал: «Вот ведь как...». Потом из-за крыши шестнадцатиэтажного дома вышла неполная луна, и он подумал: «Да уж...». Потом набежали тучи, и пошёл дождь. И он подумал: «Ну, и хрен с ней!», и пошёл спать. «Ну и дурак же ты!» – сказала кошка. Она лежала на стуле, свернувшись клубком, только один глаз выглядывал из-за хвоста, глядел на него, а потом закрылся. Обычно она говорила «дурачок», но сейчас он ясно видел: глаз был злой. Он пошёл на кухню и попросил прощения, сказав, что погорячился, что у него была трудная неделя, он забыл сделать важный звонок и у него болит голова. Они помирились, и он снова вышел на лоджию, закурил сигарету и спросил почти весело: «Ну?». На этот раз кошка ответила хвостом: «Ей богу, дурачок! Ты мне пожрать дашь или как?» Писать надо так, чтобы это никогда не было опубликовано. К сожалению, интернет несколько портит эту красивую картинку. Точность объективности – это математика, точность субъективности – это поэзия. И то и другое делает мир ясным и резким, тогда как, по Лао-цзы, его лучше оставить тёмным и мутным. Это вопрос. Если бы Ева не сорвала яблоко, а Адам не надкусил его, иными словами, если бы в мире не было того, что мы называем, в зависимости от своей религии или её отсутствия, грехом, пороком, недостатком или альтернативным поведением, то не было бы почти всей поэзии, романов, картин, фильмов и т.д., да пожалуй что и вообще философии, науки, религии, культуры и цивилизации, т.е. человека как мы его знаем. Если смысл - понятие божественное, а человеку предстоит лишь найти его или, по крайней мере, искать, то тогда человеческая жизнь не напоминает ли тараканьи бега? Почему Китай буддийский? Когда ему удалось осуществить схватывание сущности мира, она заверещала как беременная баба. Тогда он заклеил ей рот пластырем и грубо вошёл в неё. Внутри было темно и сухо, а он не взял с собой ни фонарика, ни фляжки с водой. Он шёл по тёмной пустыне, натыкаясь на менгиры и задыхаясь от жажды. Он кричал «Помогите!», но не слышал в ответ даже эха. Он кричал «Help me!», но и этого языка здесь не знали. Наконец, он стал просто хрипло шипеть, что должно было, но не могло быть воплем в пустыне. Когда через несколько кальп его усохшие кости нашли спелеологи, они подумали, что это кости древнего ребёнка. Про сущность мира они ничего не знали и полагали, что бродят в известковой пещере. Сущность так и осталась в заклеенным ртом, но теперь она походила не на беременную бабу, а на полубезумную старуху из банды попрошаек в метрополитене, которая просила милостыню для того, чтобы отдать её главарю банды. После удачных математических занятий трудно бывает вернуться к чему-то другому, например, к стихам. Не хватает красоты неочевидной ясности и сложной симметрии. Но, главное, когда пишешь стихи очень редко возникает ощущение единственности именно этих и никаких других слов. В математике проще: доказано, значит единственно верно. Хотя и тут нужно ещё уловить, что именно доказывать, как и в стихах – что именно говорить. Интуиция и непосредственное видение в математике играют гораздо большую роль, чем это кажется людям от математики далёким. Но фишка в том, что потом всё равно нужно доказывать. Это объясняется тем, что интуиция часто подводит. Сколько раз она меня подводила! Хотя каждый раз это было довольно забавно и поучительно. А это потому, что мозг ленив и в первую очередь предлагает простые пути или недавно проверенные, а математика любит преподносить сюрпризы: петли, тупики и т.д. А вот для стихов таких доказательств нет, в их оценке приходится полагаться тоже на интуицию. Да и оценка эта меняется во времени. Я вот хотел как раньше: мягко, вечерне, обязательно с чаем. Пусть даже старомодно и немного пыльно, и буковки неровные, и непременно что-то от руки приписано, а что-то зачёркнуто или подчёркнуто. Чтобы дымок шёл, а нет-нет, да и струйка свежего воздуха. Воздуха уже потемневшего, ночного, с толикой сырости и прелых листьев. А бумага-то, бумага – желтоватая и так приятно похрустывает, уголки загнуты, конечно. Разговор спокойный, задумчивый, с нервной жилкой бьющейся. А не то – молчание, протяжное как гудок паровоза. И тесёмочки на папке: их можно развязывать, и опять завязывать, и снова. Одной чашки чая мало, конечно. Ещё можно плавленый сырок, потому что время длинное, позднее. Можно взять любую книжку и полистать, или две – и сравнить. Но от электрической лампы верхние полки тёмные, там века сложены, ждут. Это приятно – чувствовать века за своей спиной. Берётся новый листок бумаги и рисуется схема мироздания, потом можно уточнять, места, конечно, не хватит, на обороте приписки делать. Потом сделать новую струйку дыма, чтобы осознавать это всё в цельности своей, главное почувствовать правильно. И вот уже уличный фонарь за окном как бы подтверждает, и свет в окнах дома напротив что-то передаёт зашифрованное. Но нужно вернуться к чаю, он остыл, заварить новый, это как открыть новую страницу, и разговор меняет русло, чтобы там, в старом русле, в старице отстаивался вечер мягкий с неповторимым ароматом. Всё же немного пыльно, да и поздно уже, пора завязывать тесёмочки. Чем математика принципиально отличается от поэзии, так это тем, что в математике можно что-то делать с полной уверенностью, что это хорошо и не нуждается в чьём-либо одобрении или понимании. Правда, это не касается оснований математики, но между этими основаниями и конкретными задачами расстояние, как правило, настолько большое, что о шаткости оснований можно забыть. В поэзии же дистанция между основаниями поэзии и конкретным стихотворением практически отсутствует. Во многом благодаря поэзии и анекдотам всё больше слов и выражений становятся эвфемизмами, дисфемизмами и эсхрофемизмами. Обычных слов скоро вообще не останется. Вчера посмотрел по «Культуре» французский фильм о Чжанцзацзе – национальном лесном парке Китая. Чтобы представить, о каком парке идёт речь, достаточно сказать, что именно там снимался фильм «Аватар». Для того чтобы человечество не погибло раньше времени, нужны народы, тормозящие прогресс. Метафизический сор. Всё-таки удивительно, как из малого количества базовых инстинктов произрастает разнообразие человеческого поведения. Я, конечно, понимаю, что с помощью нуля и единицы можно построить любое целое число за конечное время (и, тем самым, любое счётное, например, рациональное число). Это менее удивительно, чем континуум, где на построение, скажем, вещественного числа требуется, вообще говоря, бесконечное число шагов. Людей же вообще конечное число, и не такое уж большое с точки зрения вселенной. Но всё равно удивительно. Я заметил на некоторых женщинах куртки-плащи-пальто с таким узором, как будто их обрызгали грязью снизу до пояса. А что, практично: когда тебя и правда обрызгают грязью ничего заметно не будет. И я подумал, что это идея! Например, можно выпускать для мужчин такие жилеты с подушкой на животе. Когда у тебя и правда начнёт расти живот, ты воздух из подушки потихоньку спускаешь, и внешне ничего не заметно. И школа, как обычная, так и высшая, должна давать не знания, впрочем, кажется, она их уже не даёт, а даёт какую-то компетенцию, что похоже не то на деменцию, не то на импотенцию... да, не знания, а наоборот – ложный взгляд на мир и ошибочные ответы на вопросы. Тогда, если ты и вправду дурак и невежа, никто этого не заметит в приличном образованном обществе. Должен заметить, что народ состоит из людей. Я почему об этом говорю, потому что некоторые забывают об этом или нарочно путают, как писал Салтыков-Щедрин про народ, как воплотитель чего-то там, кажется, демократизма. Но ведь и человек принадлежит какому-нибудь народу, а то и двум. Я почему говорю об этом, потому что некоторые хотят выглядеть такими совсем безродными, как будто их не папа с мамой родили, а непосредственно Бог их глины вылепил. Ещё некоторые путаются, относя к народу только тех, кто сейчас живёт, как будто их всех тоже Бог только вчера из глины вылепил. А вот если к народу относить и всех тех, кто уже помер, то тогда и получится народ, о котором Салтыков-Щедрин писал, что он действует на поприще истории, а посему мера уважения к нему измеряется делами его. Но это так Салтыков-Щедрин думал, а я думаю, что всякий народ заслуживает уважения, ведь дел у него много было и есть, и они разные. Нету тут чистых и грязных, как, впрочем, и среди людей. Хотя делить людей и народы на чистых и нечистых больше всего любят как раз самые яростные демократы, что находится в забавном противоречии с этимологией «демократии» Иногда в голову приходит настолько забавная мысль, что хочется её высказать. Но мысль изначально обычно не имеет словесного выражения, и приходится искать такое адекватное выражение. И часто это удаётся сделать, используя чисто литературные приёмы, а не строго логические рассуждения. Это объясняется двумя причинами. Во-первых, строго логические рассуждения способны выразить только ту часть мысли, которая поддаётся такому выражению при наличном понятийном аппарате и наличных правилах вывода, а это далеко не покрывает всего, что приходит в голову. Во-вторых, строго логические рассуждения высушивают мысль как цветок в гербарии, а несвежая мысль плохо усваивается. Некоторые, правда, высказывают свои мысли абы как, не особо заморачиваясь. Но это свидетельство серьёзного психического заболевания: мании величия, когда работа по пониманию перекладывается с того, кто высказывается, на того, кто воспринимает высказывание. Чем отличается интересная мысль от правильной? Поскольку время никогда не заканчивается, но имеет тенденцию ходить кругами, проверка временем никогда не может закончиться. Интересно, сколько десятилетий, столетий или, может быть, тысячелетий должно пройти, чтобы мы относились к периоду СССР или даже периоду Петровских реформ так же, как китайцы относятся к своим эпохам Сун (960-1279 гг.), Тан (618-907 гг.), Хань (206 г. до н.э. – 220 г. н.э.) или Чжоу (1046-256 гг. до н.э.)? Один тайный агент и спящий резидент всю свою жизнь тайно проспал в своей резиденции. Как вы думаете, нужно ли работать, если не хочется? Благородный муж должен иметь только правильные желания. Остальные могут себе позволить. У меня возникло подозрение, что Кэррол писал «приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте» как сатиру на капиталистическое общество. А мы-то думаем, что это верх мудрости и руководство к действию. Античные олимпийские игры закончились с победой христианства и были запрещены как языческие в 394 г. На следующий год Римская империя распалась на Западную латинскую и Восточную греческую. Западная часть развалилась через 80 лет, Византия просуществовала 1058 лет. Слова: поплылновение, полетелновение, пошёлновение, побежалновение. Слова: филоматемия, филофизия, филопсихия, филоботия. Кант и Эйлер Согласитесь, что "наскрозь" болезненнее, чем "насквозь". Наукометрия – лженаука. Деньги – тяжёлый наркотик. Если вам не нравится разъединение, посмотрите с другой стороны – получится соединение. Пластика груди, пластика ягодиц, пластика ума. Не соглашайтесь на пластику ума: естественная глупость много привлекательнее искусственного интеллекта. Разница между бомжом и святым юродивым только в одном: первый молчит, второй проповедует. Раздвигая ноги, сдвигай брови. Хочешь быть – будь. Тест: когда вам что-то не нравится, что вы закрываете: глаза? уши? нос? рот? другое? Иногда хочется просто пожрать, поспать, потрахать и почитать, а вместо этого приходится вкушать, почивать, любить и сидеть в Фейсбуке. Либералиссимус. «Почему так говорят»: «Бери Коко, пошли домой»? |