Прочитано на балканском вечере в Доме национальностей, Новая Басманная, д.4 стр.1, 11 сентября 18:00
За свою жизнь я успел побывать во многих поездках и во многих странах.
Но такого приключения, как в городе Шид в Сербии у меня ещё не было.
Что обычно привозишь из путешествий?
Впечатления, фотографии, какие-то сувениры, жрачку, выпивку.
А в этот раз я привёз много новых друзей. То есть они, конечно, сами приехали, а многие там и остались, потому что они из Сербии.
Но когда я ехал в город Шид, я даже не знал об их существовании, а когда вернулся, они стали моими друзьями.
Как говорят: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Тем более, что такое сто рублей в наше время?
Больше всего меня, конечно, поразили художники.
Ну, понятно, что, поскольку всё было на халяву, то по договору нужно было написать и оставить две картины.
Две картины? Щас!
Они трудились как проклятые, как будто только что дорвались до холстов и красок и им это так понравилось, что они не могут остановиться.
Им не хватало холстов.
Да они даже жаловались на избыток развлечений, экскурсий и приёмов, потому что это отвлекало их от рисования.
Вот я утром выхожу во двор, а Фёдор уже стоит у мольберта. К ночи я готовлюсь ко сну, а Фёдор всё ещё стоит у мольберта.
В Шиде было жарко. Только утром и вечером можно было выйти на улицу, а днём мы старались прятаться за толстыми стенами «Русского дома».
Но не Гаянэ! Это же какой-то трудоголик! С утра до вечера, на самом пекле она сидит и пишет, пишет, пишет. Сначала поросят, потом пейзажи, портреты людей.
А сколько натурщиков и натурщиц они замучили – это же ужас!
Ну, и конечно неподражаемый Алексей Шеболдаев – профессор в испачканных краской штанах, который привёз на своей машине столько холста, что им можно было бы покрыть футбольное поле, и столько реек для подрамников, что это поле можно было огородить.
Но более всего мне понравилась его работа папарацци – он мгновенно запечатлевал самые горячие сценки и сюжеты нашей сербской жизни.
Только он работал не вульгарным фотоаппаратом, а нежнейшей пастелью.
А вот Амирхан с чисто кавказской скромностью где-то пропадал.
Но потом у стены дома появлялись его картины, одна за другой, и их число всё росло и росло.
Ну, с Амирханом у меня отдельная история, я в конце о ней скажу.
Алёна была первой, с кем мы встретились, – ещё в аэропорту Шереметьево. Поначалу она показалось мне несколько холодноватой, к тому же депутат и всё такое. Но потом...
– Ах, акварель! – какая прелесть, – сказала она, проходя мимо стола, на котором я разложил бумагу, краски и кисти и пытался что-то изобразить более-менее приличное. На самом деле в этот момент у меня ничего хорошего не получалось. Но акварель нас сдружила – не моя акварель, а та, которую она нам подарила – совершенно очаровательную акварельку, на которой изображён рыжий котёнок и написано золотыми буквами «Рыжуха», а внизу «Алёна Островская, 2018». И я понял, что Алёна и есть эта прелестная «Рыжуха».
И Алёна тоже оказалась трудоголиком: она умудрилась подхватить ангину, а в такую жару это малоприятно. Ну, заболела – полечися, отлежися. Так нет же – она потащилась с нами в Нови Сад, чтобы сделать ещё одну картину с натуры.
Оле Панькиной и Павлине из Болгарии не повезло – их комната оказалась проходной и мы с Кадриёй вынуждены были всё время через неё ходить.
Но зато это нас только сблизило и сдружило.
Они помогли нам допить бутылку виски на проводах Оли, потому что она уезжала на пару дней раньше, оставив замечательные картины, сделанные не только красками, но ещё и нитками, а главное – любовью к Македонии, которая чувствовалась в этих картинах.
А с Павлиной мы выкурили несчётное количество сигарет, болтая о том, о сём так, что я даже забывал, что вообще-то русский язык для неё не родной.
И было очень интересно наблюдать, как рождалась её картина, на которой изображён чердак дома в городе Шид. Чем-то он ей полюбился, этот чердак, а мне полюбилась эта картина. А ещё серия монотипий, одну из которых она нам подарила. По-моему, самую лучшую – совсем не жадная))
Кстати, вместе с Олей и Павлиной мне пришлось отдуваться за всю русскую, болгарскую и македонскую поэзию – читать стихи на этническом вечере в городе Шид. Мы отнеслись к этому делу со всей серьёзностью – помогали друг другу отбирать стихи для прочтения. Не знаю, поняли ли что-нибудь в наших стихах сербы, но хлопали дружно. Особенно, как мне потом сказала Кадрия, две наши сербки – те, что кормили нас в «Русском доме» завтраками, обедами и ужинами.
Фёдор и Шеболдаев, воспользовавшись служебным положением, привезли в город Шид трёх своих студенток: Настю, Дашу и Олю. Не знаю, понравилось ли им в Сербии, но они нам понравились. Ну, всегда же приятно, когда молодые девушки украшают жизнь. И художницы они интересные, несколько их картин я запомнил. Особенно, «Птицы», кажется, Дашины и Настино «Озеро», которое она, правда, испортила по совету Шеболдаева.
Даже моя жена Кадрия, которая заранее заявила, что мне придётся оставить не две, а четыре картины, потому что она не может за девять дней написать картину – ей для этого требуется девять месяцев – даже Кадрия всё-таки написала большую картину – вид от «Русского дома» на соседние крыши. Она осталась в Шиде. Художество всё-таки заразно, да и Оля с Павлиной поддержали Кадрию, не дали ей улизнуть.
Ну, и на сладкое я оставил Светлану Соло – без неё вообще бы ничего не было. Ума не приложу, как она умудрилась всё это организовать, согласовать и передружить таких разных художников.
Я, наверное, уже слишком долго говорю. Но не могу же я закончить, не сказав хотя бы пару слов о наших сербских друзьях. Ведь это они нас принимали, кормили, поили, обихаживали и вообще.
Сказать, что программа была насыщенной – это ничего не сказать.
Открытие и закрытие пленэра – это целые представления с песнями, плясками, музыкой, декламацией стихов, приветственными и благодарственными речами, грамотами и подарками. И, разумеется угощениями.
Приёмы на самом высоком уровне – у двух мэров.
Экскурсии по музеям и галереям, которые вообще-то в эти часы были закрыты, но их открывали специально для нас.
Поездка в Сремска-Митривицу. Ух, как там было жарко! Я бы, наверное, помер, если бы не искупался в реке Сава. Но кто-то купался, а кто-то ведь опять писал картины: Алёна, Амирхан, Фёдор, Шеболдаев.
Поездка в Нови Сад, где удивительный художник Диле устроил индивидуальную экскурсию для нас с Кадриёй и Павлиной, показывая город, мастерские и галереи, в том числе и свою мастерскую с чудесным видом на Дунай и крепость.
А до этого он принимал всех художников у себя дома в деревне Ковиль.
И бесконечная ракия, даже в трапезной монастыря Ковиль.
В «Русском доме» эта ракия лилась из подвала, кроме одного случая, когда в подвале для нас дали музыкально-поэтическое представление.
Я уж не говорю про ужины у сербских друзей дома. Дело ведь не в том, что нас кормили и поили, а вот в этом самом чувстве, которое не найдёшь ни в каких мишленах, которое невозможно подделать – чувство, что ты у друзей, которых давно знаешь, будто не только что познакомились.
А пикник на озере?! Нет, ну я никогда в жизни не ел столько мяса! Вы только вслушайтесь – кабанятина, оленятина – как звучит! – даже неохота говорить правильно, но скучно: оленина.
Не могу пропустить сербскую художницу Санию Рибич, которая делает зеркала из камня, ракушек и стекла. А после экскурсии по её дому, и опять же после подарков – куда ж без них, опять же после ракии – ещё и песни на крылечке дома. Ну, это совсем по-русски!
Какие всё же там замечательные люди!
Один мачо Миче чего стоит – бравый пограничный полицейский – что бы мы без него делали! Не случайно его портрет написал Фёдор – Миче в дверях «Русского дома».
Добрый бородатый Душан – наш опекун в «Русском доме».
Прелестная художница Анжела, с которой мы обменялись маленькими подарками: две картинки от неё у нас, две открытки с нашими работами – у неё.
У меня в друзьях теперь и художница Софья Ечина – родом аж из Курильска, а живёт в Белграде.
Стефан Ш[ч]урок – Степан Васильевич, как мы его называли – наш неизменный переводчик и весёлый человек.
Чудесная Снежана Вуйнов – она похвалила мой стишок, а ведь это и кошке приятно.
Но я позорно чувствую невозможность всех перечислить и всем сказать «спасибо». А очень хочется.
Кстати, насчёт стишка. Я его написал там, в городе Шид, во дворе «Русского дома», глядя, как на качелях качается Елена Зджаляр. Сначала качалась, а потом запела песню. Я обещал историю с Амирханом. Так вот Амирхан написал портрет Елены, а я написал стишок. И все трое мы сфотографировались на закрытии пленэра – на память. Елена теперь у меня в друзьях, и я рад, что три мои акварели остались у неё.
А стишок такой.
На лавочке сидели серб и я,
И пили молча белую ракию.
И каждый думал: "Сербия
Немножечко похожа на Россию".
Над нами ветви поднимал орех
И успокаивал печали.
И дева – юная как первородный грех –
Задумчиво качалась на качели.
И вдруг запела piano-piano.
И лучик солнца заплясал.
И это всё художник пьяный
В картине маслом написал.
Ну, вы, конечно, понимаете, что в стихотворении использована поэтическая гипербола, поскольку Амирхан практически не пьёт и уж тем более не напивается пьяным:)
Но закончить своё затянувшееся выступление я хочу всё же не стишком. Я хочу ещё раз вспомнить добрым словом двух уже немолодых сербских женщин, которые кормили нас в «Русском доме» в городе Шид.
Какой позор! Я даже не знаю их имена!
Но я всегда буду помнить, как утром, ещё до завтрака, выхожу во двор, присаживаюсь на лавку у стола, за которым женщины уже сидят, неторопливо курят и пьют кофе, предлагают кофе мне, приносят мне кофе, я пью кофе, тоже курю и слушаю сербскую речь, в которой мало что понимаю, но всё же улавливаю смысл: одна из них рассказывает другой, как во время войны с хорватами у неё погиб кто-то из очень близких людей, я не понял, брат или сын, и она не может это забыть, сербы долго не смогут это забыть, также как натовские бомбардировки Белграда и Нови Сада, появляется Душан и предлагает рюмку ракии, и я соглашаюсь – только чуть-чуть, только, чтобы «сердцу было веселей», как говорила баба Люба – моя соседка в деревне Липовка в глуши Рязанской губернии.
10 сентября 2018, понедельник>, 1-й день 8-й луны.
3-й день 15-го сезона 白露 Бай лу - Белые росы.
3-й день 1-й пятидневки: Появляются дикие гуси.