Игорь Бурдонов

О свободе

WORD

PDF

 

В сентябре 2019 года я в третий раз побывал в Китае. Каждый раз по 16 дней. Меня спрашивают: каковы мои впечатления от Китая на этот раз?

Впечатления от Китая у меня, как и следовало ожидать, самые благоприятные. Про красоты природы, архитектуру, инфраструктуру и кухню можно было бы и не писать, это все пишут. Вот лишь несколько наблюдений.

Моя жена Кадрия любит говорить (видимо, из привычного чувства противоречия мне): не люблю китайцев. А после их кухни хочется наших обычных котлет.  Но в разговоре с другими людьми говорит совсем другое.

Оказывается (а то я не зналJ), китайская кухня очень сбалансированная. Китайцы едят рис вместо хлеба и картошки, и это полезнее. На озере Лугу нам готовили ужин в «самоваре». Когда сварили рыбу, а потом стали класть туда всё подряд: зелень, сыр, мясо, — Кадрия сказала: — Я это есть не буду, как это так: в рыбу — мясо? Но, говорит она, оказалось, что это очень вкусно и почему-то мясо совсем не пахло рыбой, а бульон был белый. Вся наша группа очень заценила китайские пельмени, которые мы заказывали при каждом удобном случае и с самой разнообразной начинкой. Ещё очень вкусная лапша, она дешёвая, видов её очень много, но вся суть, видимо, в соусе. В Чэнду нас отвели в специальный ресторанчик в старом городе, в котором готовят особо вкусную лапшу. Но и по дороге с Лугуху в Лицзян в какой-то придорожной забегаловке лапша тоже оказалась хорошая, да и в самом Лицзяне тоже. И на этот раз моя жена не жаловалась, что слишком остро, хотя мы ведь были в Сычуани! Мне так всё нравилось: и мясо, и грибы, и рис, и зелень… У нас было одна женщина, которая не ест свинину по каким-то своим заморочкам, что вроде бы должно было создать проблемы, поскольку китайцы (кроме мусульман) едят именно что свинину и курицу. Но не создало.

Иногда не хватало привычных нам сладостей: конфет, шоколада, пирожных. Китайские сладости очень специфические. Так что один раз мы оттянулись в «Старбаксе» в старом городе в Чэнду.

При каждом удобном случае мы заказывали чай. Для меня было неожиданностью, что довольно часто нам подавали чай… из гречки. Я сначала не поверил, говорю: это, наверное, такие чайные почки нераспустившиеся. Ан, нет — и правда гречка. Довольно своеобразный и приятный на вкус напиток. Но всё же не чай! Привычного нам чёрного чая в Китае нет, так что я, зная это, всем советовал: везите с собой чай в пакетиках, если вы не можете проснуть без чая и не можете заснуть без чая. Три раза мы покупали чай, чтобы привезти в Москву: зелёный и кудин в императорском саду в Пекине и белый и красный чай и пуэр в Юньнани, в Лицзяне, где мы жили в старом городе. И это, конечно, каждый раз была целая чайная церемония с пробой многочисленных чаёв. Потом красный чай мы попробовали приготовить сами уже в Москве после приезда. Раньше я как-то его особо не знал. И, наконец, понял, в чём секрет правильного приготовления и употребления: класть чая мало (анекдот «евреи, не жалейте заварки» — это не про красный чай), заваривать не больше минуты, сразу переливать в чашки или какую другую посуду, чашечки крохотные, и доливать, доливать, доливать… Но это, конечно, хороший юньнаньский красный чай. Мы купили чай двух сортов: за 200 и за 400 юаней полкило. Сначала первый, а потом, в другой лавочке, при нас покупал чай за 400 юаней китаец, приехавший за ним специально из Ханчжоу. Ну, и мы не удержались.

Инфраструктура. Про китайские дороги, мосты и поезда мы уже знали из прошлых поездок. Но и в этой поездке после того, как мы проехались на ночном поезде Пекин-Цзюцзян и дневном Цзюцзян-Чэнду, моя жена сказала: я злюсь! Ну, почему у китайцев такие поезда и дороги, одни туннели через горы чего стоят, а у нас — сплошная равнина же, какого чёрта наши не могут до сих пор построить скоростные дороги? Мы едем из Москвы в Казань меньше тысячи километров столько же времени, сколько из Цзюцзяня в Чэнду больше трех тысяч километров.

Китайцы помешаны на зажигалках: их отбирают в аэропортах, на вокзалах, в музеях. Даже из чемоданов, сдаваемых в багаж! Как они их там обнаруживают? Совсем с ума сошли. Десять лет назад это уже было, но не в таком масштабе. Помню зажигалки, прикованные к стене цепью, в курилке аэропорта; сейчас там зажигалки электронные, встроенные в стену. При входе на Великую стену зажигалки бросаются в коробку, а при выходе выбираешь любую понравившуюся, потому что твоя зажигалка уже раньше кому-то понравилась. При выходе из Гугуна попытался в таком же ящике выбрать зажигалку, но они все оказались сломанными, а какой-то мужик под навесом всем давал прикурить, но зажигалки не давал. Спасибо, вскоре другой китаец дал мне прикурить, да и подарил зажигалку. Зато на выставке живописи в Пекине на выходе девушка вернула мне именно мою зажигалку, как она запомнила? Ну, это некурящим не понятьJ

Китайцы помешаны на гаджетах и селфи. Поднимаемся на пастбище Ганьхайцзы, высота за 3000 метров, идёт дождь, совсем не тепло (особенно, после жары за 30 градусов в Пекине и Тяньцзине). А по всему периметру пастбища вдоль дорожки для посетителей вереница женихов и невест, с которыми делают фотосессии перед свадьбой. Положено на свадьбе вывешивать огромные фотографии. Записываются заранее. Все в европейских свадебных нарядах. Но китаянки с голыми плечами стойко переносят холод и дождь, убирая с лица страдания во время съёмки. Потом, в старом городе Шухэ в Лицзяне та же история, но только тут все в нацинальных костюмах, самых разных, потому что в Юньнани 11 национальных меньшинств.

На «Крутобровой Горе» (Эмэйшань) вокруг золотого Будды (на позолоту потратили 6 млрд. юаней, если нам не соврали) круг из каменных слонов, где-то метр высотой каждый. Под одним из них сидит маленький китайчонок примерно 3 лет, уткнувшись в экран смартфона и не обращая внимания на туристов, которым объяснили, что нужно три раза пройти вокруг Будды, и тогда будет счастье.

В этой поездке было чересчур много буддийских храмов и монастырей. Устаёшь от них. Потом, конечно, буду вспоминать уже без раздражения. Уже вспоминаю длиннющий ряд больших медных барабанов в одном из юньнаньских монастырей, идёшь вдоль него, крутишь барабаны и, правда, успокаиваешься. Бесчисленные (т.е. числом 500) архаты тоже производят впечатление, но таких я уже раньше видел. Я везде подсчитываю числа: число слонов, число барабанов, число граней узора, число столбов, число ступней, и т.д. Кругом сплошная китайская нумерология! Вспоминаю, что в прошлом году писал работу об узлах («Колыбель для шумерской кошки»), и вижу многочисленные китайские узлы. В одном из последних ламаистских храмах один из наших, молодой художник «сломался» и взмолился, обращаясь почему-то к Кадрие (наверное, как старшей): — Ну, можно мне ещё полчаса, мне нужно всё досмотреть, я больше никогда здесь не буду! Конечно, мы согласились, а сами бродили около автобуса и смотрели, как монах тащит корзину рыбы и часть рыб выпускает в круглый бассейн, видимо, совершая ритуал освобождения на волю живых существ.

Ещё в прошлых поездках нам понравились китайские отели, и мы всем говорили: — Европа отдыхает! В этот раз у нас не было ни одного пятизвёздочного отеля, но и трёхзвёздочные нам наши пекинские друзья не советовали брать, по крайней мере, в Пекине. И мы заметили, что чем дальше в китайскую глубинку, тем шикарнее номера в отелях. В Лушани в номере мебель была из палисандрового дерева, с балкона открывался вид на озеро, а посреди комнаты стоял стол, вокруг которого мы сначала хотели собраться всемером, выпить и закусить. Но не тут-то было, пришлось воспользоваться низким столиком. А этот стол оказался для игры в маджонг! С электрическим приводом! Жаль, мы ночевали только одну ночь, и в маджонг не поиграли и даже к компьютеру не подошли на письменном столе с гигантским кожаным креслом. И ещё у Кадрии был один повод сказать: я злюсь! Когда оказалось, что в Китае полно туалетов вполне приличного вида, и все они бесплатные. И музеи тоже бесплатные, даже для нас, иностранцев. По поводу туалетов мы долго смеялись на высокогорном пастбище Ганьхайцзы. Там на стене висит табло, на котором лампочки отмечают свободные и занятые места в туалете, включая писсуары. Понимаю, конечно, что все эти прибамбасы придуманы для привлечения туристов. И чем дальше от столичных центров, тем больше и круче эти прибамбасы. Но вот у нас сорвалась экскурсия в Ущелье прыгающего тигра в Юньнани, потому что из-за дождей там стало опасно, и ущелье закрыли для посещения. Поэтому мы поехали на излучину Янцзы, которая здесь называется Цзиньшацзян — река золотого песка, и в музей великого похода красной армии в деревушке каменного барабана. Кстати, музей приятно поразил отсутствием всякого пафоса, там было приятно и тихо. Туалет, естественно, тоже приличный и тоже бесплатный.

Я почему про туалеты так распространяюсь? Потому что вспомнил, как к нам в Институт системного программирования, в Москве, на ул. Александра Солженицына, что на Таганке, приезжал известный учёный грек, живущий и работающий в Западной Европе, Дионисиос Цикритзис. Наш директор В.П. Иванников, именем которого сейчас, после его смерти, назван институт, дружил с Цикризисом. Я тоже с ним был знаком, подарил ему какую-то из своих акварелей, а у меня дома хранится и иногда используется чайная кружка от Цикритзиса (шестигранная и кажется, с каким-то китайским рисунком). Так вот Цикритзис, посетив наш туалет (это было ещё до ремонта в институте, а здание начала XIX в.), заявил директору: — Первым делом, Вам нужно отремонтировать туалет, потому что туалет — это лицо института! Ну, или что-то вроде этого при вольном переводе с английского.

Но деревня каменного барабана поразила не туалетом, и даже не музеем, а обычным фруктовым рыночком на улице. Наша Наташа (Мин Хайчжэнь) решила купить у торговки какие-то фрукты в дорогу. Что для этого надо? Наличные? Устройство для приёма банковских карт (не знаю, как он называется)? А ничего не надо, кроме мобильного телефона. Среди фруктов торчала табличка с QR-кодом. Я-то думал, что он предназначен для получения всякого рода информации и WEB-адресов этой информации. Наташа подносит телефон к табличке, чего-то быстро набирает и — всё, покупка оплачена! Это такой способ взаиморасчётов между китайскими людьми, минуя банки и прочее. Банки нужны только для того, чтобы на свой счёт, привязанный к QR-коду, положить деньги, или, наоборот, снять деньги. Правительство, — говорит Наташа, — ещё не придумало, как снимать с этих расчётов какие-то проценты в пользу государства.

Но, честно говоря, меня больше тронули два совсем не помпезных места: одно совсем тихое, другое сравнительно тихое. Это могила Тао Юань-мина в Лушани и хижина Ду Фу в Чэнду с музейно-парковыми комплексами вокруг. У Тао Юань-мина мы были практически одни, это место совсем не туристическое, как нам объяснили. Тем лучше. Наш гид, Мин Хайчжэнь (для русских у неё есть и русское имя Наташа) прочитала стихотворение Тао Цяня по-китайски, а я — по-русски, в переводе Эйдлина. А кругом без умолку кричали цикады. А после Ду Фу я написал такой стишок, который Гу Юй уже перевёл на китайский:

Душа Ду Фу
живет в Чэнду.
Для нее построили дом,
все, что нужно, имеется в нем:
кабинет, чтоб стихи писать,
и кровать, чтобы ночью спать.
А в саду проложили дорожки,
чтоб душа погуляла немножко.
И в беседке у края озера
принимала красивые позы.
И на стенах читала стихи Ду Фу,
которые он написал в Чэнду.
Только жалко, что все это сам Ду Фу
не имел, когда жил в Чэнду.
И не может душа перейти черту,
за оградой не видит другой Чэнду.
Миллионы комнат в городе том,
до горизонта — за домом дом.
Домам не страшны дожди и ветра,
Высоки и прочны дома, как гора.
Об этом наверно мечтал Ду Фу,
когда сочинял стихи в Чэнду,
сквозь дырявую крышу любуясь
ночной луной.

杜甫的精神
活在成都。
后人为此修建了房屋,
需要的一切应有尽有:
书房用来写诗,
夜晚睡眠有床铺。
院子里修筑了小路,
让心灵休憩散步。
湖边建一座凉亭,
看式样赏心悦目。
墙上有杜甫的诗句,
这些诗写于城都。
可惜这些都不属于杜甫,
当诗人居住在成都。
有条线灵魂难以超越,
围墙外看不见另一个成都。
那座城市里房屋上百万,
直到地平线,房屋连着房屋。
房屋不怕风也不怕雨,
山一样的房屋高大又坚固。
那曾经是杜甫的幻想,
他写那首诗就在城都,
当时透过屋顶的窟窿
能看到月亮在云雾中飘浮。

Моя жена безбожно врёт, когда говорит другим: — Я не очень-то хотела ехать в Китай, это Игорь хотел. Но если в Лушань мы поехали из-за моего пристрастия к Тао Юань-мину, то на озеро Лугу мы поехали по настоянию Кадрии. Помимо того, что там красиво, там обитает народность мосо (摩梭), которую относят к группе наси (納西族). А у этой народности принят матриархат. Муж там приходит к жене в другую деревню только на ночь, а утром возвращается в свою деревню — работать. Дети остаются в семье жены, их воспитывают братья и дяди жены, а муж в это время воспитывает детей от женщин своей деревни. И до сих пор так, правда что ли? — такой вопрос Кадрия упорно задавала работникам музея мосу. И, удовлетворённая, получала ответ: «да». Главная комната в доме называется «бабушкина комната». Там очаг, алтарь и бабушкина кровать в нише за занавеской. С утра до вечера по озеру курсируют лодки, отвозя туристов на остров и обратно. На острове (кто бы сомневался) буддийский храм. Эти большие лодки-плоскодонки, видно, что тяжёлые, вмещают 15 человек. Никаких моторов, даже электрических как на катерах на высокогорном озере Баофэн в парке Улинъюань, где мы были 9 лет назад. Два гребца и рулевой. Обычно гребцы мужчины, а рулевой — женщина. Но на некоторых лодках и женщины гребли. Забавны головные уборы: у мужчин ковбойские шляпы, а у женщин на голове намотан широкий и длинный, но не как у других женщин, не как чалма, а больше напоминает воронье или орлиное гнездо. Тем же вечером попадаем на шоу по случаю праздника огня. Тут, похоже, и огнепоклонники побывали. Кадрия вычитала, что религия наси — это вроде как религия бон. Не знаю, не проверял. Но Тибет тут рядом, а южный путь называют не шёлковым, а мача — путь лошади и чая: туда везли чай, а обратно — лошадей, ну, и, как я понимаю, молочное всё. Понравилась мне их письменность дунба, по которой названа и сама их культура. У нас гидом по Юньнани был молодой человек, китайское имя которого я не запомнил, а европейское он взял себе — Винсен (или Винсент, не знаю).

Кстати, на этот раз у нас русскоговорящий гид был только в Пекине, ну и наша Наташа (Мин Хайчжэнь), конечно. В Лушани гид с именем Кун Пи (потомок Конфуция в 72-м поколении) говорила только по-китайски, в Сычуани и в Юньнани гиды были англоговорящие. В прошлых поездках по-русски говорили в Сиани, в Чунцине, в Гуйлине, в Шанхае и, если мне не изменяет память, в Цюйфу. На Великой китайской стене в этот раз школьники демонстрировали нам своё знание английского, чтобы сфотографироваться с нами: сначала девочки, потом мальчики осмелели. Видя такое дело, и взрослые подтянулись. А в Храме Неба в Пекине проходила группа дошколят из международного детского сада, естественно, с английским языком.

Так вот, Винсен первым делом объявил нам, что он наполовину ханец (по отцу), а наполовину наси. В музее на стене — красивая надпись пиктографического письма, практически рисунков. Это запись мифа-сказки, которую Винсену в детстве рассказывала его бабушка. Если правильно помню, это вариант мифа о потопе и Ное. Только тут местный Ной, кажется, никаких пар чистых и нечистых не брал, а после потопа ему было велено выбрать в жёны девушку с горизонтальными зрачками. Но первой попалась девушка с вертикальными зрачками, которая и стала его женой. (Интересно, откуда девушки взялись, если все погибли? Но такие вопросы в мифах нельзя задавать.) Я уже плохо помню всю историю, может быть уже и напутал что-то.

Продолжу говорить о китайцах. И по прошлым поездкам мы помнили гвалт многочисленных толп китайских туристов (других-то не было или почти не было), помнили стройные колонны китайцев, сходивших с палубы корабля в Байдичэне или выходивших на улицу после шоу шаолиньских монахов и строившихся перед автобусом в Пекине (правда, в первом случае и, если правильно помню, во втором тоже это оказались тайваньцы, но всё равно ведь китайцы), глядя на которые один наш товарищ заявил: — Нет, этот народ не победить. И опять — толкучка и гвалт в самых красивейших местах Китая. На этот раз это было на горной тропе в Лушани. Крики, громкий разговор, бесконечные фотосъёмки и селфи. Не протолкнуться. И оглушающе, особенно на следующий же день после тишины (если не считать цикад) у гробницы Тао Юань-мина. И что же это они так кричат? — спрашивал кто-то из нас. А Кадрия потом объясняет: — Ну, у них же тоновый язык. Как же тона шёпотом передать? Не знаю, правильно объясняет или нет.

Конечно, все были очарованы Гую Юем и Хао Эрци. По-моему, даже наши гиды, Наташа (Мин Хайчжэнь) и пекинский гид с русским именем Роза, несколько прибалдели от нашей встречи, когда мы, наверное, полчаса только и делали, что обменивались бесчисленными подарками. Гу Юй же не только что-то подарил Наташе, но и написал потом стихотворение «不一样的导游» — «Необыкновенный гид»:

明海珍
不一样的导游。
伊戈尔和卡德丽雅
三次来中国,
都是她陪伴。
明海珍
不是普通的导游,
她是最可靠的朋友

Мин Хайчжэнь —
Необычный гид.
Игорь и Кадрия
Третий раз в Китай приезжают,
И она их сопровождает.
Необычайный гид —
Светлая Морская Жемчужина —
Самая надёжная в дружбе!

Не знаю, правильно ли я чувствую, но я чувствую в современных китайцах (хотя я знаком со слишком малым числом китайцев, чтобы делать такие обобщения, но об этом же и другие люди пишут) интересное сочетание древней традиции («китайские церемонии») и современной раскованности. Только второе —  и у человека подчас сносит «крышу», выветривая мозг, а только первое — и зашоренный мозг чахнет, не проветриваясь. В обоих случаях комично и скучно.

В памяти мелькают случайная встреча на выставке живописи в Пекине в предпоследний день нашего пребывания в Китае — встреча с Хао Эрци и его очаровательной женой, старик в парке в горах Лушань, в книжном магазинчике быстро и ловко заполняющий длинные свитки каллиграфией по желанию и заказу публики (200 юаней за свиток), маленький мальчик под каменным слоником на горе Эмэй с гаджетом в руках, хозяин заведения в Лигу, где нам готовили в «самоваре» рыбу с мясом, пожелавший сделать селфи со мной, видимо, в целях рекламы своего заведения, моложёны-приколисты в Шухэ — она с ковбойским кольтом в руке, он с сигарой, молодой гребец на лодке на озере Лигу — в ковбойской шляпе и с сигаретой в зубах, усердно гребущий, и его товарищ постарше в бандане, загорелые дочерна, старик Ци Байши, глядящий на нас с больших фотографий на большой тематической выставке его работ в Пекине…

А Кадрия не перестаёт рассказывать друзьям о том, как тепло нас принимала наша Наташа (Мин Хайчжэнь) вечером того же дня, когда встречались с Гу Юем и Хао Эрци. Ещё утром Наташу подвозил до нашего отеля её муж (вот забыл его имя), которого мы помнили по второй нашей поездке в Китай, когда он, их сын и Наташины папа с мамой приехали на Хайнань, когда мы там отдыхали ближе к концу путешествия. Он нас тоже, оказывается, помнил. Они привезли мне большую стопку китайской бумаги. Её потом пришлось сдавать в багаж, когда возвращались в Москву, потому что не помещалась в чемодан, но, слава богу, всё обошлось. А вечером, дома у Наташи нас ждали её муж, сын, отец (мама была в отъезде у себя на родине в Муданцзяни) и пятилетняя дочка Лиза. Мы пили чай, а Лиза пела нам песни, дарила свои рисунки, а потом — каждому по цветку, долго и вдумчиво выбирая для каждого свой цветок только по одному ей ведомому критерию. Ужинали все вместе в ресторане. Китайцы обожают ходить по ресторанам и принимать там гостей, это мы ещё по прошлым поездкам поняли. Наташа объясняла: — Дома я могу приготовить два-три блюда, но ведь надо не меньше восьми, чтобы угостить друзей всем, чем хочется. За этим ужином китайская водка оказалась необыкновенно хороша, в прошлых поездках мы как-то пробовали, но нам не понравилось — парфюмерия. Когда мы после путешествия вернулись в Пекин, я спросил Наташу: — Где можно купить такую водку? На утро она принесла нам две бутылки: одну нам с Кадриёй, а другую — тем четверым друзьям в Москве, которые приезжали в Китай с нами 11 и 9 лет назад, а в этот раз не смогли. Кстати, Наташа живёт на окраине Пекина, но это совершенно элитный район: за забором с проходом по электронному ключу, ручейками и прудиками, цветами и деревьями во дворе, короче говоря, с имитацией китайского сада. А по поводу хутунов Наташа сказал: теперь те хутуны, что рядом с Гугном, — это элитный район и дома там стоят очень дорого. Мы видели эти хутуны. Вообще, я уже давно заметил: то, что раньше считалось плебейским, даже нищим, но имело своё очарование, становится в будущем самым престижным и дорогим. Будь то хутуны в Пекине, Яффа в Тель-Авиве или хаш в Армении.

Кадрия говорит: — Ну, вот кто мы Наташе, казалось бы? А оказывается, мы подружились, и нас принимали как старых добрых друзей. Нас с Кадриёй и заодно всю нашу группу.

А жизнь в Китае дорожает, это мы поняли, сравнивая с прошлыми поездками. И юань вырос с 6 до почти 10 рублей. Наташа говорит, что теперь разрешили в городе (в деревне и раньше можно было) иметь двух детей, а молодёжь теперь сама не хочет, потому что очень дорого. Дорогие детские сады. Школа бесплатно, а детсады и вузы платные. Китай сейчас переориентируется с внешнего рынка на внутренний, а это как раз и ведёт к подорожанию. Ведь цены должны выравниваться с теми странами, куда Китай поставлял свои товары на экспорт, а поставлял он по всему миру. Короче говоря, благосостояние китайского народа растёт, что для нас, россиян, означает, что поездки в Китай становятся всё дороже и дороже, потому что у нас как-то благосостояние не очень-то растёт. Я ещё помню: в начале двухтысячных можно было прочитать, как пропутешествовать по Китаю за 200$, конечно, останавливаясь не в пятизвёздочных отелях, обедая не в дорогих ресторанах и путешествуя не на самолётах, но всё же. Сейчас, разумеется, всё иначе. Да и как без самолётов при таких расстояниях. У нас было два внутренних перелёта, а они дорогие.

В этот раз гораздо меньше мы видели портретов и бюстов Мао Цзе-дуна в магазинах, на развалах. В этот раз мне не удалось купить цитатник Мао Цзе-дуна на русском, свой я подарил Владимиру Микушевичу (Артём Кобзев его знает как переводчика, он упоминал его в своих статьях). Вообще, спокойное и уравновешенное отношение китайцев к своему прошлому достойно подражания. Как там товарищ Си сказал? На 70% Мао Цзе-дун был прав, на 30% — не прав. Вот хоть стой, хоть падай: при такой чисто китайской формулировке исчезает почва для конфронтации. В книге «Российское китаеведение. Устная история» С.А. Торопцев в своём интервью вспоминает Елизавету Павловну Кишкину (китайское имя Ли Ша), вдову Ли Ли-саня, как в 1988 г. вместе с их дочерью Аллой и её мужем Валерием они проезжали мимо тюрьмы, где при Мао Цзе-дуне Ли Ша с дочерьми сидела в камере. И пишет: «я довольно прямолинейно спросил: «Вы ненавидите Мао Цзе-дуна?» — и услышал примечательный и мудрый ответ: «Нет. Не он, так другой нашёлся бы. К этому вела история».

Я пишу этот текст 7 января 2019 года. Казалось бы, совсем недавно в этот день отмечали годовщину октябрьской революции 1917-го года. Сегодня день прошёл незамеченным. От бесконечных речей — к бесконечной тишине. А в обществе не утихают споры: праздновать или проклинать? И никто даже не пытается «подсчитать проценты». Должно быть 100% и всё тут: либо 100% «за», либо 100% «против», а третье — от лукавого. И история у нас должна вести туда, куда положено, а если нет, её надо переписать.

Но это начинаешь понимать ближе к старости (хотя не все со мной согласятся). Как писал Бо Цзюй-и (по Эйдлину),

Когда в Цзянчжоу по ночам
я слышал тихий чжэн,
Седеть я только начинал —
и слушать не хотел.
А вот сегодня час пришел —
я бел, как белый снег.
Играй на чжэне до зари —
я разрешу тебе. 

А я уже в Москве написал по этому поводу, ну, может быть, не совсем по этому, но близко, вот такие строки, как и положено, в полном противоречии с упомянутым выше раздражением бесконечными буддийскими заморочками.

У меня болела нога.
Я сидел и ёрзал,
пытаясь принять удобную позу.
Выпрямил спину,
положил ладони на колени.
Задумался, перестал думать.
И боль тихонько ушла.
И тут я понял,
что сижу точно так, как
Большой Будда в Лэшане,
который сидит уже тысячу лет,
выпрямив спину
и положив ладони на колени.
Наверное, ему тоже
больно.

我一条腿疼。
坐着,左右摇晃,
力图保持姿态稳定。
脊背挺直,
两只手掌抚摸膝盖。
控制心绪,开始入静,
疼痛竟然逐渐减轻。
此刻豁然领悟
如果坐姿
像乐山大佛,
佛已经坐了千年,
挺直脊背
双手抚摸膝盖,
大概,佛
因悲悯而心痛。

7 января 2019 года