Игорь Бурдонов

Свобода в тексте

Газета «Литературные известия» 06 (98), 2013

альманах "СЛОВЕСНОСТЬ 11, 2016", МОЛ

Сначала мы думали, что нам не хватает свободы текста. Но теперь, чем дальше, тем больше, мы понимаем, что нам не хватает свободы в тексте. Первое, что мы делаем: пытаемся стряхнуть с себя русский язык: нарушаем синтаксис, игнорируем знаки препинания, коверкаем орфографию, утрируем лексику. Но результатом становится лишь понимание того, что язык здесь не при чём: ничего не меняется: выйдя за рамки правил, мы не обретаем свободу, разве что её иллюзию, что даже хуже несвободы. Не язык, и вообще не внешние ограничения лишают текст свободы, а ограничения внутренние: те схемы, что выросли в нашем сознании, как вырастают кристаллы в насыщенном растворе. Поначалу такие условные схемы даже вопринимаются как безусловный закон: только так и можно писать. Потом мы обнаруживаем, что писать можно иначе. И стараемся избавиться от схем. Но от схем избавиться нельзя, можно лишь заменить одну схему другой. И мы пытаемся придумывать схемы. Но схемы нельзя придумать, их можно лишь увидеть в тексте. Первый свободный текст пишется в бессознательном состоянии, потом в нём открывается схема, потом по этой схеме пишутся другие тексты. Они ещё долго будут свободны, потому что свобода имеет большую инерцию, и лишь по прошествии длительного времени свобода превращается в отсутствие свободы, а схема – из пути к свободе, в путы свободы.

Речь не идёт о свободе сознания, это отдельная тема. Речь о том, что при вербализации свобода не передаётся, и на том конце передачи, в тексте её нет. Человек ведь не думает и, тем более, не чувствует словами, тогда как текст – это слова, и ничего больше. Попытки применять разные шрифты, отступы, размеры букв и т.п. всего лишь расширяют алфавит, в котором написан текст, и больше ничего. Думать, что, расширив алфавит, мы сможем выразить всё то, всю ту свободу, что не могли выразить ранее, – это иллюзия. Человек вообще не мыслит и, тем более, не чувствует в каком-то алфавите, пусть даже бесконечном. Я даже думаю, что когда и если мы полностью расшифруем тот механизм, по которому работают нейроны головного мозга, и «разложим» тот компьютер, что находится у человека в голове, мы ничего не поймём. Потому что даже компьютер сам ничего делать не может, делает программа, в него заложенная. Но, думаю, для человеческого сознания дело программой не ограничивается. Всегда останется нечто, не поддающееся расшифровке. В тексте же то, что не поддаётся расшифровке, – это пробелы между словами, предложениями и фразами, т.е. отсутствие текста. Это отсылка к автору текста, потому что у него-то в голове в этом месте не пусто, хотя и туманно, может быть. Но эта отсылка, эта ссылка пустая, в тексте лишь сам факт ссылки, по ней нельзя «кликнуть» и получить доступ.

Чувству свободы часто мешает чувство реальности. Когда ты описываешь любимую (например, персонажем твоего текста) женщину, тебе самому хочется заняться с ней любовью (а если не хочется, то в чувства твоего персонажа никто не поверит), а вместо этого ты пишешь текст. Это означает, что описывать нужно совсем другое. И так про всё. Но тогда о чём же писать? Только о том, что не имеет отношения к реальности и, следовательно, тебя не волнует. Но тогда ты вообще ничего не напишешь, да и зачем? То, что я сейчас написал, – это схема. И она не даёт свободы в тексте. Значит, её нужно заменить на другую схему. Какую? Какая схема позволит вклиниться в поток между сознанием и реальностью, чтобы родить текст?

Такой текст должен иметь два смысла: один буквальный, а другой угадываемый, причём второй противоречит первому. Ведь свобода существует лишь там, где есть противоречие, напряжение между противоположностями, она всегда на перекрёстке с двумя указателями: «налево пойдёшь», «направо пойдёшь», но когда пойдёшь, свобода тут же исчезнет, останется позади тебя, на перекрёстке. Только не пытайтесь воплотить эту схему в жизнь, т.е. в текст: я уже говорил, что текст первичнее схемы, в нём обнаруживаемой. Иными словами, текст не сводится к схеме, хотя без схемы его не напишешь. Бессознательное состояние рождает текст примерно так же, как обезьяна, случайно нажимающая кнопки клавиатуры. Схема всего лишь говорит, что должно быть, но не говорит как. А художественный текст (любой текст художественный, хотя, может быть, плохой или очень плохой) – это только как, и совсем не важно, что.

Такой текст должен мерцать, у него как бы нет чётких очертаний. Написано одно, а читается другое. Может быть, в этом причина столь «нездорового» интереса пишущих к разного рода техническим фокусам: палиндромам, анаграммам, акростихам и т.п. Но если вы пишете такой (т.е. хороший, со свободой внутри) текст без фокусов, то это означает лишь, что ваши фокусы более изощрённы и невидимы. Это уже почти магия. Ведь магия – это возможность делать обычные вещи необычными способами. Можно вылить из кувшина воду и налить в него вино, а можно превратить воду в вино. Результат один, но достигается разными способами. Если вы выливаете и наливаете, это плохой текст, его и писать не стоило, а если превращаете – хороший. Почему?

Наверное, потому, что результат – не важен. Важно, не что, а как. Не что написано, а как написано. Не что прочитано, а что не удалось прочитать, т.е. разгадать. Важны не ответы, а вопросы. Текст – это ответ, превращающийся в вопрос в процессе чтения. И может быть (высший класс!), совсем не в тот вопрос, с которого начал написавший текст. Как сделать, чтобы текст, который вы пишете, был умнее вас? Потому что, если он глупее, то зачем вы его написали, тогда лучше предъявите себя вместо текста. Литература умнее реальности, правда только до тех пор, пока она (литература) об этом не догадывается. Чтобы быть умнее, она должна думать, что она глупее. Похвала глупости и сердце глупого человека, как оно тёмно! Ум сродни бытию, а глупость – небытию. Бытие – лишь пена на поверхности небытия, которое означает всё, тогда как бытие означает лишь то, что есть. Из этих тёмных глубин рождается всё светлое. Чтобы рождать свет, текст должен быть тёмным. Но, конечно, не настолько тёмным, чтобы его нельзя было прочитать.

В этом месте нужно без всякого предупреждения, «без объявления войны» медленно и плавно (а может быть, быстро и резко) перейти к примеру «такого» текста, не к примеру, а просто писать «такой» текст. Дабы практикой подтвердить теорию, чтобы не быть голословным и т.п. Ха-ха! Если бы так можно было сделать, зачем бы я писал всё, что выше? Я бы просто написал «такой» текст.