Игорь Бурдонов

ОБРЕЧЁННЫЕ НА ДУЭЛЬ

Серия "Новая проза. Время московское", выпуск 1 "Похмелье олигарха". 2007

Он шёл по траве. По мягкой и сочной. Под подошвами ботинок пружинила и причмокивала свежескошенная трава.

Другой шёл по каменистой дороге. Дорога поворачивала налево и направо. Под подошвами ботинок на поворотах пощёлкивала сухая галька, как пощёлкивают счётчики и переключатели. Подобрал камень с выемкой, будто специально выделанной под большой палец руки и отшлифованный тонким песком. Похожий на скульптуру черепа.

Они шли навстречу друг другу. Между ними были две горы, два леса и четыре луга.

Войдя в сосновый лес, он нашёл палку, похожую на монашеский посох с набалдашником в виде узловатого корня, сжатого в кулак и отполированного сухим ветром. Взяв палку и вглядываясь в решётку, образованную горизонтальными лучами восходящего солнца и вертикальными стволами сосен, он подумал, что, может быть, не придётся убивать другого. Может быть, удастся просто прогнать, заставить уйти из этого мира.

Другой прислушался к своим чувствам и решил, что убьёт быстро, чтобы он не мучился, потому что не обнаружил в своих чувствах ненависти. Только необходимость. Поэтому на последнем повороте дороги подобрал ещё один камень, похожий на скульптуру черепа, чтобы ударить с двух сторон и наверняка. И пошёл по высокой траве, доходящей до пояса, стараясь не наступать на головки цветов и слегка дурея от их запаха.

После соснового бора он пересёк вересковую пустошь и стал подниматься в гору. Посох был тяжёлым и не столько помогал идти, сколько мешал. Но это было оружие, которым следовало защитить мир. Все эти скошенные травы, сосны и вереск.

После цветочной поляны другой вошёл в берёзовый лес. Камни перекатывались в руке, скользя друг по другу, меняясь местами по кругу, который не хотел останавливаться, хотя пальцы уже устали от непрерывного движения. Прислонившись к стволу широкой берёзы, другой испачкал куртку белой корой, но не заметил этого, погружённый в созерцание белого света. Камни придавали уверенность, что свет не померкнет, и в мире всё останется по-прежнему: и камни, и цветы, и берёзы.

Поднявшись на гору, он сел на камень, чтобы отдохнуть. С перевала открывался вид на широкую долину, на другом конце которой ему почудился другой, выходящий из березняка на край последнего луга. Во всём виноват тот, кто придумал этот мир, который он должен нести на плечах, как улитка несёт на себе свой домик так же, как человек несёт на себе свою кожу. Здесь нет места для другого, а он лишён выбора.

Выйдя на край заливного луга, другой присел на ствол поваленного дерева, чтобы отдохнуть. На другом конце луга уходила вверх пологая гора, на гребне которой на камне сидел он. Так показалось другому, хотя, может быть, это была игра света и тени в скалах. Ощущая себя улиткой, на плечах которой покачивается мир, другой чувствовал, что смысл этого ускользает. Если бы тот, кто создал мир, оставил выбор, смысл стал бы понятен. Но выбора не было и не было смысла в том, чтобы он в мире был он, сидящий на гребне горы.

По физическим законам мира встреча должна была произойти на берегу реки, разделявшей мир надвое.

Он вышел на свой берег чуть ниже по течению.
Другой вышел на другой берег чуть выше по течению.

Река была узкой и мелкой с быстрой прозрачной водой.

Противники увидели друг друга и стали сходиться. Под подошвами ботинок громко кричали ракушки улиток, которыми были усеяна оба берега реки. Их крик заглушал еле слышный плеск бегущей воды и был подобен рокоту боевых барабанов и голос военных труб.

Он поднял посох и ударил узловатым кулаком, отполированным сухим ветром.
Д ругой поднял два камня и ударил их черепами, отшлифованными тонким песком.

Зеркало раскололось и его осколки убили обоих.

Он перешёл реку и удалился от места сражения, не оглядываясь и не радуясь победе.
Другой перешёл реку и удалился от места сражения, не оглядываясь и не радуясь победе.

Из последних сил он добрался до каменистой дороги и упал на повороте.
В ушах его громко щёлкала сухая галька.

Из последних сил другой добрался до скошенного луга и упал на его краю.
В ушах его громко чмокала сочная трава.

Перед тем, как забыть, оба подумали: мир восстановлен.
В мире был слышен лишь плеск бегущей воды.

28 мая 2005