Игорь Бурдонов РЕЛИКТОВОЕ ИЗЛУЧЕНИЕ

 

 

ПРОЛОГ

 

История началась 20.000.000.000 лет назад: в результате Большого Взрыва родилась Вселенная.

Вначале был Горячий Свет. Он разлетался в разные стороны и остывал. Свет рождал "кирпичики Мироздания". Из этих "кирпичиков" строились атомы, из атомов - молекулы. Образовалось Вещество.

А Свет летел и летел, дальше и дальше, и становился всё холоднее и холоднее. Он и сейчас летит - совсем холодный и безучастный. Реликтовое излучение...

История продолжалась. Горячее вещество распалось на большие сгустки - Галактики. Галактики дробились на мелкие капельки - Звёзды. Они кружились хороводом.

Эта Звезда называлась Солнце. От неё отлетели брызги - Планеты. Они кружились вокруг Солнца. Это было 5.000.000.000 лет назад.

Третья планета - Земля - эта расплавленная капля - крутилась в холодном пространстве и остывала. Она покрылась каменной корой, она окуталась газом и паром. Пошёл дождь и возникли моря и океаны.

История продолжалась. Длинные молекулы, похожие на червяков, копошились в воде. Они учились рождаться и умирать - возникала Жизнь. Отныне История писалась буквами аминокислот. Этой летописи 3.000.000.000 лет.

Жизнь ветвилась как дерево. Уркариоты отделились от общего ствола и вступили в симбиоз с аэробными бактериями, а кое-кто - с цианобактериями. Так возникли эукариоты: растения, грибы и животные. Рыбы вылезли на сушу, появились насекомые и лягушки. Динозавры толпами бродили по поверхности планеты. Мелкие грызуны превращались в млекопитающих и вытесняли гигантов. Птицы парили в небе и видели сверху: антилопы мчались подобно ветру, и тигр поджидал их в зарослях. 1.000.000 лет назад появился Человек.

История стала писаться в памяти людей. Человек бил зверя, ловил рыбу и собирал коренья. Он обтёсывал камень и делал орудия и оружие. Человек научился воевать. Он приручил зверей и стал их пасти. Он обрабатывал землю, строил дома и добывал железо. Появились народы, империи, рабы и письменность. Горел Древний Рим, горели костры Инквизиции, в России произошла революция.

На окраине Московской губернии, в деревне Шепилово, в крайней избе, на кровати с пологом спала крестьянка Мария. Её муж, крестьянин Кузьма, не выспавшийся после брачной ночи, сидел на крыльце, дымил самокруткой и всматривался в розовеющий горизонт. Было раннее утро. В чреве Марии происходило таинство жизни: длинные молекулы кружились в загадочном танце, разбившись по парам.

История продолжалась. Зародыш рос: он был рыбой, лягушкой, динозавром и медленно превращался в человека.

 

РОЖДЕНИЕ

 

Лепестки яблонь опускались на землю. Свет проходил сквозь них белый и холодный. Как реликтовое излучение, о котором, впрочем, Мария так никогда и не узнает. Она смотрела в окно и думала: Бог меня видит!...

Мария снова почувствовала, как сжимаются её внутренности.

- Давай, милая, давай! - закричала бабка Полина и обеими руками упёрлась ей в живот.

- Раздавит! - испугалась Мария и тут что-то сильное стало давить её изнутри и выворачивать наизнанку. Она закричала, силясь освободиться от этого и теряя сознание от боли.

Крик Марии затихал и вдруг возник снова: звонкий и громкий. Она зажала рукой рот, но крик всё звенел и звенел в в ушах.

- Как же я кричу с закрытым ртом? - не понимала Мария.

- Ух ты, какой голосистый! - говорила бабка Полина: - Смотри, Кузьма, какого тебе Мария Ивана громкого выносила.

Новорождённый открыл глаза и сразу замолчал. Вселенная впервые смотрела на себя глазами Ивана Кузьмича. Пока что был виден только белый холодный свет, проходивший сквозь лепестки яблонь.

 

ДЕТСТВО

 

В детстве Ивана Кузьмича всегда было лето.

Дуть к Дурному Озеру не близок. Рано утром надо выпить стакан парного молока, съесть ломоть хлеба и можно отправляться, пока мать не нашла какого-нибудь хозяйственного занятия.

Сначала по дороге через овраг и в поле. Центр поля достигается в тот момент, когда солнце встаёт между верхушек двух самых высоких елей и его лучи падают на деревню. Здесь нужно постоять и посмотреть назад. Поле надутым пузырём возвышается над деревней - вот-вот лопнет и что-то ужасное вырвется на свободу и обрушится на домики, садики, кур, гусей, собак и людей. Иван Кузьмич пристально смотрит на землю под ногами: всё в порядке - в плотной звонкой глине нет ни единой трещинки. Солнце припекает затылок - надо идти дальше.

За полем смешанный лес: здесь всё перемешано: и ели, и берёзы, и кусты, и муравейники, и цветы на полянах, и комары, и шмели. Тропинка - уже не дорога - петляет, кружится и прошивает насквозь зелёную-жёлтую-бурую-белую-красную и снова зелёную пестроту. Голова шалеет. Хочется упасть куда-нибудь - лес всё равно будет кружиться над головой.
Почти без перехода - через просеку - сосновый бор. Здесь только сосны. Стоят редко, с достоинством. Никаких кустиков или цветочков под собой не терпят. Высокие - шея болит. Тихо. Солнечные лучи не рассыпаются в мелкие брызги, а цельные, прямые косо спускаются меж стволов до земли. Ухватись за них - долезешь до самого неба, если хватит сил.

С крутого обрыва по мягкому сухому песку скатываешься почти до кромки воды. Вот оно - Дурное Озеро. Тёмное неподвижное.

Противоположного берега нет - озеро переходит в болото. Туда, под зелёный мох, под густую траву, под осиновые кустики затягивает неосторожных ныряльщиков. Там, в глубине, озеро продолжается под болотом и туда тянет и тянет тёмная сила: старый Водяной. Рассказывают, много людей с незапамятных времён нашло там погибель. Их тела неподвижно висят в чёрной воде, и ничего им не делается: все они как новые, только что утонувшие. А если достать человека оттуда, да положить на солнышке - обсохнет, встанет и будет жить дальше. Только никого не отпустит старый Водяной, пока сам жив. А живёт он уже тысячу лет и ещё тысячу жить будет.

Купаться в Дурном Озере не хочется.

Иван Кузьмич сидит на берегу и смотрит на болото. Болото уходит далеко-далеко. Никто никогда не ходил в эту даль. До самого горизонта уходит болото, а на горизонте видны тоненькие ровные ряды деревьев. Что за деревья - не известно. На болоте деревья не растут, значит, там, за далью - неизвестная земля.

Какая часть света в той стороне?

Солнца там никогда не бывает: ни утром, ни вечером. Небо за болотом всегда одинаковое, ровное и идёт оттуда свет белый и холодный. Как реликтовое излучение, о котором Иван Кузьмич пока ничего не знает.

Кто живёт там? На самом краю болота. Кто сидит на берегу и смотрит на болото? И кажется Ивану Кузьмичу: если взгляды их однажды встретятся, то вдруг произойдёт что-то чудесное, что-то такое, чего очень хочется, но неизвестно - что это будет.

Вот почему ходит Иван Кузьмич на Дурное Озеро. А вовсе не для того, чтобы купаться, как опасается мать.

 

ЮНОСТЬ

 

Она была стройная и тонкая. У неё были волосы, чёрные как ночь. Её глаза - как свет звёзд - загадочны и далеки. Она читала стихи. Она улыбалась робко. Она дрожала в его объятиях. От поцелуя они теряли сознание...

...Она оказалась пухленькой и рыжеволосой, как солнце. Она любила смеяться. Её звонкий смех приводил Ивана Кузьмича в некоторое недоумение. Она сама обняла его и поцеловала. И засмеялась.

- Это не она. - удивлённо подумал Иван Кузьмич и остановился посреди поля. Он вспомнил какая она горячая и ловкая. Это было приятно.

- Ночью надо спать. Иди домой. - сказала она и засмеялась. Потом поцеловала Ивана Кузьмича и шепнула: - Приходи завтра.

Над головой стояли звёзды. Не глазами - всем существом своим чувствуешь тот долгий путь, что прошёл звёздный свет. Он заострился, потерял в пути всё лишнее и случайное и стал пронзительным, как взгляд. Кто смотрит с далёких звёзд на Ивана Кузьмича? Если взгляды их встретятся...

- В детстве я хотел стать астрономом. - подумал Иван Кузьмич. Небо вспыхнуло белым холодным светом. Вспышка повторилась. Будто белые птицы взмахивали в небе крыльями зарницы. Август месяц.

Со стороны деревни раздался громкий протяжный крик.

- Что случилось? - подумал Иван Кузьмич.

Но это было всего лишь начало песни. Заиграла гармонь.

- На свадьбе гуляют. - понял Иван Кузьмич: - А мне завтра на работу рано вставать.

Иван Кузьмич вспомнил горячую и ловкую, рыжеволосую, как солнце, усмехнулся и зашагал домой торопливо. Неюо ещё помахало белыми крыльями и затихло. Звёздный свет так долго идёт до Земли, что звёзды, пославшие его, успевают потухнуть.

 

ВОЙНА

 

- Ты что же, сукин сын, в воздух стреляешь? Фрица жалко? Не можешь в человека стрелять? Да какой же он, фриц, человек? Он нас жалеет? Он Петра Соловкова пожалел? Сашку Мурина пожалел? Он лейтенанта нашего пожалел?: Дурак ты. Увижу ещё раз -убью.

Сержант замолчал, подумал, сплюнул и добавил: - Я не шучу.
И пошёл дальше по окопу. Злой, чёрный, усталый.

- Выстрелю - закрою глаза и побегу дальше. Чтобы не видеть. - думал Иван Кузьмич: - Выстрелю и побегу. Что ж я?...

Свет был белым: под белым небом - белое поле. Снег был рыхлым. - бежать трудно. Стояла тишина и Иван Кузьмич слышал своё неровное, свистящее и хрипящее дыхание. Потом стали стрелять, ревел пулемёт, грохнули взрывы и Иван Кузьмич перестал слышать. Вдруг людей стало больше: Немцы! - понял Иван Кузьмич. Прямо перед ним словно из-под земли вырос человек. Иван Кузьмич выстрелил и зажмурил глаза. Через три шага он споткнулся, запутался в шинели и упал в снег. Совсем рядом - только руку протянуть - лежал убитый немец и смотрел на него, будто говорил:

- Что ж ты, Иван Кузьмич, убил меня? Ведь мы с тобой даже не знакомы.

- Ты чего лежишь? Ранен? - сержант сильно тряс Ивана Кузь-мича за плечо: - А ну вставай, сукин сын!

Иван Кузьмич встал и побежал. В цепи, растянувшейся по полю, закричали: - Ураааа!

- Ураааа! - кричал Иван Кузьмич: - Урааа!

Иван Кузьмич выстрелил ещё раз. Потом ещё. Немцы отступали.

- Здорово мы их! - подумал Иван Кузьмич. Ему стало весело. Бежать стало легче. Впереди упал сержант. Убили? Иван Кузьмич побежал к нему. Сержант лёжа махал рукой и что-то кричал. Чего он кричит? Ранен? - думал Иван Кузьмич. И тут он увидел, как молодая ёлка с общипанными веточками выскочила из земли и поплыла к нему по воздуху. На её месте снег вдруг разом растаял и земля как-то странно раздалась в стороны, образовав глубокую воронку. Иван Кузьмин и сам поднялся вверх, руки его схватились за зелёные иголки, и он поплыл вместе с ёлкой по воздуху. Белое небо и белая земля, схватившись друг за дружку, закружились вокруг Ивана Кузьмича, завертелись, сливаясь в белый холодный свет...

...Вдруг кружение остановилось, и на Ивана Кузьмича стали смотреть большие глаза.

- Что поделаешь, это война. - хотел сказать Иван Кузьмич, потому что подумал, что это смотрит на него немец, которого он убил. - Какая белая у него борода. - подумал Иван Кузьмич: - Вся седая. - Но это была не борода, а марлевая повязка.

- Очнулся? - спросила марлевая повязка: - Живучий ты, парень!

Иван Кузьмич закрыл глаза, и белая метель закружила его, окутала белым светом. Исквозь этот свет всё смотрели на него большие глаза, словно рты, раскрывали свои зрачки и спрашивали: - Очнулся? Очнулся? Очнулся?...

 

ЗРЕЛОСТЬ

 

Иван Кузьмич медленно перелил в себя содержимое стакана, подумал, выдохнул воздух и откусил зелёную, в капельках воды стрелку лука. Попробовал щи - горячие.

- Так вот, и суёт он мне эту бумажку. Поскольку, говорит, председатель ваш заболел, придётся вам выступить. А что говорить - тут написано. Краткие тезисы. Вы, говорит, не волнуйтесь: прочёте, что написано, и всё хорошо будет.

Ладно, сунул я эту бумажку в карман. Чего мне волноваться? Ну, сначала разные другие выступали, а я сижу - бумажку читаю. Потом слышу -меня вызывают.

- Ты щи-то ешь, - остынут. - жена поправила выбившиеся из платка волосы, облокотилась руками на стол и приготовилась слушать дальше. Волосы у неё были русые и сильно выгоревшие от солнца, так что начинающаяся седина не замечалась. Иван Кузьмич отхлебнул щей.

- Вышел я на трибуну. Гляжу в зал: народу много собралось, но и своих подмечаю. Пашка Комаров из Иванькова, Митька Шуев, Дарья из Верхней Вышки, ну и другие тоже. Чего ж я, думаю, врать им по бумажке буду? Вынул я эти тезисы и говорю: "Вот мне тут написали, что я говорить должен. Тут и цифры разные есть, сколько чего мы наработали в своём колхозе. Только я про другое хочу сказать." Ну, тут я про всё и сказал. И про коровник, у которого полкрыши провалилось. И про пшеницу за оврагами, что на корню сгнила. И про усадьбу агрономову...

- Ох, Иван - чего ты в это дело полез? - жена убрала со стола пустую тарелку из-под щей и стала её мыть в раковине.

- Да зло меня взяло - по бумажке говорить. В общем, всё выложил. Но ничего. В перерыве подходит ко мне этот самый товарищ из райкома. Улыбается. Вы, говорит, Иван Кузьмич хорошо говорили, только зря всё же бумажку ругали: там цифры правильные. Я отвечаю: цифры, может, и правильные, да только не в цифрах дело.

- За сеном надо съездить на вырубку. - сказала жена; - Неровён час, дождь пойдёт.

- Сейчас съезжу.

Иван Кузьмич вышел на крыльцо. Закурил папиросу. Покуривая, поглядывая на дорогу, по которой тарахтел трактор, Иван Кузьмич вспоминал своё выступление и усмехался.

Потом Иван Кузьмич запряг лошадь, взял вилы и грабли, позвал жену и поехал на вырубку. Вдвоём они быстро управились с сеном, но всё же, когда возвращались, солнце уже висело на горизонте. Оно было красное, как угасающая звезда. Про угасающие звёзды Иван Кузьмич прочитал в журнале "Наука и жизнь", который выписывал и любил читать, особенно про что-нибудь космическое или древнее.

Ночью Ивану Кузьмичу приснился сон.

По случаю угасания звёзд собрались со всей Вселенной представители на собрание. А на Земле все жители неожиданно заболели гриппом и тогда послали на собрание Ивана Кузьмича, как совсем не подверженного этой болезни. В огромном зале ярко светили прожекторы и висели лозунги на всех языках Вселенной: "Даёшь свет!". Иван Кузьмич сидел в зале и с интересом рассматривал соседей. Справа от него находился большой навозный жук, недовольно топорщил усы и нервно барабанил ножками по ручке кресла - видно, что-то ему не нравилось в выступлении ораторов. Слева на сидении стояли два сучковатых берёзовых полена. Иван Кузьмич в недоумении даже погладил их шершавую поверхность, но вдруг понял, что это женщина, и от смущения покраснел и незаметно вытер платком руку, испачканную белой пудрой.

Прямо перед Иваном Кузьмичем сидела его корова Машка, которую он в прошлом году отвёз на бойню. Она мерно ка-чала головой и что-то торопливо записывала в записную книжку.

- Машка, Машка! - тихо позвал Иван Кузьмич: - Ты с какой же звезды будешь?

- Машка повернула к нему свою рогатую голову и совсем не по-коровьи прошипела: - Не мешайте слушать, товарищ!

Иван Кузьмич попытался слушать выступавших, но ничего не понял - он не знал ни одного инопланетного языка. Ему стало скучно и он уже было задремал, как вдруг по-русски объявили: - А сейчас слово предоставляется представителю планеты Земля Ивану Кузьмичу.-

- Ну, сейчас я им всё скажу. - подумал Иван Кузьмич. Он поднялся на трибуну и начал говорить.

- Вот тут мне бумажку дали, в которой написано, что я должен говорить. Только я про другое хочу сказать. Много ещё у нас недостатков. Вот взять хотя бы коровник. Крыша у него совсем провалилась и что же? Кто-нибудь думает об этом? Беспокоится? Коровы под дождём и ветром стоят. Понятное дело, простужаются, все поголовно гриппом болеют. А какое от такой коровы молоко может быть, я вас спрашиваю? Плохое молоко!

И Иван Кузьмич стукнул кулаком по трибуне.

Тут в зале, поднялся шум, крики. Иван Кузьмич увидел, как корова Машка забралась с ногами на кресло и, засунув оба копыта в рот, засвистела по-разбойничьи. Тогда председатель собрания позвонил в колокольчик, и восстановилась тишина. А председатель - им оказался огромный зелёный спрут, похожий на того, что показывали на днях в телепередаче "Клуб кинопутешествий", - вразвалку подошёл к Ивану Кузьмичу, обнял его за плечи щупальцами и сказал:

- Эх, Иван Кузьмич! Что ты нам всё про коровник рассказываешь? Ты нам расскажи про угасание вашего Солнца. Как вы там к нему на Земле готовитесь? Какие у вашей цивилизации достижения имеются? Скоро ли с нами - инопланетными существами - дружбу начнёте заводить, чтобы совместно бороться с угасанием нашей общей Вселенной?

Иван Кузьмич растерялся: ни к чему такому он не готовился. Как на такие вопросы отвечать? Тут он вспомнил про бумажку, что лежала в кармане пиджака, и обрадовался. Уж там-то всё должно быть написано! Иван Кузьмич достал бумажку, развернул её, расправил аккуратно, прокашлялся... и вдруг увидел, что бумажка пустая. Чистая, белая, без единого слова, без единой буковки! Ивана Кузьмича бросило в холодный пот. А Спрут-председатель смотрел на него своими огромными глазами пристально и сердито. И весь зал, даже корова Машка, смотрели на Ивана Кузьмича и ждали...

Иван Кузьмич проснулся и сразу понял, что заболел. Видно, простудился на вырубке. Сон свой Иван Кузьмич забыл. Помнил только, что снилась какая-то чушь, а какая - не помнил.

 

СТАРОСТЬ

 

Когда умерла старуха, Иван Кузьмич переехал к сыну в город.

В городе Иван Кузьмич просыпался рано. Суетился, помогая собираться на работу сыну и невестке, а внуку - в школу. Потом мыл посуду и отправлялся в магазин за хлебом и кефиром. На обратном пути доставал из почтового ящика газеты. Иван Кузьмич садился в кресло, надевал очки и читал газеты. Он внимательно прочитывал все статьи: и про международное положение, и про сельское хозяйство, и на моральные темы. И незаметно для себя погружался в дрёму.

Проснувшись, Иван Кузьмич пил кефир, тщательно споласкивал молочную бутылку, клал её в сумку, чтобы на следующий день обменять в магазине на полную, и начинал бродить по квартире. Останавливался перед стеной с книгами. Брал одну, две, листал, рассматривал картинки и клал на место. Включал телевизор, наизусть зная расписание всех передач. Просматривал "Клуб кинопутешествия" или "Международную панораму" и выключал. Садился около окна и смотрел на улицу. С десятого этажа Иван Кузьмич рассматривал маленькие суетливые фигурки людей и игрушечные машины, похожие на те, что стояли в ряд на полке в комнате внука. Замечал - всегда в одно и то же время - в окне дома напротив молодую женщину, которая долго причёсывалась и одевалась перед зеркалом. Она задёргивала шторы всякий раз, как снимала халат перед тем, как одеть платье. Но Ивана Кузьмича это не интересовало, он и смотрел-то лишь для того, чтобы убедиться, что это будет так, а не иначе, в это время, а не в другое.

Днём прибегал из школы внук, стремительно съедал обед и убегал на улицу.

Вечером приходила с работы невестка, крутилась на кухне и просила Ивана Кузьмича не мешать ей, а идти отдыхать.

Потом приходил сын. Иван Кузьмич пытался обсудить с ним международное положение или, на худой конец, спортивные новости, но сын был совсем не в курсе. Он перебрасывался с невесткой малопонятными репликами о своей работе, а потом садился в кресло и утыкался в книгу - до ночи.

Перед сном Иван Кузьмич совершал прогулку между домами. Всегда по одному и тому же маршруту. Раскланивался с другими стариками, иногда останавливался поговорить с кем-нибудь из них, но чаще старался избегать таких разговоров: старики его не интересовали.

Спать Иван Кузьмич ложился позже всех и долго ворочался на постели, считая коров, пасущихся на лугу. Коровы разбредались в разные стороны, норовили зайти на гороховое поле, уходили к реке пить воду и поэтому подсчитывать их было утомительным занятием и скорее развевало сон, чем усыпляло. Иван Кузьмич отчаивался и засыпал.

 

СМЕРТЬ

 

Иван Кузьмич умер во сне.

Ему снился белый туман. Иван Кузьмич плыл в этом тумане и то и дело протирал глаза, но ничего не мог рассмотреть вокруг. Только белый холодный свет.

Вдруг послышались голоса. Кто-то крикнул Ивану Кузьмичу в правое ухо: - Очнулся? - Иван Кузьмич повернулся, но справа никого не было. А в левое ухо кто-то настойчиво шептал: - Вставай, сукин сын! Вставай, сукин сын! - Но и слева никого не было. А сзади громко смеялись, и сквозь смех едва можно было различить слова: - Ну-с, так что же вы нам расскажете, Иван Кузьмич? Ну-ка, расскажите, расскажите, Иван Кузьмич...- И со всех сторон: Давай, милый, давай!...

Голоса множились, перепутывались, окружали со всех сторон, сливались и постепенно превратились в одно ровное монотонное жужжание шмеля. Вдруг подул ветер, шум смолк, стало очень тихо. Иван Кузьмич увидел, что туман рассеивается. Последний порыв ветра - и последние клочья тумана исчезают.

- Наконец-то. - радостно думает Иван Кузьмич и осматривается вокруг, Но ничего не видит, потому что вокруг ничего нет.

 

ЭПИЛОГ

 

Ивана Кузьмича похоронили на старом погосте за деревней Шепилово Московской области.

Когда закапывали могилу, невестка заплакала, и сын отвернулся в сторону и снял очки. Странник с дубовой палкой и в широкополой соломенной шляпе остановился и молча наблюдал обряд погребения. Потом снял шляпу, подошёл ближе и деловито помог укладывать дёрн на свежий холмик земли. Когда все разошлись, странник нахлобучил шляпу, вытащил из-за пазухи початую бутылку и сказал:

- Ну, будь здоров... э... - странник всмотрелся в жестяную табличку. - Иван Кузьмич! - и запрокинув голову, допил остатки. Потом спрятал бутылку, покачал головой и отправился дальше.

Лето было жарким и тело Ивана Кузьмича разлагалось быстро несмотря на подземную прохладу. Осенью за дело взялись дожди. Они вымывали ткани. Дольше держались кости, но и они вскоре распались на молекулы. Круговорот веществ разбросал Ивана Кузьмича по всей Земле. Под действием солнечной радиации, землетрясений, извержений вулканов, космических лучей и отходов химических предприятий молекулы Ивана Кузьмича со временем распались на атомы. Атомы рассеялись по Солнечной системе, и космические силы долго дробили их на "кирпичики Мироздания".

Иван Кузьмич, хотя и стал чрезвычайно разрежённым, заполнил теперь собой всё пространство Вселенной. Белый холодный свет, остывший настолько, что уже не взаимодействовал с веществом, летел сквозь Ивана Кузьмича совершенно безучастно.

На этом закончилась история Ивана Кузьмича.

17 июля 1982