Первое стихотворение посвящено не только Конфуцию, но всем великим мужам ОСЕВОГО ВРЕМЕНИ. Это название - "осевое время" -придумал Карл Ясперс для обозначения времени примерно 500 лет до н.э., плюс-минус 300 лет, когда в разных концах земного шара появились выдающиеся философы и мыслители, учения которых во многом определили исторический путь человечества.

Китай: Конфуций, Лао-цзы, Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и др.
Индия: Будда, создатели Упанишад
Иран: Заратустра
Палестина: пророки Илия, Исайя, Иеремия, Второисайя
Греция: Гомер, Парменид, Гераклит, Платон, Фукидид, Архимед, трагики

Когда разжались звёздные пружины,
и птицы времени в пике теряли перья,
большие бородатые мужчины
шли по дорогам гибнущих империй.
   
Их не смущал холодный блеск мечей
и быстрый ветер колесниц.
Но им был дар невиданных речей
и неземного выраженья лиц.
  
И в звёздной тишине уединенья
они искали новый смысл слов.
И жёсткий свет рождавшихся Учений
воспламенял сердца учеников.
  
И умолкали речи полководцев,
сходили с трона гордые цари,
и люд простой, собравшись у колодцев,
восторженно кричал им: "Говори!"
   
И говорили - так, что было слышно
и камням гор, и водам рек.
Спускалось ниже небо вышнее,
и солнце замедляло бег.
   
Прошли столетья. В твёрдых переплётах
они стоят на книжной полке в ряд.
Слова безумные высокого полёта
в плену бумажном тихо спят.
   
Но в час ночной на звёздные спирали
свой телескоп наводит астроном.
Художник пишет неземные дали.
И музыкант толкает метроном.
  
Дрожат от напряжения пружины.
И птицы времени под облаком парят.
Усталые небритые мужчины
о чём-то непонятном говорят.

ЗАДУМЧИВЫЙ   КИТАЕЦ

  поэма о Конфуции

  Лидии Ивановне Головачевой, переводчице "Лунь Юя", с симпатией и уважением.

декабрь 1997

Тот, кто переводит Конфуция,
становится похожим на Конфуция,
даже если не разделяет
его причудливые взгляды.

Я знаю женщину, переводившую Конфуция,
хотя, казалось бы, Конфуций - мужчина,
огромного роста, с отвислыми ушами,
толстыми губами и выпученными глазами.

Все переводчики Конфуция похожи друг на друга,
но отличаются своим жэнь.
У одного это любовь к человеку.
У другого - милосердие.
У третьего - следование правилам.
У четвертого - дружелюбие.
У пятого - гуманность.
У шестого - способность управлять людьми.
Для женщины, о которой я говорил,
жэнь - это совесть.
Конфуций первым ее придумал.

Жэнь самого Конфуция
неуловима как лунный луч,
подобна туманной дымке.

Его учение подобно лису-оборотню,
который только кажется человеком,
а сам только что вышел из леса.
Хотя в глубине леса,
в самой чаще его,
меж корней тысячелетней сосны
как раз и скрывается природа человека.
Хотя раскрывается она
лишь в городах великих,
на поприще государственных дел,
что создают Историю
и славят Имя и Род в веках.

Лис, совершенствуясь в течении веков,
достиг пределов высших.

О, горные кручи и чащи лесов!
О, дикие звери и птицы!
Человек покинул вас навсегда.
Теперь он живет там,
где жизнь невозможна.

О, мудрые старцы, вернувшиеся назад!
Конфуций, сложив ладони,
почтительно кланяется вам,
и наставляет учеников:
"Держитесь от них подальше!"

В наш просвещенный век,
когда стерильная природа
вступает в город, идет по улице,
и входит в дом,
а, если что не так,
зеленые грозятся терроризмом,
Конфуций выпячивает губы
и развевает бороду по ветру,
совсем как старый лис,
взобравшийся на дикую скалу,
нависшую над пропастью, в которой
клубятся белые туманы.

Все переводчики Конфуция немного диковаты,
и танец иероглифов для них -
как ритуал, настолько древний,
что кровь трансцендентировалась в киноварь,
кость - в кисть,
плоть - в тушь,
и дух - в движение запястья.

Подобная культура
в наш век компьютерный
подобна горным кручам,
чащам лесным,
диким зверям и птицам.

Лис улыбается с экрана монитора -
портрет Конфуция
я сканером в компьютер ввел.

В кругу друзей беспечно рассуждая
о неисповедимости Путей,
об Истине, Начале и Конце,
в кругу семьи привычно практикуя
заботу и любовь,
и пряча труп в шкафу,
идя на выборы неслитною толпой,
или поодиночке в храм вступая,
кто думает из нас о Кун-Фу-цзы,
почившем двадцать пять веков назад?

Да, никто не думает.

Лис-оборотень видит в зеркале
лишь гладкое бритье мужчины
и крем тонированный женщины.

А между тем причудливый философ,
для славы которого, как высказался Гегель,
было бы лучше, если бы он ничего не написал,
опять вселился в чью-то душу.
И переводчик неизвестный,
остановив перо,
задумавшись над странным словом жэнь,
выпячивает губы, глаз таращит,
и мочка уха уже почти касается плеча.

Ну, что за вычурная мысль,
считать обычные любовь и дружбу,
почтение и уважение, и вежливость,
и просто правила приличия
за Высший Смысл и Ценность Бытия!

А как же запредельные высоты,
глубины духа, Смерть, Душа и Бог?

Лис, возвращаясь в лес дремучий,
свой след хвостом заметает.
Но все же можно
три иероглифа, написанные в древнем стиле,
на снежном поле разобрать:
"Держитесь от них подальше!"

Обманщик!
Он идет дорогой, прямой и ровной,
хотя кругом так много троп,
кружащих в поисках добычи!
Все переводчики Конфуция
от чего-то грустны и задумчивы.

Задумчиво летит по небу самолет.
Задумчиво ругается усталый Президент.
Задумчиво снимает одежды стриптизерша.
Задумчиво стреляет печальный террорист.
Задумчивые птицы клюют зерно из рук.
Задумчивый китаец рисует свой бамбук.

УЧЕНИК     КОНФУЦИЯ
          

      - Я прошу Вас за связку сушеного мяса
      древнюю мудрость мне передать.
      Не для того, чтобы владеть.
      Не для того, чтобы гордиться.
      Не для того, чтобы мудрым слыть.
      А для того, чтобы бурный поток переплыть,
      и на другом краю,
      и на другом берегу
      передать ее, не запачкав,
      другому ученику.

  
      Учитель ответил: О!
      Добиться этого невозможно!
      Но за связку сушеного мяса
      отчего не попробовать?

      
      Синие тучи прошли стороной,
      Успокоились ветви сосен.
      "А все-таки, как управлять страной?" -
      Ученик продолжил вопросы.

      Где-то вдали грохотала гроза,
      А здесь даже ветер стих.
      Старый учитель открыл глаза,
      И был его голос тих:

      "Искупавшись в водах реки,
      Ветру подставить грудь,
      И с песней в обратный путь
      Вместе с друзьями отправиться.

      Но если тебе не нравится
      Этот короткий ответ,
      Впереди у тебя много лет,
      Чтобы познать на практике,
      В чем истинный смысл политики."

СТРАНСТВИЯ КОНФУЦИЯ	

  
  Я жду, когда зацветут цветы деревьев,
  и на землю опустится круг зеркального неба.
  Я встану лицом на юг,
  буду слушать летящий звук возвращения крыльев.
  Я жду, когда потекут ручьи воды,
  и восточные ветры зажгут бронзовые огни.
  Все дороги-пути зарастут зеленой травой.
  Вижу я, как траву эту мнут круги колес.
    
       У коней копыта тонкие.
       А задние ноги белые.

  
  Повозка доверху полная деревянных книг.
  Погонщика резкий крик.
  Слепящий бронзовый блик.
  Обманчивый миг распался на свет и тень,
  на дымку и крик кукушки,
  на красные маки и звон цикад.
  Я жду, когда застучат листы деревянных книг
  грядущему наперекор.
 
     И воздух опустится с гор на гладь озер.
     Я жду, когда упадут плоды деревьев,
     и кверху поднимется круг зеркального неба.
     Я встану лицом на юг,
     буду слушать летящий звук покидающих крыльев.
     Я жду, когда потекут дожди воды,
     и с запада ветры зажгут бронзовые огни.
     Над гладью озер туман.
     Тяжелой росы холодны одежды.
     Трава надежды - глухой бурьян.
     Я жду, когда засвистят снеговые ветра,
     и в недвижимый лунный сад войдет земля.

   
     Я жду, когда закипит вода для чая.
     Я все забыл - я листаю
     листы деревянных книг.

Следующее стихотворение нуждается в некоторых комментариях.

Великое Чжоу клонится к концу.
Я древний китаец эпохи Чюнь-цю.
Ещё не рождён ни Христос, ни Иуда.
И Будда индийский ещё только будет.
По всей Поднебесной сражаются гуны.
И нет ещё Лао, и нет ещё Куна.

Я древний китаец эпохи Чунь-цю.
Я яшму свою поднесу мудрецу.
Бамбуковой книгой он долго стучит,
и тысячелистник в руках теребит.
Шевелит губами в седой бороде,
и так говорит: "Ты, китаец, в беде".

В Великой Реке холодеет вода.
"Скажи же, какая случилась беда?"
Гремит за Рекою большой барабан.
Там рубят и рубят могучий каштан.
О горе китайцу эпохи Чунь-цю!
Холодные слёзы текут по лицу.

Летят над равниною быстрые ветры.
Из леса выходят свирепые вепри.
Выходят на скалы большие лисицы.
Как быстрые птицы летят колесницы.
О вышнее Небо! В чём наша вина?
Опять на земле нашей будет война.

Летящая птица пробита копьём.
Суровые песни мы громко поём.
Совсем опустела родная община.
С рассветом уходят, уходят мужчины.
У ивовой рощи обломаны ветки.
Что скажут об этом высокие предки?
Кто вспомнит китайца эпохи Чунь-цю?
Лишь строчку оставит мудрейший Кун Цю.

Чжоу - одна из первых великих династий китайской древности, 1027-256 гг. до н.э.
Чюнь-цю - "Весны и осени" - эпоха с 722 по 481 гг. до н.э. - составленная Конфуцием погодичная хроника древнекитайского царства Лу. Является одним из "шести канонов" конфуцианства. Конфуций говорил, что, если его имя будут славить, то это будет благодаря Чунь-цю, и если его будут ругать, то тоже благодаря Чунь-цю.
гуны - китайские "князья", правители отдельных царств.
Лао - Лао-цзы - "Престарелый мудрец", "Престарелый младенец" - Ли Эр, Лао Дань, Ли Боян, Лао Лай-цзы. Жил в 6-5 в. до н.э. Автор "Даэ дэ цзин".
Кун, Кун Цю - Конфуций, Кун - фамилия (родовое имя), Цю - имя.
Бамбуковой книгой - во времена Конфуция книги писались на бамбуковых дощечках, которые связывались между собой таким образом, что книга в развернутом виде была похожа на циновку.
тысячелистник - для гадания по "Книге Перемен" использовлись высушенные стебли тысячелистника.
каштан - у каждой династии Китая было свое священное дерево, которое высаживалось у алтаря Земли и Неба. У династии Ся - сосна, у династии Инь-Шан - кипарис, у династии Чжоу - каштан.
У ивовой рощи обломаны ветки - в Китае был обычай при расставании в знак разлуки обламывать ветку ивы.

Учитель Кун шел по берегу реки Ло и увидел Чжуан Чжоу, который сидел под ивой и бросал камни в воду.

Учитель Кун послал Янь Хуэя спросить о броде через реку.

Янь Хуэй подошел к Чжуан Чжоу и, поклонившись, спросил:
- Не для того ли бросаете Вы камни в воду, чтобы со временем образовался брод через реку?

- Медный таз! - ответил Чжуан Чжоу и продолжал бросать камни в воду.

Янь Хуэй вернулся и передал слова Чжуан Чжоу Учителю Куну.

Учитель Кун снова послал Янь Хуэя спросить о броде через реку.

Янь Хуэй подошел к Чжуан Чжоу и, поклонившись, повторил вопрос.

- Медный таз! - ответил Чжуан Чжоу и продолжал бросать камни в воду.

Янь Хуэй вернулся и, передав слова Чжуан Чжоу Учителю Куну, спросил:
- Не сходить ли мне в третий раз спросить о броде через реку?

- Двух раз вполне достаточно. - сказал Учитель Кун.

Чжуан Чжоу, услышав эти слова, вскочил и, громко крикнув "Медный таз!", перешел реку в брод.

Учитель Кун рассердился и послал учеников побить Чжуан Чжоу камнями. Ученики схватили камни и побежали через реку. Но тут поднялась большая волна и все ученики утонули. Остался один только Янь Хуэй, который обхватил огромный валун на берегу, но не смог даже сдвинуть его с места.

"Медный таз!"- подумал Учитель Кун, а вслух сказал:
- Брось, Хуэй! Пойдем лучше поищем брод через реку.

Учитель Кун шёл по берегу реки Ло и споткнулся.

- Ёбтыть! - вырвалось у него.

За Учителем шли ученики и записывали каждое его слово на бамбуковых дощечках.

Цзы Лу записал: "Это о командовании армией в тысячу боевых колесниц с помощью добродетели-дэ".

Жань Ю записал: "Это об управлении уездом в тысячу дворов с помощью справедливости-и".

Гунси Хуа записал: "Это о проведении дипломатических приёмов с помощью ритуала-ли".

А Цзэн Си подумал: "Ни хрена себе дороги у нас в царстве Лу!". И ничего не записал.

С тех пор каждый понимает слова Конфуция по-своему. Так и записывает в комментариях. А некоторые ничего не записывают, а только думают: "Ни хрена себе!".