Игорь БУРДОНОВ

Инна  САВЕЛЬЕВА

Выше или ниже
Небо над дорогой,
В деревнях дороги,
Как в ловушку путь.
Только ставишь ногу,
Как польется дождик,
Человек в природу
Вклеится по грудь.

И пропал бедняга,
Утонул в грязищи
И завяз надолго
В глине у ольхи.
Только и осталось,
Что мечтать о пище
И от горя тут же
Наклепать стихи.

* * *

Трансцендентное золото осени.
Киноварное поле зари.
Неба синего твердь философская.
И бессмертные капли росы.



О, скажи мне, Творец Превращений,
не устала ль плавильная печь?
Не устало ли ртутное время
по кольцу бесконечному течь?




И ответили синие воды,
и ответили камни земли:
"Для тебя - бесконечные годы.
А для нас - лишь пылинка в пыли."

Трансцендентный закат термофобно
Трансплантировал алость зари.
Мотылек супер-гелиофобный 
Сел в тарелку с картофелем-фри.

О, скажи мне, Творец-идеолог,
Почему я в прожектах увяз?
Почему прозаически долог
В моих венах ночной гипостаз? (Застой в крови)

Почему диафанно-прозрачны
Отраженья в индиго струи?
Почему так сложны и наждачны
Политипные строфы мои?

И шепнул мне Всевышний приватно,
Чтобы сбить с меня чуточку спесь:
"Слишком умный ты неадекватно.
Ты пылинка и в космос не лезь!"

Есть творчества извечного закон.
Он с древних заповедан нам времён.


   Могуч и грозен водяной дракон, 
   В летящих струях неподвижен он.

   К великой яви шёл великий сон - 
   На поле появляется дракон.

   Великий путь проложен и пройдён,
   Но к вечеру настороже дракон.


   Во мгле ночной планетный перезвон -
   Над бездной поднимается дракон.

   С рассветом весел он и окрылён -
   В великом небе движется дракон.

   Но выше для чего взлетает он?
   Он слишком горд - он будет осуждён.


В великий сон низвергнется дракон.
Вот творчества извечного закон.

В какой такой великий сон
Какой низвергнется дракон?

Он неподвижен, тот дракон,
В летящих струях замер он.

Он неподвижен, но трезвон
Уже развеял сладкий сон.

И тут уж растерялся он -
То явь или великий сон?

Планет монетный перезвон
Усилил наш иллюзион.

Затренькал солнца камертон,
Развеселился наш дракон.

Над бездной поднял свой фронтон
И снова впал в драконий сон.

Он горд, но будет осужден,
Пока не объяснит мне он:

Причем тут творчества закон?
К чему весь этот перезвон?

ЭТО НЕБО

"Это Небо." - сказал Летящий в облаках.
"Да?" - удивился я.
"Это Море." - сказал Плывущий в волнах.
"Такого не может быть!" - рассмеялся я.
"Это Поле с зелёной травой." - сказал по земле Идущий.
"Какие глупые сказки!" - крикнул сердито я.

"Это Лес, а в Лесу деревья.
На деревьях сидят три птицы.
Птица Счастья - красного цвета.
Птица Смерти - белого цвета.
Птица Жизни - что твой воробей."

"Не бывает в лесу деревьев.
Не бывает птицы Счастья.
Не бывает птицы Смерти.
Но откуда, Лесной человек,
ты узнал, что в моих ладонях -
живой воробей?"

.....................

ЭТО  ДЕНЬГИ

"Это ваши Деньги", - сказал Летящий в Облаках кассир.
"Да?" - удивилась я
"Это Товар, его можно купить", - сказал Стоящий за прилавком.
"Такого не может быть!" - рассмеялась я.
"Это лоток с зеленой спаржей для вас!" - сказал Торгующий.
"Какие глупые сказки!" - крикнула сердито я.

"Это магазин, а в Магазине прилавки.
На прилавке лежат три курицы.
Курица сырая, птица Жизни - белого цвета.
Курица копченая холестериновая, птица Смерти  - золотого цвета.
Цыпленок табака, синяя птица Счастья -  что твой воробей".

"Не бывает для меня магазинов.
Не бывает для меня птицы Счастья.
Не бывает для меня копченой курицы Смерти.
Но откуда ты узнал, Прохожий человек,
что в моих ладонях
моя живая пенсия?"

Приходящего - не расспрашивай.
Молчащего - не прерывай.
Уходящего - не останавливай.
Ушедшего - не поминай.

Весною тоскуй о лете.
Летом предчувствуй осень.
Осенью жди зимы.
Зимою смотри на снег.

Если твой путь тяжёл и труден -
уйди в густую траву.
Если твой путь в тупиках петляет -
уйди в густую траву.
Если твой путь до вершин возносит -
уйди в густую траву.
Если твой путь улетает в пропасть -
уйди в густую траву.

Жизнь на земле продолжается вечно,
смерть - из числа относительных истин.
Может быть станешь кузнечика плечиком,
может быть станешь печенью крысы.

Спящего - не буди.
У обедающего - суп не отнимай.
Целующего - не кусай.
Пишущего стихи - не читай.

Утром  тоскуй, уходя на работу.
Днем  спи на письменном столе.
Вечером плотно поужинай.
Ночью клади рядом женщину.

Если твой обед тяжел  и жирен -
прими Мезим форте.
Если твоя женщина растолстела -
найди худенькую.
Если начальник видит, как ты спишь -
укройся за компьютером.
Если ты постарел -
обратись к геронтологу.

Жизнь на земле продолжается вечно, но твоя жизнь - из числа относительных.
Может быть, станешь бессмертным, но только в бронзе.
Может быть, ты станешь печенью крысы,
но как тогда ты будешь давать советы?

Маша Панфилова

Игорь Бурдонов

Всемирному дню поэзии посвящается
***
":Помнишь, Постум, у наместника сестрица?..."
Иосиф Бродский, <Письма римскому другу>.

Говорят, что курица не птица,
Лишь петух окрестность оглашает.
Может оттого так и молчится,
Что никто мне петь и не мешает?

И Любовь, - конвойный недалёкий,
Не дежурит поодаль с кинжалом.
Бытия убийственная лёгкость
Стискивает грудь прелестной Лалы.

Хорошо б красавицей родиться, -
Да с павлиньим опереньем хватишь горя.
Не спасут ни тишина, ни море
Самых отдалённых из провинций.

В тишине, объемлющей Итаку, -
Вечности неуловимый росчерк.
Оттого я и несу берданку

Как уловить неуловимое
и спрятать за решетку слов
Чтоб в этой клетке стала зримою  
моя печаль, моя любовь

А после
уходя с базара птичьего
вдруг до смерти
затосковать
И в кабаке - на все наличные
поэзию свершившуюся

Всё может выжечь
Прикосновенье ладони иной.
О как хочется выжить
Любови обглоданной
Мыслечайками
Прожорливыми к утру.

Вот и чайнику
Эта исповедь не по нутру -
И он подпрыгивает,
Поёт, плюёт кипятком,
Что ты, говорит, рыбамоя,
Жить, говорит, - легко.

НА СВАЛКЕ

 Порос бетон зеленым мхом.
Железный лом и стебли трав
Переплелись в одном движеньи.
Уединенье пустыря
Люблю, по правде говоря, -
В заброшенности есть очарованье.  
Разрозненного мира воссозданье.
И странной правды тишина.
И кукла старая. И чайник -
но без дна.

На бледном небе пол-Луны
                              кренилось набок.
Над верхним краем рощи стаи птиц  
                              летали, каркая.
Морозный ветер весело кусался.
А на Востоке солнце полыхало,
малиновым сияньем исходя.
И я подумал: - Мы живем не зря!

Доверяя чутью,

Без дороги, без всякой тропинки

По сухому ручью перекатывая песчинки,

Там, где мальчик играл

И барашки под дудочку плыли,

Ветер к дому шагал,

Волоча по земле крылья:

Из цикла "Шелковый Путь"

I

 На холме над Душанбе алыча.
Я поднялся на вершину холма.
Солнца желтая рука горяча.
Светлым облаком дневная луна.

 Надо мною только небо одно.
Я спросил его о древнем пути.
- Здесь следов его уже не найти.

Осень

За бездорожье и печаль в ответе,
Лежит Она, напившись тишины, -
Царевна мертвая в оранжевом жилете,
Застиранном к зиме до белизны.

Из "оборванных строк" 

На широких листьях клена
тонким слоем снег лежит.
По широким далям неба
быстро-быстро свет летит.

Это осени печальной
сердце бьется на ветру...

Сверкаю пленкой нефтяной!
Асфальт. И лужи.
Стеклярус неба надо мной
Теплом разбужен.
Я расправляю, как листва,
Немые крылья.
Лечу, окутывая Вас
Зеленой пылью.
Пыльцой. И запахом любви,
И птичьим пеньем.
Легко ступаю по земли
Дождем весенним.

Я к людям ходил и рассказывал им про деревья.  
Меня послушали, похвалили и поругали.
И теперь я вернулся к вам, о деревья!
И расскажу про людей.

Юрий Проскуряков

Александр Блок

***

Ты вышел. К морю. За окном
остался в сумраке полночном
твой старый дом с его вином
и детством северным порочным.

Ты вышел. Медленно любви
на сцену сумерки сходили
и ты промолвил: "Позови
всех, кто из этой чаши пили".

Из черной чаши смертных дев,
пролей эфирной каплю странной,
вплетенной в праздничный напев
благословенно безымянной

любви, что не дает взамен
самой себя за быстротечность
одеревенелых страстью вен,
сосущих призрачную вечность.

Она, как шахматы сплелась,
прорыла ходы, встала раком
звездой-полынью сорвалась
и кормит монстров зодиаком.

И к ней приставленный как блок,
как палимпсест прекрасной дамы,
я проклял локон и чулок
и все ее теелепрограммы.

Её пещерную кровать,
и серп и молот или молох,
скажи, кого еще позвать
на мех тот рыбий или волох?

Святых ли нимфам отдавать
и девам рыцарей острожных?
И пировать, и пировать
среда прекрасных и ничтожных.

***

По сути - музыка пуста.
Какой ты стала музыкальной!
и диско-судорогой свальной
свела на нет свои уста.

Вокруг зима и ты лежишь
и дуешь в саксофоны вьюги,
и запоздалая подруге
в окно от путника стучишь.

Дружна с морозом невпопад
ты просто скверная погода,
в одной шестой твоя природа
настраивает снегопад.

Печальны нивы, колеса
судьбы рабочей и крестьянской,
широконебой, хулиганской,
словили кайф твои леса.

Сказала разуму: "прости"
и с безразмерною душою
рисуешь долгою, большою
татуировкою пути.

К бараку прицепившись блок
вращает нежные поверья,
патриотизма суеверья
в державном льду мотают срок,

но им не развести двух рук
и уст во мраке вечной ночи,
судьбой крестьянской и рабочей,
мой милый друг. Мой милый друг,

поверь не жаль и как ни жаль
седым туманным утром чести,
что мы душой и телом вместе
разделим вечность и печаль...

***

Ты вся пронизана огнем,
такими тонкими свечами
и сумеречный водоем
крылами тает за плечами.
Офелия полнощных дум
зеркальных книг подземных чтица
и тяжких переметных сум
зарочица и танцовщица

на сцене дикой и пустой,
вращая заводское тело,
то миллиметром, то верстой
ты выплакала, проглядела
не нежность виртуальных толп,
а миг, когда он повернулся,
но твой александрийский столп
к его главе не дотянулся.

И вот трассируют огни,
под виртуальные парады
всплывает Китеж, меркнут дни
и в дебрях копошатся гады.
И в них то Греция, то Рим
под пеной жалкой слабой речи
воюют с пламенем Твоим
и гасят тоненькие свечи,

И всюду вечные огни
пиротехнического детства,
расстрелы, пытки, трудодни,
дай напоследок наглядеться,
отпить с твоих зеркал глоток-
она опомнится, вернется
и памяти больной цветок
к скупому солнцу повернется.

* * *

Уже над морем вечереет,
Уж ты мечтой меня томишь,
И с полуночи ветер веет
Через неласковый камыш.

Огни на мачтах зажигая,
Уходят в море корабли,
А ты, ночная, ты, земная,
Опять уносишь от земли.

Ты вся пленительна и лжива,
Вся - в отступающих огнях,
Во мгле вечернего залива,
В легко-туманных пеленах.

Позволь и мне огонь прибрежный
Тебе навстречу развести,
В венок страстной и неизбежный -
Цветок влюбленности вплести...

Обетование неложно:
Передо мною - ты опять.
Душе влюбленной невозможно
О сладкой смерти не мечтать.

***

В движенье твоего смычка
самодержавная скандальность
и гениальная сверчка
потусторнняя  реальность.

Он твой философ в глубине
сибирских руд, храня молчанье,
в своей простреленной спине,
сквозь волчьей шерсти колыханье,

сквозь рвань весеннюю аорт
выходит медленно из порта
и твой осиротевший порт
все отдаляется от борта.

И марш славянки в небесах
над белым парусом веселья,
из праха восстающий прах
прощальных звуков каруселью,

соленой влагой по лицу,
твоею завистью и злостью,
сирена-волкодав гребцу
ты все грозишь своею костью,

кремлевской алою звездой,
что космос косит и сверкает
покамест белый в голубом
то явится, то исчезает.

Теперь скажи: любовь цвела
и пел сверчок под фортепьяно,
и сада белая метла
средь одичавшего бурьяна

грозилась память восхитить
своим дагерротипом нежным
и магниевым осветить
нас покаянием безбрежным.

* * *

В голодной и больной неволе
И день не в день, и год не в год.
Когда же всколосится поле,
Вздохнет униженный народ?

Что лето, шелестят во мраке,
То выпрямляясь, то клонясь
Всю ночь под тайным ветром, злаки:
Пора цветенья началась.

Народ - венец земного цвета,
Краса и радость всем цветам:
Не миновать господня лета
Благоприятного - и нам.

***

Еще стоит на стременах
любви больное невезенье,
еще на стогнах реет прах,
его круже... его круженье,

крушенье маленьких миров,
столпотворения вселенных,
калейдоскоп моих стихов,
твоих желаний откровенных,

твоей любви, моя земля.
Скажи, зачем мне этот пепел,
пока над шпилями кремля
полынь-звезды трепещет петел,

пока протянутая нить
полынного степного взгляда
должна по темени долбить
царя? У края звездопада

откроет двери новый храм,
и золотым путем распятья
к твоим лесам, твоим холмам
мы распахнем свои объятья.

В любви последней нет греха,
как нет греха в любви небесной,
в одеждах праздничных стиха,
или в лохмотьях муки крестной.

И пустоты кривой порог
так очевидно не напрасен,
что звездных рук и звездных ног
сплетенных каждый миг прекрасен.

И повелитель новых муз
способен изменить решенье,
и допустить такой союз
в осенней лихорадке тленья.

* * *

В ночи, когда уснет тревога,
И город скроется во мгле -
О, сколько музыки у бога,
Какие звуки на земле!

Что буря жизни, если розы
Твои цветут мне и горят!
Что человеческие слезы,
Когда румянится закат!

Прими, Владычица вселенной,
Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба -
Последней страсти кубок пенный
От недостойного раба!

Алла Биндер

Вилли Мельников

Сократ стократ аристократ:
не пьет он яд на брудершафт.

Все течет по Гераклиту
сквозь разбитое корыто.

Платон мне друг.
А кто мне Брут?

Для бессменного народа
Диоген - авторитет:
для бомжей и для бомонда
объявляет паритет

Если не найду опору,
то переверну весь мир!

Против лома нет приема, -
От бинома до генома.

Пора бы всем великим поостыть:
бессмертие нелегкая работа.
Наполеон не Гамлет - хочет быть
в истории хотя бы в виде торта.

Либертен маркиз де Сад,
убоявшись входа в ад,
завещал предать огню
садографию свою.

Не случилось. Говорят,
рукописи не горят

Только Фрейду доверялась
психики изнанка:
натянул старик на фаллос
нашу подсознанку.

Разговор студентов перед экзаменом

Ты не путай: маздакизм -
Маздака, пророка,
ну а садозахеризм -
Захера-Мазоха.

Е равно эм-цэ-квадрат, -
так в народе говорят.
Относительно народа
и Эйнштейн не без урода.

Пушкин - это наше все, -
как в Японии Басе.

Умом Россию не понять, -
пока аршин не поменять.

Супротив менталитета
даже гений не пойдет.
Идиот в России - это
более чем идиот.

Белый, Брюсов и Бальмонт
обожали свой народ.
А народ слегка того, -
брюсил всех до одного.

БЛОК

Преподал Ксан Ксаныч Блок
скифам пламенный урок.
У двенадцати матросов
к Блоку не было вопросов

Андрей Белый по-черному кусал Блокти.

Мастер поэтического кунг-фу Брюсов-Ли!

Иннокентий смертельно рАнненский:
его захотели еще и повесить -
принесли крепкий Черубинт-де-Габриак!,,

С Максими`лианы в море сорВолошин.

Цвета Ева

И я свирел в свою свирель,
И мир хотел в свою хотель:
В.Хлебников

Кто не свирел в свою свирель?
Кто не хотел в свою хотель?
А кто умел в свою умель?

       Про Это

С фиговым листком покончено.

Имя этой теме: многоточие.

Подражание ХАРМСУ

Достоевский любил попророчествовать. Бывало, начнет
пророчествовать - не остановишь. Выйдет на Литейный,
не емши,  стоит себе и пророчествует, задумается и снова
пророчествовать начинает. Часами застаивался. С тех пор
застоевщина и образовалась.

Жуткий Крайзис Суперстар или
Треп-стих в стиле гонорАрс

Любители поэзии не радырадыра: дыра,
что застилает солнце злая тьматьмать мать.
Покуда солнца не придет пора,
терпите тьмутьмутьмуть: муть!

Говорит художник Шилов:
"Не рисую я дебилов.
Я своим изячным кичем
знаменит как Нина Ричи".

Людмила Стальнова

Галина Вовченко

Александр Бубнов