Обычно под русской (и вообще, не-японской) хайку понимается
трёхстишие по смысловой интонации, поэтическому настрою и мироощущению
аналогичное японским хайку. Речь идёт о таких трудноопределимых категориях
поэтики хайку как саби (патина, печальный налёт времени), ваби
(грусть одиночества), сибуми (терпкость), каруми (лёгкость)
и других. Сформулированные Басё и его последователями эти категории вместе
с более общими категориями, унаследованными от танка (моно-но-аварэ
- очарование вещей, югэн - сокровенный смысл и др.), определяют
поэзию хайку на языке, общем для всех людей Земли.
Можно сказать и совсем коротко: хайку - это поэтическое выражение сатори:
свидетельство духовного прозрения поэта и его отражение в сердце-разуме
читателя.
Однако, поэзия - это не только настроение, мысль, чувство. Это ещё
и текст, построенный по определённым, достаточно жёстким и искусственным
(с точки зрения естественного языка) правилам. Не важно, соблюдаются
ли эти правила или намеренно нарушаются в конкретном стихотворении
("минус-приём" в терминологии Ю.М.Лотмана), они должны существовать
и быть общепризнанными, как некая идеальная норма. В поэзии, как и
в искусстве вообще, эта форма не является чем-то дополнительным и
равнодушным к содержанию. Если настроение, мысль, чувство стиха выразить
в другой форме, это будет другое настроение, другая мысль и другое
чувство.
Японская поэзия хайку - это жёсткая поэтическая форма, не имеющая аналогов
в русской (да и мировой) поэзии. Даже сонет по сравнению с хайку кажется
весьма свободной формой. характеристическое свойство хайку: трёхстишие
в 17 слогов по формуле 5+7+5.
Возникает вопрос: а как же русская хайку? Нужно ли придерживаться формулы
5+7+5? Обычно, на последний вопрос отвечают отрицательно. Обоснований такого
ответа можно привести очень много.
1. Русские слова, как правило, длиннее японских, в них большее число
слогов (в частности, из-за приставок, суффиксов и, особенно, окончаний).
Понятно, что втиснуть нужный набор слов в 17 слогов в русском языке очень
трудно.
2. Русский стих построен на чередовании ударных и безударных слогов,
поэтому на слух воспринимаются, прежде всего, ударные слоги (а также слоги.
в которых ударение "ожидается" по законам размера). Общее же число слогов
в строке русским слушателем практически не воспринимается как значимая
величина.
3. Русская поэзия хайку является наследницей русских переводов японских
хайку, а переводчики никогда не стремились выдержать формулу 5+7+5. Поэтому
для русского читателя хайку - это любой трёхстишие, в котором выражены
соответствующие духу хайку настроение, мысль, чувство.
Конечно, все эти соображения верны. Однако. когда я пытался сочинять
хайку (и танка), я интуитивно чувствовал, что свобода произвольного
трёхстишия (пятистишия для танка) находится в некотором противоречии
с духом этой поэзии. Я стал экспериментировать, пытаясь "втиснуться"
в формулу 5+7+5 (5+7+5+7+7 для танка). Когда это получалось, мне кажется,
я ощущал какой-то новый, дополнительный эффект стихотворения. Я стал
анализировать эти опыты.
Прежде всего, я обнаружил, что трудность "втискивания" в формулу 5+7+5
сильно преувеличена. Конечно, писать силлабо-тонический стих из 17 слогов
- задача неимоверной сложности. Но ведь для хайку это не требуется! Сложность
соблюдения формулы 5+7+5 компенсируется отказом от метра. Другое дело,
что нужно преодолеть чисто психологическую инерцию ориентированного на
русскую метрику сознания. Но в этом как раз и заключается и смысл, и интерес
освоения новой для русской поэзии формы хайку.
В этом месте возникает другой вопрос: в не является ли силлабо-тоника
неотъемлемым свойством русской поэзии. коренящимся в русском языке, Может
ли русский читатель воспринимать как стих речь, не построенную по законам
метра, Конечно, может! Иначе, не было бы нужды в реформе Ломоносова. Но
то, что имеет начало, должно иметь и конец: не в смысле исчезновения силлабо-тонических
стихов, а в смысле понимания неисключительности и, значит, необязательности
этой формы, в смысле возможности других форм. И русская поэзия XX века
демонстрирует эти другие формы (в частности, верлибр).
Что же касается русских переводов японских хайку, то здесь переводчикам
нужно было решить две трудносовместимые задачи: передать смысл, дух, содержание,
мысль. чувство, настроение стихотворения и сохранить формальные признаки
японской хайку (формула 5+7+5). Конечно, пожертвовать пришлось вторым.
Однако, сочинение изначальной русской хайку отличается от перевода японской
хайку. Русский поэт мыслит на русском языке и, если он чувствует форму
хайку (прежде всего, формулу 5+7+5) как необходимую, то и слова будут возникать
в его сознании такие и так, что они сами будут ложиться в нужную форму.
Для этого, конечно, поэту требуется некоторая практика с тем, чтобы в его
сознании выработалась эта "инерция хайку", аналогичная "инерции ямба" или
"инерции сонета".
Но всё же, зачем вообще нужно "втискиваться" в формулу 5+7+5? Чем плоха
свобода произвольного трёхстишия? Тем же, чем плоха подобного рода "свобода"
в искусстве вообще. Почему тогда трёхстишие, а не двустишие, или (что привычнее
русскому поэту и читателю) четверостишие? К свободе должно стремиться сознание
художника, искусство же - это всегда несвобода. В этом противоречии коренится
сущность творчества.
Что же касается формулы 5+7+5, то, по моим наблюдениям, она выполняет
стандартную функцию отбора: из всех возможных способов выражения отбирает
лишь немногие. Очень часто (видимо, по неопытности) стихотворение возникает
в сознании в промежуточной словесной форме: в остатками метрики, с тяготением
к четверостишию. Перерабатывая эту форму, "втискиваясь" в "проскрустово
ложе" формулы 5+7+5, вдруг обнаруживаешь, что получившаяся новая форма
выражения лаконичнее, точнее, чем исходная. Вместо препятствия формула
5+7+5 становится как бы другой колеёй, направляющей сознание в новые, неизведанные
области.
В этом месте приходится сделать важное замечание. Для меня остаётся
проблемой вопрос о том, является ли формула 5+7+5 наиболее адекватной
для русской хайку. Русское 5+7+5 - это буквальный перевод японского
5+7+5. Но, может быть, небуквальный, но более точный перевод - это
5+8+5, или 6+9=6, или ещё что-нибудь? Я не могу ответить на этот вопрос.
И это одна из причин, по которой я стараюсь придерживаться "буквального
перевода": 5+7+5. В конце концов, эта формула освящена многовековой
(хотя не русской, а японской) традицией. А традиции - это те дороги,
по которым движется искусство. Поэтому для меня лучше заимствованная
дорога номер 575, чем полное бездорожье.
Более точно, 5+7+5 на российской местности - это не столько проложенная
кем-то дорога, сколько направление движения. А дорог, которые ведут к цели,
- много. Это варианты построения стиха внутри формулы 5+7+5. Как стихотворение
членится на фразы, и как они соотносятся со строками? Как строка членится
на слова: например, первая строка - это 1+4, или 1+2+2, или 3+2 и т.п.
И здесь привычка к русской силлабо-тонике может дать дополнительные варианты:
как именно чередуются ударные и безударные слоги в 17-слоговом стихотворении.
Здесь возникает то же отношение, какое имеет ритмика к метру.
И последнее, что мне хотелось сказать. В конечном счёте, традиция существует
для того, чтобы её осваивать, а освоив, - нарушить, и тем самым, - продолжить.
Как любили говорить китайцы: "Он освоил стили своих предшественников и
на склоне лет решился создать свой неповторимый стиль."
Игорь Бурдонов
деревня Липовка, август 1998
