Комментарий И.Б.Бурдонова

В этом высказывании мы натыкаемся, прежде всего, на противопоставление красоты и мудрости. По крайней мере, в переводе Кривцова. Правда, по Чжу Си речь идёт только от женской красоте, и более того, о похоти. В XX веке некоторые переводчики, как западные и русские, так и китайские, смягчили резкость фразы Чжу Си, заменив «похоть» на «красивую женщину» или «чувственность», а последнее – на более общий «внешний облик». Головачёва вообще отказалась признавать противопоставление: у неё вместо «похоти» прилагательное «привлекательный» к тому «кто-то», о ком идёт речь. При этом одни толкователи считают, что речь идёт о том, что нужно отказаться от похоти, предпочесть чувственности добро, избрать мудрость вместо любви к прекрасному, другие –  просто не прида­вать чрезмерного значения внешнему облику, третьи – ценить женщину за её моральные (внутренние) качества, а не за красоту (внешний облик), четвёртые – любить добродетель так же, как и красивую женщину. Или короче: 1) отказаться от красоты, 2) не придавать ей чрезмерного значения, 3) видеть за (внешней) красотой (внутреннюю) добродетель, 4) любить и красоту и добродетель одинаково.

Итак, всё сводится к сопоставлению понятий «красота» и «добро», эстетического и этического. Что важнее, или, как сейчас говорят, приоритетнее? Диапазон толкований от безусловного приоритета добра над красотой до равноприоритетности. Интересно, что в предыдущем, 6-ом параграфе речь шла о сопоставлении «добра» и «истины» (как «ума», «таланта», «учёности» и «мудрости»). И в обоих параграфах выбор делается в пользу «добра». Почему?

Конечно, в наше время предпочитают говорить о равноценности, единстве и даже тождестве истины, красоты и добра. Почему? Потому что так проще жить. Но, как говорил Ленин, «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться». Что Конфуций с Цзы Ся и делают.

Дело в том, что тезис о тождестве истины, красоты и добра – это, во-первых, идеал, которому реальность отнюдь не всегда отвечает, не обязана отвечать, да, собственно, никогда и не будет отвечать, а, во-вторых, своего рода лукавство. Эта идея стара как мир: вместо того, чтобы делать выбор, мы объявляем, что никакого выбора нет: «что воля, что неволя...». Так можно объявить тождественным что угодно, уклониться от любого выбора и спокойно жить: «И ты, Сара, права...». Конечно, если корни сущего свисают в хаос или восходят к Богу, то там, куда они свисают или куда восходят, всё едино. Но Конфуций не рассуждал о запредельных вещах, его интересовала жизнь не когда-то и где-то, а сейчас и здесь, на Земле. А здесь и сейчас приходится делать выбор.

Я понимаю, что идея о главенстве добра над истиной и красотой в наше время кажется, скажем так, нетолерантной, ханжеской и где-то даже мракобесной. Зато противоположная идея отдаёт лицемерием. Так что всё равно приходится делать выбор.

Причина, по которой Конфуций выбирает добро, на самом деле очень проста. Истина – это отношение человека с Небом (небесным, если угодно, Богом). Красота – это отношение человека с Землёй (земным, Природой). А добро – это отношение человека с человеком, с другими людьми. Именно последнее отношение интересовало Конфуция прежде всего. И для этого есть резоны: человек – существо социальное, невозможно представить человека вне других людей. Человек – не Солярис.

Отношение с другими людьми для человека важнее просто потому, что его основные инстинкты – это инстинкты самосохранения и продолжения рода. По мнению многих основной из них – инстинкт продолжения рода, а самосохранение нужно ровно для того, чтобы можно было продолжить род. Согласитесь, что обратное утверждать было бы странно: инстинкт продолжения рода нужен для того, чтобы самосохраниться. Если, конечно, под самосохранением не понимать опять же сохранение рода. Разумеется, рассуждая о философии Конфуция под инстинктом продолжения рода следует понимать не просто половое влечение, а именно сохранение человечества – и как вида и как социально организованного сообщества разумных существ.

Парадокс в том, что инстинкт продолжения рода в узком смысле – это как раз половое влечение и его социальная форма: любовь к женщине, любовь к женской красоте. В этом смысле в самом противопоставлении красоты и добра заложено противоречие. Это противоречие инстинкта продолжения рода в узком смысле (отношения с женщиной) и в широком смысле (вся гамма социальных отношений). Конфуций чувствовал этот парадокс и это противоречие. И он вовсе не идеализировал окружавшую его реальность. У него тоже были приступы депрессии: «Учитель сказал: – Все кончено! Я не встречал еще человека, который любил бы добродетель так же, как красоту» (гл.15 §12).

Ицзинистический субкомментарий: Интересно, что третий иероглиф в первой фразе из четырёх иероглифов - иероглиф 易 и - означает ещё и "перемены" и встречается в названии И цзин - Канона Перемен. А вот четвёртый иероглиф 色 сэ, означающий женскую красоту, внешний вид, похоть, в И цзине не встречается, а только в одном из комментариев 繫辭傳 - Си цы чжуань (Комментарий привязанных слов) или 十翼 - Ши И (Десять крыльев Книги Перемен), а именно в последнем, десятом комметарии 雜卦傳 - Цзагуа чжуань (Комментарий к гексаграммам в спутанном порядке), и только один раз, да и то в значении "украшение", "орнамент", "убранство" в комментарии к гексаграмме № 22 Би (Убранство). Зато первый и иероглиф 賢 сянь, входящий в бином 賢賢 - "уважать достойных", "воздавать должное мудрым", встречается в И цзин 12 раз в афоризмах к 8 гексаграммам, включая ключевые первые две гексаграммы Цянь (Творчество) и Кунь (Исполнение).

Но это только первая фраза высказывания. Дальше речь идёт о служении родителям, службе государю и отношениях с друзьями. То есть как раз о всей сфере социальности. И тут я соглашусь с Переломовым, который ссылается на Ян Боцзюня, который ссылается на других китайских комментаторов. В суждении решается проблема трёх типов взаимоотношений: с родителями, правителем и друзьями. Но тогда должно быть что-то сказано и о четвёртом типе взаимоотношений: мужа и жены, мужчины и женщины. Сказано, но только как бы в противопоставлении: родителям и правителю нужно служить, с друзьями – быть правдивым (помогать им в трактовке Головачёвой), а вот на женщину, жену лучше не обращать внимание.

Почему такое противопоставление? Теперь уже речь идёт не о красоте вообще, а конкретно о красоте женщины, и даже в контексте всего суждения – просто о женщине. Неужели Конфуций (ведь Цзы Ся его ученик, и то, что его слова попали в Лунь Юй означает, что Конфуций придерживался такого же мнения) настолько не любил женщин?

Единственное достоверное оценочное высказывание Конфуция о женщинах выглядит весьма женоненавистнически: «Учитель сказал: – Трудно иметь дело только с женщинами и низкими людьми. Если с ними сближаешься, то они перестают слушаться. Если же от них удаляешься, то неизбежно испытываешь с их стороны ненависть» (гл.17 §25).

Забавно, что именно на это суждение ссылается Переломов, утверждая, что Конфуций вычленяет из категории «маленьких людей» (сяо-жэнь) женщин, сумевших получить образование. В переводе Переломова первая часть высказывания звучит чуть иначе: «Что касается женщин и маленьких людей, то они с трудом поддаются воспитанию». Но трудно, не значит невозможно; и к женщине, получившей образование (которую удалось воспитать), уже не относится вторая часть суждения.

А может быть как раз наоборот: Конфуций слишком любил женщин? Точнее, слишком их ценил, придавал им слишком большое значение?

Попробую объясниться. Из всех четырёх видов отношений с людьми: с женой, родителями, правителем и друзьями, – только отношения с женой являются плотскими. Точнее, ещё и плотскими: только с женой (женщиной) мужчина соприкасается не только своим разумом и чувствами, но и телом.

( В скобках: в этом месте так и хочется сделать реверанс в сторону ЛГБТ-сообщества, но не буду: для Конфуция эта тема была закрыта. Не потому, конечно, что в то время не было геев и лесбиянок, а потому, что подобные отношения были маргинальны, да и, пожалуй, предосудительны при всей терпимости к ним как раз китайцев. )

Иными словами, в полном соответствии с инстинктом продолжения рода (в узком смысле) отношения мужа и жены – самые главные в том смысле, что ближе всего мужу как раз жена. Но это вступает в противоречие, во всяком случае, в некоторое напряжённое отношение с инстинктом продолжения рода в широком смысле – со всей сферой социальности. Так что Конфуций устами Цзы Ся говорит: ребята, я, конечно, понимаю, что любовь к жене – это очень важно и без этого жизнь невозможна, но всё же, если вы хотите быть не просто животными, а людьми, нужно ещё служить родителям, правителю и общаться с друзьями. Да и в жене хорошо бы видеть не только сексуальный объект, но и человека.

Но и это ещё не конец суждения. Дальше Цзы Ся несколько неожиданно говорит об учёности (образованности, знании обычаев предков). При чём тут учёность? А это замыкание мысли в кольцо: мысли о красоте, добре и истине. Опять же сравни с предыдущим параграфом, где речь идёт тоже о почитании родителей, уважительности к старшим, любви к людям, а заканчивается тоже неожиданной фразой: «Если после осуществления всего этого у вас останутся силы, их можно тратить на чтение книг».

Так вот, значит, каков человек Конфуция! Он как бы расширяется от мужа своей жены до сына своих родителей, подданного государства, друга своих друзей и далее – до ищущего истины.

Нумерологический субкомментарий: В известном смысле это "расширение" соответствует триаде Земля-Человек-Небо. В данном параграфе начальная и конечная точки этого «расширения» только обозначены, а внимание сконцентрировано на середине – сфере социального, которая тоже трёхчастна: родители, правитель, друзья. Получаются три средние точки из пяти точек пути, а 3 и 5 относятся к основным нумерологически значимым числам.

Родителям служат отдавая все свои силы, до изнеможения, исчерпывая все свои силы. Правителю служат не щадя своей жизни, жертвуя собой при необходимости. Друзьям не служат, с друзьями нужно быть правдивым.

Почему жизнью допустимо жертвовать только в служению государю? Вообще-то, по Конфуцию сыновняя почтительность стоит выше преданности правителю, а преданность правителю стоит выше дружбы с друзьями. И в этом суждении эти три вида отношений названы именно в таком порядке. Может быть, потому, что, пожертвовав жизнью, уже невозможно служить родителям? С правителем проще: у него много подданных. А у родителей детей не так много. Так что, по-моему, здесь речь идёт не о том, что государь (государство) важнее родителей, а как раз об обратном.

Ну, а что друзья? Что означает эта «правдивость»? Правдивость в данном случае означает искренность. В общем, правильно: от друзей мы ждём не столько помощи, сколько открытости.

Практика показывает, что помощь скорее окажут родственники. Аргумент простой: на похороны приходят, прежде всего, родственники, ну, а друзья – как получится, если у них нет срочных дел и т.п. А ведь для древних китайцев похороны – это важнейший, можно сказать, ключевой момент жизни человека. Само слово «ритуал» – по китайски, ли [2] – возникло как «похоронный ритуал» и «ритуал жертвоприношения умершим». В Китае понятие ритуал-ли [2] расширилось до вселенского закона-принципа-ли [1]. «Ритуал – это принципы», сказано в «Ли цзи» («Записки об этико-ритуальных нормах»). У нас оно, скорее, сузилось до «ритуальных услуг».

Друзья нужны для того, чтобы можно было говорить открыто, «раскрыть душу», «поплакаться в жилетку». «Взаимное доверие – основа дружбы» – китайская пословица. За это доверие другу можно многое простить: «Друга без изъяна не бывает; если будешь искать изъян — останешься без друга» – ещё одна китайская пословица. Даже «китайские церемонии», оказывается, можно отбросить, когда общаешься с друзьями. Как писал Тао Юань-мин: «И чарку мы пьём, порядок всякий презрев».

У Головачёвой, правда, акценты смещены: родителям служат с благородно-достойным и приветливым видом, государю – истощая свои силы, а готовы пожертвовать собой – ради помощи другу. Я думаю, это получилось из-за своеобразного перевода иероглифов 易色 и сэ. Но не только это. Мне кажется, Лидия Ивановна отчасти спроецировала это высказывание Цзы Ся на реалии сегодняшнего дня или, скажем так, тенденции.

Но вернёмся к основной мысли этого параграфа. Если человек не то, что плохо, а недостаточно хорошо относится к родителям, если он манкирует своими обязанностями в обществе, в котором живёт, если он не честен с друзьями, то грош цена его знаниям и талантам. Про такого человека можно сказать, что он ничему не научился, ничего не знает и не понимает в этой жизни. И, наоборот, я встречал людей по общепринятым меркам необразованных, которых вслед за Цзы Ся могу назвать учёными людьми. Об одном таком человеке, женщине, я и хочу под конец привести фрагмент своего текста, написанного в 1993 году. Я знал эту женщину 11 лет до её смерти в 2001 году. Это баба Люба – моя соседка в деревне Липовка.

«Баба Люба - философ? Я берусь показать, что баба Люба больше философ, даже истинно философ, чем многие из тех, кто считает себя не чуждым этому занятию. Может быть, больше философ, чем я, наверное, больше. Хотя баба Люба, конечно, не знает, по-видимому, ничего о философии.

Само не-знание бабы Любы тесно связано с её философичностью, хотя и не определяет её. Философия вообще есть род не-знания. Даже исторически философия – это некий центр, от которого отпадало знание в виде частных наук. Когда-то ведь все науки были частью философии, но как только в какой-то такой части появлялось «знание», что и делало её частью, эта часть выделялась и отпадала от философии как наука. Философия не терпит в себе частей. Философия – это всегда целое, потому что она есть нацеленность на суть мира.

Целостность – следующее качество бабы Любы, делающее её философом. Целостность, цельность и не-знание сами по себе, может быть, следствие обыденности, простоты жизни бабы Любы. Обычная жизнь, проходящая в повседневности, не выходящая за край (предел) и наполняющая собой край (родную сторону), жизнь в деревне Липовка, в деревянном пятистенке на конце улицы, называемой «Куток», жизнь, хотя и связанная с дальними городами сыновьями и дочерьми, внуками и правнуками бабы Любы, но укоренённая именно здесь, хотя и тревожимая вестями с экрана телевизора или мембраны радио, но так, как тревожим лес ветрами, прилетающими издалека, и остающийся неколебимым благодаря корням, глубоко ушедшим в землю, лес, который посадила когда-то баба Люба. Жизнь бабы Любы – не каменная башня ( тем более – не башня из слоновой кости), а скорее тростниковая хижина (если позволительно воспользоваться этим японо-китайским образом), продуваемая всеми ветрами-временами. Стойкость этой жизни – не твёрдость древесного ствола, который можно сломать, а гибкость бамбука (опять Китай!), который ведь есть трава. Неискоренимость этой жизни того же свойства, что неискоренимость травы.

В жизни бабы Любы как будто не было ничего такого, что принято называть «достижением», да и добра особого баба Люба за свою жизнь не нажила. Если, конечно, под «добром» иметь в виду барахло, богатство, недвижимость, деньги, а не добро.

Короче говоря, в жизни бабы Любы не было ничего лишнего. Но мы уже знаем, что обыденность есть путь к истинному. Отсутствие лишнего – это отсутствие преград и всего, что мешает разглядеть этот путь. Жизнь бабы Любы своей обыденностью, простотой, я бы сказал, очищенностью (в том числе, от всякой наносности – знаний, философий, достижений, «добра») была и есть обнажённо близка истине мира, открытости бытия. Речь бабы Любы близка – я бы даже сказал, опасно близка – истинному слову, то есть слову по существу, слову-смыслу. Баба Люба очень много чего не знает и не «понимает», не надо говорить с ней о вещах несущественных, о всяких науках, политиках, техниках и прочих вещах, о которых мы так часто говорим, но которые вряд ли понимаем в сути их, а главное, не очень-то и хотим понимать, как бы предчувствуя их необязательность, неважность для сути человеческой жизни. Но в разговоре по существу, по смыслу, разговоре самим смыслами слово бабы Любы всегда точно и существенно. Слово бабы Любы, как и её жизнь, соотносится со словами многих людей, как и с их жизнями, также как слово поэтическое соотносится со словами газетных статей и научной трескотни. Баба Люба – поэт в том изначальном, исконном смысле, в каком поэт – значит философ, то есть человек захваченный истинным бытием и в своей жизни и своём слове не отступающий от живого смысла мира.