Ши Цзин. Перевод на русский А.А. Штукина (1957)
    

КНИГА ПЕСЕН И ГИМНОВ
(«ШИЦЗИН / SHIJING»)

   О «Шицзин»
   I. Гофын / Нравы царств
   II. Сяо я / Малые оды
III. Да я / Великие оды  
IV. Сун / Гимны  
О переводчике «Книги песен»  
Текст соответствует изданию
«Шицзин: Книга песен и гимнов» / Пер. с кит. и коммент. А. А. Штукина)
М., 1987



О «ШИЦЗИН»


   Из словаря «Китайская философия»
   От переводчика «Ши цзин»


Из словаря «Китайская философия»

«ШИ ЦЗИН». «Канон стихов», «Книга песен». Самое раннее поэтич. собр. кит. древности. Состоит из 305 произв. В эпоху, предшествовавшую воцарению дин. Цинь (221–207 до н. э.), носило назв. «Ши» («Песни»), или «Ши сань бай» («Триста песен»); иероглиф ши [6] («песни») тогда обозначал некий синкретический жанр — единство текста, аккомпанемента и танцевальных движений, впоследствии — «стихи». Когда ханьский У-ди (император династии Запападная Хань, 140–87 гг. до н. э.) из «ста [философских] школ» в качестве офиц. идеологии выбрал конфуцианство и учредил звание боши («доктор») по конфуцианскому «Пятиканонию» («У цзин»), «Песни» вошли в состав канона и получили название «Ши цзин». Памятник состоит из трех частей — «[Го] фэн» («Нравы [царств]»), «Я» («Оды») и «Сун» («Гимны»).

В разделе «Го фэн» собраны 160 местных народных песен 15 царств эпохи Чжоу (11–3 вв. до н. э.).

Раздел «Я» объединяет 105 «песен», сложенных при дворе вана — государя династии Чжоу, в столице и ее окрестностях, и включает два подраздела: «Да я» («Большие оды» — 31 «песня»), и «Сяо я» («Малые оды» — 80 «песен»; фактически 74 и шесть т. н. «Мелодий для шэна» — губного музыкального инструмента, т. е. песен без слов, имеющих только название).

Разд. «Сун» содержит 40 «гимнов» и членится на три подраздела: «Чжоу сун» («Гимны [дома] Чжоу»), «Лу сун» («Гимны [князей] Лу») и «Шан сун» («Гимны [дома] Шан»). Два последних подраздела представляют собой храмовые песнопения, распространенные в 8 — 3 вв. до н. э. в царствах Лу и Сун.

Произв., вошедшие в «Ши цзин», согласно «Хань шу» (1 в.) и друним древним источникам, собирались специальными чиновниками двора чжоуского вана — синжэнь («путниками»), или цюжэнь («глашатаями»), а также представлялись ко двору сановниками разных рангов. Они служили своего рода информацией с мест «о нравах народа» («Ли цзи», 6–2 вв. до н. э.) для принятия политич. решений («Го юй», 5—3 вв. до н. э.), совершенствования церемониальных установлений и ритуальной музыки. Корпус «Ши цзин» сформировался в основном предположительно в 10–6 вв. до н. э. Согласно версии, представленной в «Исторических записках» (или «Ши цзи») Сыма Цяня (2–1 вв. до н. э.), «Ши цзин» составлен Конфуцием (6–5 вв. до н. э.). Каноноведами 19 в. эта версия подвергнута сомнению: по некоторым данным, список «песен», относящихся к разд. «Го фэн», почти полностью совпадал с известным ныне уже в 544 до н. э., когда Конфуцию было 8 лет. Он, вероятно, мог быть редактором «Ши цзин», перестроившим структуру памятника (последовательность «песен»), выправившим его музыкальную часть и использовавшим его в качестве учебного пособия для своих учеников. Ныне существуют версии авторства лишь на несколько вошедших в «Ши цзин» произв. Местность, описываемая в «песнях», — в осн. район Великой Китайской равнины, относящийся к бассейну р. Хуанхэ (современные провинции Шэньси, Шаньси, Хэнань, Хэбэй, Шаньдун, южная часть провинции Ганьсу и северная часть провинции Хубэй).

«Ши цзин» оказал глубокое влияние на китайскую литературу последующих столетий как памятник художественного творчества и исторический источник. В «песнях» раздела «Го фэн» отражены нравы и обычаи, мысли и чувства простого народа, превратности его жизни, социальные и этические отношения, содержится критика роскоши и безнравственности господствующих классов.

Большинство произведений из разделов «Да я» и «Сяо я» представляют собой торжественные песнопения, исполнявшиеся с музыкальным сопровождением. Наряду с прославлением предков и духов они содержат увещевания, обращенные к правителям; в некоторых излагаются полулегендарные, полуреальные версии истории рода Чжоу до момента свержения У-ваном династии Тан-Инь (кон. 12 или 11 в. до н. э.) и основания династии Чжоу. Некоторые «оды» раздела «Да я» и большая часть раздела «Сяо я» отражают политич. реальность 9–7 вв. до н. э. — упадок правящей династии и разложение рабовладельческого строя, выражают тревогу по поводу ослабления дома Чжоу.

31 произведение подраздела «Чжоу сун» относится к периоду Зап. Чжоу (11 – нач. 8 в. до н. э.), главным образом к начальному его этапу. Они воспевают «заслуги и добродетели» предков династии, отражают реалии экономической жизни, прежде всего земледелия. «Лу сун» и «Шан сун» представлены лишь девятью «гимнами», что отражает политическую ситуацию — главенство дома Чжоу, хотя произведения этих подразделов выше в художественном отношении.

В большинстве «песен» «Ши цзин» стих состоит из четырех моносиллабических слов с рифмой в конце стиха, но встречаются и другие варианты стихотворной формы. В «Ши цзин» использованы специфические выразительные средства, канонизированные последующей филологической традицией.

Согласно традиционной исторической версии, списки «Ши цзин» были уничтожены в период правления династии Цинь вместе с другой конфуцианской литературой. В эпоху Хань (3 в. до н. э. – 3 в. н. э.) были известны четыре списка «Ши цзин»: «Ци ши» («Песни из Ци», или «Циская [версия «Канона] стихов») связывался с именем Юань Гу, уроженца царства Ци; «Лу ши» («Песни из Лу», или «Луская [версия «Канона] стихов») — с именем Шэнь Пэя из царства Лу; «Хань ши» («Песни [рода] Хань», или «[Канон] стихов [в версии] Ханя»), восстановление которого приписывается Хань Ину из царства Янь; «Мао ши» («Песни [рода] Мао», или «Канон стихов» [в версии] Мао»), реставрация которого относится на счет Мао Чана из царства Чжао. Первые три списка имели хождение уже во 2 в. до н. э., а в 3–4 вв. н. э. были утеряны; «Мао ши» появился позднее и сохранился до наших дней, поэтому «Ши цзин» называют также «Мао цзин» («Канон [стихов] Мао»).

Самые известные комментарии к «Ши цзин» — «Мао ши цзянь» («Комментарии к «[Канону] стихов [в версии] Мао»), принадлежащие Чжэн Сюаню (2 в.); «Мао ши чжэн и» («Истинное толкование «[Канона] стихов [в версии] Мао») Кун Инда (кон. 6–7 в.); «Ши цзи чжуань» («История собрания «[Канона] стихов») Чжу Си (12 в.); «Ши Мао чжуань шу» («История [собрания «Канона] стихов [в версии] Мао и комментарии [к нему]») Чэнь Хуаня (кон. 18–19 в.); «Мао ши чжуань цзянь тун и» («Разъяснения и комментарии к «[Канону] стихов [в версии] Мао») Ма Жуйчэня (кон. 18–19 в.); «Ши сань цзя и цзи шу» («Сводный комментарий к трем спискам «[Канона] стихов») Ван Сяньцяня (19 – нач. 20 в.).


Литература

Шицзин. Пер. с кит. А.А. Штукина. М., 1957.

Шицзин. Пер. с кит. А.А. Штукина. М., 1987.

Ши цзин: гоюй чжуцзе («Канон стихов» с комментариями на байхуа). Шанхай, 1934.

Цзян Иньсян (пер. и комментарий). Ши цзин и чжу («Канон стихов» в переводе на современный язык и с комментариями). Пекин, 1983.

Cheu king. Tr. par Couvreur S. Hien hien, 1896.

The Book of Odes. Chinese Texts, Transcription and Translation by B. Karigren. Stock., 1950.

Shih ching. The Confucian Odes. The Classic Anthology Defined by Confucius (tr. by E. Pound). N.Y., 1959.


Федоренко Н. Т. «Шицзин» и его место в кит. литературе. М., 1958.

Литература древнего Китая. М., 1969. С. 97–126, 283–5.

Лихтман В. В. Трансформация чжоуской и шанской пространственных моделей в «Гимнах Лу» // 20-я НК ОГК. Ч. 1. М., 1989.

Гао Хэн. Ши цзин инь лунь (О «Каноне стихов») // Вэнь ши чжэ (Литература, история, философия). Вып 5. Пекин, 1956.

Его же. Ши цзин цзинь чжу (Новые комментарии к «Канону стихов»). Шанхай, 1980

Юй Гуаньин. Ши цзин сюань и (Толкование избранных мест из «Канона стихов»). Пекин, 1958.

Чэнь Цзычжань. Ши цзин чжи цзе (Толкования «Канона стихов»). Т. 1—2. Шанхай, 1983.

Чэнь Хунтянь, Люй Лань. Ши цзин соинь (Указатель к «Канону стихов»). Пекин, 1984.

Matsumoto Masaaki A Study of the Shih-Ching. Tokyo, 1958.

Wang CM. The Bell and the Drum. Shih Ching as Formulatic Poetry in an Oral Tradition. Berk. (Calif.), 1974.

Nikkila P. Early Confucianism and Inherited Thought in the Light of Some Key Terms of the Confucian Analects. Vol. 1: The Terms in Shu Ching and Shih Ching. Helsinki, 1982.


Пань Фуэнь
Статья из электронного энциклопедического словаря
«КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ».
© 2002 DELTA-MM Corp.
© 2002 «Навигатор» (ООО «Программа 2000»)



[От переводчика «Ши цзин»]1

В настоящей работе переводчик ставил своей задачей ознакомить советского читателя с древнейшим памятником китайского художественно-поэтического творчества, сыгравшим большую роль как в развитии китайской литературы, так и в развитии культуры стран Дальнего Востока — Кореи, Японии и Индокитая. Мы рассматриваем «Книгу песен» как один из величайших и древнейших памятников мировой поэзии, памятуя о том, что она является первым по времени памятником, озвученным рифмами. Высокая техника стиха, речь о которой будет ниже, убедительно свидетельствует, что «Книга песен», будучи собранием самых ранних из дошедших до нас произведений китайской литературы, не является самым ранним вообще: ее содержание и форма показывают, что она сложилась на базе многовековой и многосторонней стихотворной культуры. Из такого понимания памятника вытекали и самые принципы нашего перевода.


1   Из послесловия переводчика к изданию: Шицзин. Избранные песни. М., ГИХЛ, 1957.

Песни, оды и гимны «Шицзина» написаны правильными четырехсловными или четырехсложными размерами. Отступлений от этого общего правила так мало, они встречаются столь редко в огромном материале памятника, что мы можем говорить о безукоризненно правильных размерах, которыми написав «Шицзин». Нужно учесть притом, что «Шицзин» дошел до нас в иероглифах, скрывающих звучание обозначенных ими слов древнекитайского языка, и что в настоящее время восстановлены только его рифмы, порядок которых указывался еще во II в. до н. э. ханьскими учеными, когда древнее звучание еще сравнительно мало изменилось. Таким образом, ритмические рисунки «Шицзина» нам неизвестны. Не зная ритмической природы памятника, мы не имеем никакого основания говорить о ритмической бедности древнего стиха; мы можем только сказать, что этому стиху была уже присуща не примитивная, а пока еще неизвестная нам, но четкая и правильная ритмика.

Проанализируем построение строф и чередование строк в строфе. Рассмотрим, например, строфу вторую оды «Вышнего неба державен Верховный владыка» в дословном переводе, где все добавленные нами слова (выразить одним русским словом значение одного древнекитайского слова зачастую и в данном случае невозможно) мы поставили в скобки:

(Он) вычистил их, (прочь он) удалил их,

(Деревья сухие) стоящие (из) них (и гнилые) лежащие (из) них.

(Он) подрезал их, (он) подровнял их,

(Дикие) заросли (из) них (и культурные) аллеи (из) них.

Здесь мы наблюдаем излюбленный китайскими поэтами стилистический прием — параллелизм, доходящий до последних мелочей. Первая и третья строки и далее — вторая и четвертая — построены совершенно параллельно как в смысловом, так и в синтаксическом отношениях вплоть до расстановки служебных слов. И в первой и в третьей строке мы видим по два сказуемых, выраженных сходными по смыслу словами, почти синонимами, в обеих строках опущены подлежащие и наличествуют местоименные объекты. Вторая и четвертая строки раскрывают нам эти объекты в виде антитез, расчленяясь сами (как первая и третья строки) на два равнозначных компонента. Подобные приемы продолжаются в оде и дальше; вся она в литературном отношении отработана чрезвычайно четко и чеканно.

Мы могли бы привести сотни подобных мест в «Шицзине». Каждому синологу известен параллелизм как изощреннейший и любимейший литературный прием в Китае, и то обстоятельство, что этот прием так четко употребляется в «Книге песен», убедительно показывает, что «Шицзин» ни в коем случае не примитив, а продукт длительного развития поэтической культуры.

Известно, что все песни, оды и большинство гимнов «Шицзина» состоят из двух или большего количества строф. Количество строк в строфе варьируется от двух до семнадцати, но сами строфы не чередуются как придется (исключение составляют только некоторые гимны): их расположение подчинено определенному композиционному замыслу. В песнях этот момент очевиден: это — большей частью произведения из трех, реже из двух, еще реже из большего количества равнострочных и одинаковых по композиции строф. Но в больших произведениях, где порою чередуются строфы различных размеров, такие чередования никогда не носят характера случайности, а связаны с содержанием и смысловым поворотом самого стиха.

Мы предлагаем читателю самому обратить внимание на случаи чередования строф различных размеров и убедиться во внутренней закономерности этого явления и строгости древнекитайской композиции и в этом отношении.

Наконец, мы останавливаем внимание читателя еще на одном чрезвычайно существенном, неотделимом от китайского стиха элементе — на рифме. Вряд ли существует в мире какая-либо другая поэзия, отводившая рифме столь существеннее место, как китайская, и какая-либо другая средневековая поэтика, создавшая что-нибудь подобное знаменитому китайскому «словарю рифм» — «Пэйвэнь юньфу», изданному в 1711 году. «Шицзин», оснащенный рифмой на тысячу лет раньше любого другого памятника мировой поэзии, являет нам не случайно вкрапленную в текст рифму, а строгую систему рифм, неразрывно связанную о архитектоникой строки и всего стихотворения. Рассмотрим с точки зрения рифмы стихотворение «Северный ветер» (рифмы в переводе расставлены точно в тех же местах, где они стоят в китайском тексте):

Северный ветер дыханьем пахнул ледяным,

Снежные хлопья упали покровом густым...

Если ты любишь, если жалеешь меня,

Руку подай мне — вместе отсюда бежим.

Можем ли ныне медлить с тобою, когда,

Все приближаясь, надвинулась грозно беда?

Северный ветер... Пронзительный слышится вой —

Снежные хлопья летят над моей головой.

Если ты любишь, если жалеешь меня,

Руку подай мне — в путь мы отправимся свой.

Можем ли ныне медлить с тобою, когда,

Все приближаясь, надвинулась грозно беда?

Край этот страшный — рыжих лисиц сторона;

Признак зловещий — воронов стая черна.

Если ты любишь, если жалеешь меня,

Руку подай мне — у нас колесница одна!

Можем ли ныне медлить с тобою, когда,

Все приближаясь, надвинулась грозно беда?

Здесь мы видим не просто наличие рифмы, а систему рифм, органически связанную с композицией всего произведения. Мы обращаем внимание читателей, как, связанная воедино повтором третьей строки и рефреном, а также повторами начальных полустрок в двух первых строфах, выковалась прекраснейшая форма древнего китайского стихотворения, свидетельствующая о высокой культуре поэтического творчества и о совершенстве стихотворной техники мастеров, создавших песни, оды и гимны, вошедшие в «Шицзин». Форма эта не случайна, она проходит красной нитью через всю «Книгу песен», которую достаточно расположить в ином порядке, чтобы показать, как эта форма постепенно создавалась и совершенствовалась. Она также и не единственная: «Шицзин» дает нам многочисленные образцы иных форм и поэтических приемов. Самый поверхностный анализ памятника показывает, что «Шицзин» является плодом многовековой стихотворной культуры, предшествующей созданию его песен, и что поэты «Шицзина» владели всей полнотой этой культуры.

Основной трудностью художественного перевода с древнекитайского языка является его крайняя лаконичность. Об этой лаконичности языка неоднократно говорит в своем комментарии к «Шицзину» и Чжу Си. Например, подлежащее в тексте «Шицзина» очень часто опускается, особенно в тех случаях, когда подлежащими мыслятся личные местоимения. Между тем все три личных местоимения встречаются в тексте и даже для каждого из трех лиц (лексическое или грамматическое выражение единственного и множественного числа отсутствовало) существовало по два и по три различных слова. Значит, местоименные подлежащие в тексте песен отсутствовали не потому, что самих местоимений в языке не существовало, а потому, что этого требовал установившийся поэтический стиль.

Ритмы древних китайских стихов, как мы говорили, нам неизвестны. Иногда практиковалась в стихотворных переводах с китайского механическая замена каждого китайского слова двухсложной стопой. За явной бесполезностью этого приема при переводе «Шицзина», в котором строка почти везде состоит из четырех слов, мы от него отказались и предоставили себе полную свободу в выборе русских размеров для нашего перевода.

Сохраняя количество строк китайского оригинала, мы обычно сохраняем в большинстве наших переводов и китайскую архитектонику строк и систему рифм, воссоздавая таким образом своеобразие древней китайской поэзии. Этот элемент древнего стиха тем более заслуживает внимания, что ряд литературных приемов, с ним связанных (рефрены, перемена рифм в смежных строфах при неизменности остальных слов, перестановка строк и т. п.), свидетельствуют о высокой технике стихосложения этой эпохи. Технические трудности, связанные с принятым нами методом перевода, помешали нам применить его ко всем без исключения произведениям, вошедшим в «Шицзии». Однако нам удалось выдержать этот принцип в подавляющем большинстве переводов песен из книги «Нравы царств», а также при переводе некоторых од и гимнов.

Нас могут упрекнуть в том, что мы якобы часто применяли будто бы недопустимый для стихов «Шицзина» перенос предложения из строки в строку. Мы должны решительно отвергнуть такое возражение. Насколько часто у нас это встречается, предоставляем судить читателю. Что же касается переноса предложения из строки в строку в самом «Шицзине», то для разрешения этого вопроса берем первую строфу первого стихотворения в «Шицзине» — «Встреча невесты». Если о первых двух строках можно спорить: одно ли это предложение или два, то перенос предложения из третьей строки в четвертую в китайском тексте не оставляет никакого сомнения. Даем дословный перевод этих строк:

Тихая, скромная, милая девушка

(Будет) супругу доброй женой.

Таковы в общих чертах принципы нашего перевода.

«Книга песен» просуществовала в Китае уже более двух с половиною тысяч лет как неувядаемый образец высокого поэтического мастерства. Стилистические приемы «Книги песен» — ее система рифм, повторы слов и особенно параллелизмы смежных предложений — вплоть до последнего времени были и основными стилистическими приемами всей китайской поэзии. Четырехсложный размер «Книги песен» в так называемых «правильных стихах», расстановка рифм (типа «а, а, б, а») в тайских четверостишиях, ее зачины и переходы от конкретных образов окружающей природы к лирическому чувству самого поэта просуществовали тысячи лёт. Недаром китайские критики, сравнивая блестящую в истории поэзии Китая танскую эпоху (VII—X вв.) с деревом в полном цвету и плодах, говорят, что корни этого прекрасного дерева — в поэзии древней «Книги песен». Но влияние «Книги песен» не кончается древним и средневековым Китаем ни территориально, ни во времени. В средние века китайская культура и развивавшая традиции «Книги песен» поэзия хлынули широким потоком в Японию, Корею и Индокитай, и мы могли бы найти мотивы «Книги песен» и цитаты из нее и в поэзии этих стран. И если китайскую культуру мы не можем не назвать культурой мировой, то и «Книгу песен», как один из величайших памятников этой культуры, мы не можем не признать литературным памятником мирового значения.

А. Штукин 
Воспроизводится по изданию
«Шицзин: Книга песен и гимнов» / Пер. с кит. и коммент. А. Штукина)
М., 1987
Кодинг DAO H(%)ME PAGE





ШИЦЗИН I


ГОФЫН

НРАВЫ ЦАРСТВ




I. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЧЖОУ1 И СТРАН,
ЛЕЖАЩИХ К ЮГУ ОТ НЕГО



ВСТРЕЧА НЕВЕСТЫ
(I, I, 1)


Утки, я слышу, кричат на реке предо мной,
Селезень с уткой2 слетелись на остров речной...
Тихая, скромная, милая девушка ты,
Будешь супругу ты доброй, согласной женой.

То коротки здесь, то длинны кувшинок листы,
Справа и слева кувшинки, срываю я их...
Тихая, скромная, милая девушка ты,
Спит иль проснётся — к невесте стремится жених.

К ней он стремится — ему недоступна она,
Спит ил проснётся — душа его думой полна;
Долго тоскует он, долго вздыхает о ней,
Вертится долго на ложе в томленье без сна.

То коротки здесь, то длинны кувшинок листы.
Справа и слева мы их соберём до конца...
Тихая, скромная, милая девушка ты,
С цитрой и гуслями3 встретим тебя у крыльца.

То коротки здесь, то длинны кувшинок листы,
Мы разберём их, разложим их в дар пред тобой4.
Тихая, скромная, милая девушка ты...
Бьём в барабан мы и в колокол — радостный бой.


1   Царство Чжоу. — Племя чжоу в конце XII в. до н. э. покорило земли в центральной части бассейна р. Хуанхэ. С этих пор до времени Конфуция (VI-V вв. до н. э.), эпохи собирания «Книги песен», и позже все сопредельные княжества были в подчинении у царя Чжоу. Центр древнего царства Чжоу, согласно легенде, лежал у горы Ци, на территории нынешней провинции Шэньси.
2   Селезень с уткой в Китае с древности являются символом супружеской любви и целомудрия.
3   С цитрой и гуслями. — В китайском тексте цинь и сэ, настольный струнные инструменты.
4   Водяные растения отваривались и применялись новобрачной при жертвоприношении в храме предков мужа. См. также песни (I, II, 2) и (I, II, 4).


СТЕБЛИ ПРОСТЁРЛА ДАЛЁКО
КРУГОМ КОНОПЛЯ
(I, I, 2)


Стебли простёрла далёко кругом конопля,
В самой долине покрыла собою поля.
Вижу густые, густые повсюду листы;
Иволги, вижу, над нею летают, желты.
Иволги вместе слетелись меж частых дерев.
Звонкое пенье несётся ко мне сквозь кусты.

Стебли простёрла далёко кругом конопля,
В самой долине покрыла собою поля.
Вижу, листва её всюду густа и пышна,
Срезав, её отварю — созревает она.
Тонкого, грубого я наткала полотна,
Платьям из ткани домашней останусь верна!

Старшей над нами я всё доложила — она
Скажет супругу, что еду в родные края.
Дочиста платье домашнее вымою я.
Будет сполоснута чисто одежда моя.
Только не знаю, какой же наряд полоскать.
Еду проведать отца и родимую мать.


«МЫШИНЫЕ УШКИ»
(I, I, 3)


В поле травы — там «ушки мышиные» рву я,
Но корзины моей не смогла я набрать.
О любимом моём всё вздыхаю, тоскуя,
И корзину кладу у дороги опять...

Подымаюсь ли вверх по скалистому склону —
Истомилися кони и труден подъём.
Я вина наливаю в кувшин золочёный,
Чтоб вечно не думать о милом моём.

Еду ль вверх, по крутым подымаюсь отрогам —
У коней побурели от пота бока.
Наполняю вином тяжкий рог носорога,
Чтобы сердце не ранила больше тоска.

Еду ль на гору я — за горою мой милый,
Но коней обессилила горная даль.
И возница теряет последние силы,
И на сердце такая печаль.


НА ЮГЕ У ДЕРЕВА ДОЛУ
СКЛОНЯЮТСЯ ВЕТВИ
(I, I, 4)


На юге у дерева долу склоняются ветви —
Ползучие травы кругом обвивают его5.
О, радость моя — только он — этот муж благородства,
Пусть благо и счастье всегда окружают его.

На юге у дерева долу склоняются ветви —
Ползучие травы укрыли так плотно его!
О, радость моя — только он — этот муж благородства,
И верность, и счастье да будут оплотом его.

На юге у дерева долу склоняются ветви —
И травы кругом постепенно обвили его.
О, радость моя — только он — этот муж благородства!
Пусть благо и счастье навеки возлюбят его.


5   Образ дерева, за ветви и ствол которого цепляются вьющиеся растения, появляется также в оде (II, VII, 3), где он относится к старшему в роде.


САРАНЧА
(I, I, 5)


Ты, саранча, распростёршая крылья,
Стаей несметной летаешь всюду.
Пусть же всегда у тебя в изобилье
Дети и внуки рождаться будут6.

О саранчи крылатые стаи,
Мерно в полёте крылами звените.
Пусть ваши внуки, вечно летая,
Род ваш продлят непрерывной нитью.

Ты, саранча крылатая, всюду
Вместе летаешь сплошною тучей.
Дети и внуки твои да будут
Вечно роиться роем могучим.


6   Песня зародилась, по-видимому, в среде кочевников, для которых саранча не только не являлась бичом (как для земледельческого населения), но могла служить и обильным источником питания. Как обрядовая песня (пожелание плодовитости жёнам) она не забылась и при переходе к иному способу хозяйствования.


ПЕСНЬ О НЕВЕСТЕ
(I, I, 6)


Персик прекрасен и нежен весной —
Ярко сверкают, сверкают цветы.
Девушка, в дом ты ступаешь женой —
Дом убираешь и горницу ты.

Персик прекрасен и нежен весной —
Будут плоды в изобилье на нём.
Девушка, в дом ты вступаешь женой,
Горницу ты убираешь и дом.

Персик прекрасен и нежен весной,
Пышен убор его листьев густых.
Девушка, в дом ты вступаешь женой —
Учишь порядку домашних своих.


ОХОТНИК
(I, I, 7)


Заячью сеть он искусно расставить сумел,
Колья вбивает — удар за ударом звучит.
Этот охотник силён и отважен и смел —
Нашему князю он прочная крепость и щит!

Заячью сеть он искусно расставить сумел
В месте, где девять путей разбежались вокруг.
Этот охотник силён и отважен и смел —
Нашему князю он добрый товарищ и друг.

Заячью сеть он искусно расставить сумел,
Заячья сеть протянулась по чаще лесной.
Этот охотник силён и отважен и смел —
Сердцем велик он и доблести с князем одной.


ПОДОРОЖНИК
(I, I, 8)


Рву да рву подорожник —
Всё срываю его.
Рву да рву подорожник —
Собираю его.

Рву да рву подорожник —
Рву всё время его.
Рву да рву подорожник —
Чищу семя его.

Рву да рву подорожник —
Вот в подол набрала.
Рву да рву подорожник —
В подоле понесла.


РЕКА ХАНЬ ШИРОКА
(I, I, 9)


Там, под деревом юга с прямым стволом,
Не укрыться в тени никогда.
Бродит девушка там над рекою Хань —
Недоступна она и горда.
Как простор этих ханьских вод широк!
Переплыть их никто никогда не мог.
Вдоль великого Цзяна на утлом плоту
Не уплыть далеко на восток.

Я вязанку высокую дров нарубил,
Я добавил терновника к ней.
В дом супруга сегодня вступаешь ты —
Покормлю на дорогу коней.
Как простор этих ханьских вод широк!
Переплыть их никто никогда не мог.
Вдоль великого Цзяна на утлом плоту
Не уплыть далеко на восток.

Я вязанку высокую дров нарубил,
Чернобыльником крыта она.
В дом супруга сегодня вступаешь — я дам
Лошадям твоим резвым зерна.
Как простор этих ханьских вод широк!
Переплыть их никто никогда не мог.
Вдоль великого Цзяна на утлом плоту
Не уплыть далеко на восток.


ВДОЛЬ ПЛОТИНЫ ИДУ
(I, I, 10)


Вдоль плотины иду я над водами Жу7.
Там срезаем мы ветви и рубим стволы.
О супруг мой, давно я не вижу тебя!
И, как голод, страданья мои тяжелы.

Вдоль плотины иду я над водами Жу.
Там я ветви рублю и побеги у пней.
О супруг благородный, я вижу тебя!
Ты вернулся, не бросил подруги своей.

Лещ устал — покраснели уж перья хвоста8.
Царский дом нас, как зной, истомил неспроста.
Но хотя он томит нас как будто огнём,
Слишком близок к огню наш родительский дом.


7   Жу — приток р. Хуай, протекающей в провинции Хэнань.
8   Китайский философ и филолог Чжу Си (XII в.) разъяснял эту строку так: «Если рыба утомилась, то хвост её краснеет. Хвост леща от природы белый, а теперь он стал красным, значит, усталость его весьма велика». Супруг, вернувшийся после года службы царю, крайне утомлён и подобен лещу с покрасневшим хвостом.


ЛИНЬ-ЕДИНОРОГ
(I, I, 11)


Линя стопы милосердья полны9
То благородные князя сыны.
О линь-единорог!

Как благородно линя чело —
Ныне потомство от князя пошло.
О линь-единорог!

Линь, этот рог у тебя на челе —
Княжеский доблестный род на земле.
О линь-единорог!


9   Линь — мифическое животное, самка единорога с телом оленя, хвостом быка, копытами лошади и с рогом, имеющим мясистый нарост. Появление его предвещает счастье. «Природа линя добра и благородна, поэтому и стопы его добры и благородны. Он не придавит живой травы, не наступит на живого червя» (Чжу Си).



II. ПЕСНИ ЦАРСТВА ШАО И СТРАН,
ЛЕЖАЩИХ К ЮГУ ОТ НЕГО1




ВЫЕЗД НЕВЕСТЫ2
(I, II, 1)


Сорока свила для себя гнездо —
Голубка поселится в нём.
В пути новобрачная, сто колесниц
Встречают её с торжеством.

Сорока свила для себя гнездо —
Голубка его займёт.
В пути новобрачная, сто колесниц
Ей вслед выступают в поход.

Сорока свила для себя гнездо —
Голубка займёт его.
В пути новобрачная, сто колесниц
Венчают её торжество.


1   Царство Шао — удел, пожалованный царём Вэнем князю Ши, принадлежавшему к роду царя. Находился к югу от горы Ци на землях древнего царства Чжоу, после передвижения самого царства Чжоу на юго-восток.
2   Выезд невесты — песня о выезде княжны, предназначенной в жёны правителю другого княжества.


КУВШИНКИ ИДЁТ СОБИРАТЬ ОНА
(I, II, 2)


Кувшинки идёт собирать она,
В пруду их срывает у островков.
Она приготовит свои цветы,
И жертвенник князю будет готов.

Кувшинки идёт собирать она
В протоке средь сжатых горами вод.
Она приготовит свои цветы
И в княжеский храм сама принесет.

Она в накладной прическе стоит,
В храме до света — смиренно молчит.
Неспешно и тихо идёт назад:
Вернётся она, исполнив обряд.


ЦИКАДА В ТРАВЕ ЗАЗВЕНИТ,
ЗАПОЁТ
(I, II, 3)


Цикада в траве зазвенит, запоёт,
И прыгнет кузнечик зелёный — сверкнёт!
Супруга давно уж не видела я,
И сердце тоскует — скорбит от забот.
Я знаю: лишь только увижу его,
Как боль в моём сердце утихнет — пройдёт.

На южную гору взошла я — пора
Там папоротник молодой собирать.
Давно уж супруга не видела я —
Устало уж скорбное сердце страдать.
Я знаю: лишь только увижу его,
Лишь только с дороги я встречу его,
Как в сердце мне радость вернётся опять.

На южную гору взошла я, теперь
Там папоротник собираю давно.
Супруга давно уж не видела я,
Поранено сердце — тоскует оно.
Я знаю: лишь только увижу его,
Лишь только с дороги я встречу его,
Как сердце утешится, мира полно.


ТРАВЫ ВОДЯНОЙ НАБРАЛА
(I, II, 4)


Травы водяной набрала и полыни
В потоке, бегущем по южной долине.
Прилежно зелёные руппии рвёт
У края струящихся медленно вод.

Растения собраны, нужно сложить их
В корзинах прямых и овалом плетённых;
В корзины сложила и будет варить их
В треножниках медных, в котлах плоскодонных.

Для жертвы она установит всё это
Под окнами храма с востока и с юга.
О, кто же блюдёт так усердно всё это?
То юная, чистая сердцем супруга.


ПАМЯТЬ О ДОБРОМ ПРАВИТЕЛЕ
(I, II, 5)


Пышноветвистая дикая груша растёт;
Ты не руби, не ломай её пышных ветвей —
Шао правитель под ней отдыхал на траве.

Пышноветвистая дикая груша растёт;
Листьев не рви, не ломай её веток рукой —
Шао правитель под нею изведал покой.

Пышноветвистая дикая груша растёт;
Ты не ломай её пышные ветви, не гни —
Шао правитель садился под нею в тени.


ПЕСНЯ НЕВЕСТЫ, ОТВЕРГАЮЩЕЙ
ЖЕНИХА
(I, II, 6)


Этой ночью роса увлажнила пути,
Рано ночью возможно ль идти?
Я скажу ему: много росы на пути.

Кто же скажет: у птичек рога не растут?
Воробьи под пробитою кровлей живут.
Кто же скажет, что ты не помолвлен со мной?
Ты меня призываешь на суд3.
Пусть меня призываешь на суд, говорят, —
Не закончен наш брачный обряд.

Кто же скажет: клыков нет у мыши лесной,
Что прогрызла ограду в саду?
Кто же скажет, что ты не помолвлен со мной?
Ты меня призываешь к суду4.
Что же, пусть ты меня призываешь к суду, —
За тебя всё равно не пойду.


3   Смысл этих строк таков: воробьи живут под пробитою кровлей, но это не значит, что у них есть рога, которыми они могли бы кровлю пробить. Ты вызываешь меня на суд, обвиняя в пренебрежении к брачным обрядам, и, может быть, найдутся люди, которые, узнав об этом, поверят в твою правоту. Однако наш 6pачный обряд не был закончен, и твоё обращение в суд не является доказательством существования брака между нами, как и пробитая кровля — доказательством наличия рогов у воробья.
4   Прогрызенная мышами стена не является доказательством того, что у мыши есть клыки (их и на самом дело нет); точно так же и твой вызов меня в суд, обвинение меня в пренебрежении к брачным обрядам не является доказательством того, что эти обряды были в действительности совершены и имеют силу обязательств.


В ШУБАХ ОВЧИННЫХ ИДУТ
ОНИ В РЯД
(I, II, 7)


В шубах овчинных идут они в ряд...
Шёлком пять раз перевит ваш наряд,
Яства отведать от князя домой
Мирно уходят, и радостен взгляд.

Шубы из шкурок барашка новы,
Шёлком прострочены белые швы...
С видом довольным из княжьих ворот
Яства отведать выходите вы.

Шёлком прошитая шуба добра!
Взгляд благосклонен — ведь кушать пора.
Шёлком пять раз ваш наряд перевит —
С княжьего вышли степенно двора.


ГУЛКО ГРОХОЧЕТ ГРОМ
(I, II, 8)


Гулко грохочет гром —
Там, от Наньшаня на юг.
Как ты ушёл? Ведь гроза кругом!
Ты отдохнуть не посмел, супруг!
Милый супруг мой, прошу об одном:
О, возвратись же скорей в наш дом!

Гулко грохочет гром —
Там, где Наньшаня склоны круты.
Как ты ушёл? Ведь гроза кругом!
Но задержаться не смеешь ты.
Милый супруг мой, прошу об одном:
О, возвратись же скорей в наш дом!

Гулко грохочет гром —
Там, у Наньшаня, внизу.
Как ты ушёл? Ведь гроза кругом!
Дома побыть не посмел в грозу.
Милый супруг мой, прошу об одном:
О, возвратись же скорей в наш дом!


ПЕСНЯ ДЕВУШКИ,
СОБИРАВШЕЙ СЛИВЫ
(I, II, 9)



Слива уже опадает в саду,
Стали плоды её реже теперь.
Ах, для того, кто так ищет меня,
Мига счастливей не будет, поверь.

Сливы уже опадают в саду,
Их не осталось и трети одной.
Ах, для того, кто так ищет меня,
Время настало для встречи со мной.

Сливы опали в саду у меня,
Бережно их я в корзинку кладу.
Тот, кто так ищет и любит меня,
Пусть мне об этом скажет в саду.


ЗВЕЗДЫ
(I, II, 10)


Сколько малых звёзд на небосводе!
Ярких — три иль пять на весь Восток.
К князю я спешу, лишь ночь приходит...
С князем я — рассвета близок срок...
Звёздам дал иное счастье рок.

Много малых звёзд на небосводе,
Светит Мао, Шэнь уже видна5.
К князю я спешу, лишь ночь приходит, —
Одеяло принесёт жена...
Звёзд судьба и наша — не одна!


5   Мао — созвездие Плеяд; Шэнь — созвездие Ориона.


ДЕВУШКА ШЛА К ЖЕНИХУ
(I, II, 11)


Так с Цзяном сольётся потока волна...
Та девушка шла к жениху.
С собою нас брать не хотела она,
С собою нас брать не хотела она,
Потом стосковалась одна.

Так воды сливаются за островком...
Та девушка шла к жениху.
С собой ты нас взять не хотела в свой дом6,
С собой ты нас взять не хотела в свой дом,
Была ты нам рада потом.

Тэ в Цзян возвращает поток своих водa7...
Та девушка шла к жениху.
Она собралась, только нас не берёт,
Да жалко ей стало, что нас не берёт,
Тоскует теперь и поёт.


6   В песне глухим отзвуком раскрывается тема пережитков экзогамного группового брака, видимо, долго существовавших среди древней китайской аристократии, особенно среди удельных китайских князей, которые женились на группе близких между собою родственниц, носящих общее родовое имя, не совпадающее с родовым именем их общего супруга.
7   Тэ — река, впадающая в Янцзыцзян.


УБИТАЯ ЛАНЬ ПА ОПУШКЕ
ЛЕСНОЙ
(I, II, 12)


Убитая лань на опушке лесной,
Осокою белой обвил ты её.
У девушки думы на сердце весной —
О юный счастливец, пленил ты её.

В лесу низкорослый дубняк шелестит.
Убитый олень на опушке лежит,
Он белой осокою плотно обвит.
А девичья прелесть, как яшма, блестит.

«Потише, потише, не трогай меня,
Коснуться платка не позволила я,
Не трогай — залает собака моя».


СВАДЬБА ЦАРЕВНЫ
(I, II, 13)


Как дикая вишня густа и пышна,
Одетая ныне в цветочный наряд...
И разве не скромная строгость видна
В строю колесниц этой внучки царя?

Как слива и персик густы и пышны!
Цветы распустились сегодня на них.
То внучка Пин-вана8, невеста-краса.
Сын циского князя9 — царевны жених.

Что нужно тебе, чтобы рыбу удить?
Из шёлковых нитей витая леса!10
Сын циского князя — царевны жених,
То внучка Пин-вана, невеста-краса.


8   Пин-ван — царь (770–720 гг. до н. э.).
9   Сын циского князя — сын князя (царя) Ци. См. примеч. к (I, VIII).
10   Чжу Си разъясняет: как сплетение шёлковых нитей o6paзует лесу, так и соединение мужчины и женщины образует супружество.


ЦЗОУ-ЮЙ (БЕЛЫЙ ТИГР)11
(I, II, 14)


Как пышно разросся камыш над рекой...
Пять вепрей убиты одною стрелой...
Вот, Белый наш тигр, ты охотник какой!

Густой чернобыльник стоит как стена.
Стрела — пятерых поразила одна...
Вот, наш Цзоу-юй, ты охотник какой.


11   Цзoy-юй — название мифического животного. «Белый тигр с чёрными полосами, который не пожирает ничего живого» (Чжу Си). Здесь это прозвище дано охотнику.




III. ПЕСНИ ЦАРСТВА БЭЙ1




ПЕСНЬ ЗАБЫТОЙ ЖЕНЫ
(I, III, 1)


I

Так кипарисовый чёлн уплывает легко —
Он по теченью один уплывёт далеко!
Вся я в тревоге и ночью заснуть не могу,
Словно объята тяжёлою тайной тоской, —
Не оттого, что вина не нашлось у меня
Или в забавах найти б не сумела покой.


II

Сердце — не зеркало, всей не раскроет оно
Скорби моей, что таится в его глубине.
К братьям пойти? Но и братья родные мои
Быть не сумеют надёжной опорою мне!
Как я пойду им поведать печали одни,
Зная, что встречу у них лишь неправедный гнев?


III

Сердце моё — ведь не камень, что к почве приник,
Сердце моё ведь не скатишь, как камень с холма!
Сердце моё — не вплетённый в циновку тростник,
Сердце моё не свернуть, как циновки в домах!
Вид величав мой, поступки разумны всегда —
В чём упрекнуть меня можно? Не знаю сама.


IV

Сердце моё безутешной печали полно.
Толпы наложниц меня ненавидят давно!
Много теперь я познала скорбей и обид.
Сколько мне тягостных бед испытать суждено!
Думы об этом в глубоком молчанье таю.
Встану и в грудь себя бью — не заснуть всё равно.


V

Солнце на небе, и месяц по небу поплыл —
Мрак, почему не луну ты, а солнце сокрыл?
Точно нечистой одеждой, тоской облеклось
Сердце моё, и печаль мою сбросить нет сил.
Думы об этом в глубоком молчанье таю,
Птицей бы я улетела, да не дано крыл!


ОДЕЖДА ЗЕЛЁНОГО ЦВЕТА
(I, III, 2)


Одежда на вас зелёного цвета,
Вы жёлтый мой шёлк для подкладки избрали2,
Печаль моего одинокого сердца —
О, где же конец постоянной печали?

Супруг мой, одежду зелёного цвета
На жёлтой сорочке вы носите всюду.
Печаль моего одинокого сердца —
О, как же тоску и печаль позабуду?

Одежды — зелёными были шелками,
Шелка для одежд выбирали вы сами.
Я, древних людей вспоминая, стараюсь
Беречься, виновной не быть перед вами.

Я в холст облекаюсь то в тонкий, то в грубый,
Мне в стужу согреться под ним не под силу.
Я, древних людей вспоминая, стараюсь
Вновь бодрость обресть в своём сердце унылом.


1   Царство Бэй — удел, располагавшийся в пределах нынешней провинции Хэнань. По словам Чжу Си, песни, составившие эту главу, собраны после присоединения удела к княжеству Вэй и рассказывают также о событиях в землях Вэй.
2   Жалобы жены на мужа, отдавшего предпочтение наложнице, что так же не подобает ему, как ношение зеленого поверх желтого.


ТО ЛАСТОЧКИ
(I, III, 3)


I

То ласточки, вижу, над нами летают кругом,
Их крылья неровные, вижу, мелькают вдали.
Навеки она возвращается ныне в свой дом!..
Её провожаю до края родимой земли.
И вслед ей смотрю я, уж взору её не догнать,
И слёзы мои, изобильны, как дождь, потекли3.


II

То ласточки, вижу, над нами летают кругом...
То падают вниз, то взлетают опять в вышину.
Навеки она возвращается ныне в свой дом...
Далёко её провожаю в родную страну!
И вслед ей смотрю я, уж взору её не догнать,
Стою неподвижно, и слёзы струятся опять.


III

То ласточки, вижу, над нами летают кругом,
Их крики то ниже, то к небу поднимутся вдруг..
Навеки она возвращается ныне в свой дом,
Далёко, далёко её провожаю на юг...
И вслед ей смотрю я, уж взору её не догнать,
И сердце моё преисполнено боли и мук.


IV

Правдива душою была она, Чжун-госпожа,
Была беспредельною сердца её глубина.
Всегда благородной душою тепла и добра,
Была непорочной, к себе была строгой она,
И памятью князя, покойного мужа, всегда
Бодрила подругу, что доблестью сердца бедна!4


3   По мнению Чжу Си, в песне поётся о том, как Чжуан-цзян, вдова вэйского князя Чжуана (756-734 гг. до н. э.), провожала свою подругу Дай-гуй (госпожу Чжун), что возвращалась на родину после смерти князя Хуана (733-718 гг. до н. э.), сына Дай-гуй и приёмного сына Чжуан-цзян, убитого своим братом Чжоу-юем, захватившим княжескую власть. Бездетная главная жена князя Чжуана — Чжуан-цзян усыновила сына приехавшей из княжества Чэнь (см. примеч. к (I, XII)) наложницы Дай-гуй, который и стал благодаря этому законным наследником престола, а впоследствии князем Хуанем. После его убийства его мать возвратилась на родину, в Чэнь.
4   Иносказательно о себе. В Китае принято было восхвалять собеседника и высказываться о себе уничижительно.


ПЕСНЬ ЗАБЫТОЙ ЖЕНЫ
(I, III, 4)


Солнце и месяц, вы свет земле
Шлёте, плывя в вышине!
Древних заветы забыл супруг,
Стал он суров к жене.
Или смирить он себя не мог —
Взор свой склонить ко мне?

Солпце и месяц, не вы ль с высот
Льёте па землю свет?
О, почему же любви ко мне
В сердце супруга нет?
Или смирит он себя? Найдёт
Чувство моё ответ?

Солнце и месяц, радует нас
Вашим восходом восток!
Слава худая идёт о том,
Что муж мой со мной жесток.
Если бы смог он себя смирить,
Забыть меня разве бы мог?

Солнце и месяц, с востока вы
Всходите день за днём!
Мать и отец! Ведь вам меня
Не прокормить вдвоём.
Разве он может смирить себя?
Отклик найду ли в нём?


ВЕТЕР ВСЁ ДУЕТ...
(I, III, 5)


Ветер всё дует... Он и порывист и дик.
Взглянешь порою и мне улыбнёшься на миг.
Смех твой надменен, без меры насмешлив язык!
Скорбью мне смех твой в самое сердце проник.

Ветер всё дует, клубится песок в вышине...
Нежен порою, прийти обещаешь ко мне;
Только обманешь, ко мне ты забудешь прийти! —
Думы мои бесконечно летят в тишине.

Ветер всё дует — по небу плывут облака,
День не истёк, всё плывут и плывут облака.
Глаз не сомкнуть мне — я ночью заснуть не могу.
Думы и вздохи о нём, и на сердце тоска.

В тучах всё небо, нависшие тучи черны,
Глухо рокочет, гремит нарастающий гром...
Глаз не сомкнуть мне, я ночью заснуть не могу —
Все мои помыслы, все мои думы — о нём!


ЛИШЬ БАРАБАН БОЛЬШОЙ
УСЛЫХАЛ
(I, III, 6)


Лишь барабан большой услыхал —
Сразу вскочил, оружие взял.
Рвы там копают в родной земле,
В Цао5 возводят высокий вал.

К югу идём мы за рядом ряд,
Сунь благородный ведёт солдат,
Мир уже с царствами Чэнь и Сун6
Всё ж не хотят нас вести назад!

Горе сердца сжимает нам.
Здесь отдохнём, остановимся там...
Вот распустили коней своих,
Будем их долго искать по лесам.

Жизнь или смерть нам разлука несёт,
Слово мы дали, сбираясь в поход.
Думал, что, руку сжимая твою,
Встречу с тобой я старость мою.

Горько мне, горько в разлуке с тобой,
Знаю: назад не вернусь я живой.
Горько, что клятву свою берегу,
Только исполнить её не могу.


5   Цао — город в княжестве Вэй. Мобилизуя часть мужского населения на войну, князья проводили земляные работы для обороны своих городов, занимая на них остальное население.
6   Сун — сильное царство, располагавшееся в древности на части территорий нынешних провинций Хэнань и Цзянсу.


ПЕСНЬ О СЫНОВЬЯХ,
КОТОРЫЕ НЕ СУМЕЛИ ПОКОИТЬ
СТАРОСТЬ МАТЕРИ
(I, III, 7)


Южного ветра живительный ток
Веет, лелея жужуба росток.
Стали красивы и нежны ростки —
Высохла мать от забот и тоски.

Южного ветра живителен ток.
Вырос жужуб, тёплым ветром согрет.
Ты, наша мать, и мудра и добра,
Добрых детей у тебя только нет!

В местности Сюнь есть источник один —
Много несёт он студёной воды.
Семь сыновей нас, а мать и теперь
Тяжесть несёт и труда и нужды.

Иволга блещет своей красотой,
Тонкие трели выводит вдали.
Семь сыновей нас у матери, мы
Дать её сердцу покой не смогли!


КАК ПЁСТРЫЙ ФАЗАН
ДАЛЕКО УЛЕТАЕТ
(I, III, 8)


Как пёстрый фазан далеко улетает —
Медлителен крыл его плавный полёт.
Супруг благородный, всем сердцем любимый,
Не он ли мне горе разлуки несёт?

Фазаний самец далеко улетает,
Крик слышен то снизу, то вдруг с высоты...
Не сам ли, супруг благородный, любимый,
Мне сердце наполнил страданием ты?

Взгляну ли на солнце, взгляну ли на месяц7,
Все думы мои лишь о нём, лишь о нём!..
Но в путь он собрался, я знаю, далёкий.
Когда же он снова вернётся в свой дом?

Да кто ж из людей благородных не знает,
Что доблестен муж мой в поступках и строг?
Нет алчности в нём, нет завистливой злобы!
Недоброе сделать он разве бы мог?


7   По положению солнца на небе и по фазам луны женщина определяет счёт времени, вспоминая при этом, как долго муж её несёт службу у царя.


У ТЫКВЫ ЗЕЛЁНЫЕ ЛИСТЬЯ
ГОРЬКИ...
(I, III, 9)


У тыквы зелёные листья горьки...
Вот брод — переход через воды реки.
Глубок — я в одеждах пройду по нему,
А мелок — край платья тогда подниму.

Поток набухает, разлиться готов;
Фазаночки слышу настойчивый зов.
Колёс не покроет разлив этих вод...
Фазаночка милого долго зовёт.

Лишь солнце взойдёт поутру горячей,
Согласные слышатся крики гусей.
В дом мужа уходит невеста, пока
Ещё не растаял весь лёд от лучей.

Зовёт перевозчик меня на беду!
Все в лодку садятся, а я не иду...
Все в лодку садятся, а я не иду...
Я друга желанного жду!


ПЕСНЬ ОСТАВЛЕННОЙ ЖЕНЫ
(I, III, 10)


I

Ветер с восточной подул стороны,
Дождь благодатный принёс, пролетев...
Сердцем, в согласии жить мы должны,
Чтоб не рождались ни злоба, ни гнев.
Репу и редьку мы рвали вдвоём —
Бросишь ли репу с плохим корешком?..8
Имя своё не порочила я,
Думала: вместе с тобою умрём.


II

Тихо иду по дороге... Гляди,
Гнев и печаль я сокрыла в груди.
Недалеко ты со мною прошёл,
Лишь до порога меня проводил.
Горьким растёт, говорят, молочай —
Стал он мне слаще пастушьей травы!9
Будто бы братья, друг другу верны,
С новой женою пируете вы!


III

Мутною кажется Цзин перед Вэй,
Там лишь, где мель, её воды чисты.10
С новой женою пируете вы,
Видно, нечистою счёл меня ты?
Пусть на запруду не ходит она
Ставить из прутьев бамбуковых сеть...
Брошена я, что же будет со мной? —
Некому стало меня пожалеть!


IV

Если поток и широк, и глубок —
К берегу вынесут лодка иль плот;
Если же мелок и узок поток —
Путник легко по воде побредёт...11
Был и достаток у нас, и нужда,
Много я знала трудов и забот.
Я на коленях служила больным
В дни, когда смерть забирала народ.


V

Нежить меня и любить ты не смог,
Стал, как с врагом, ты со мною жесток.
Славу мою опорочил, и вот —
Я, как товар, не распроданный в срок.
Прежде была мне лишь бедность страшна,
Гибель, казалось, несёт нам она...
Сызмальства в доме твоём взращена,
Стала отравой для мужа жена.


VI

Как он велик, мой запас овощей!
Зимней порой защитит от беды.
С новой женою пируете вы —
Я лишь защитой была от нужды.
Грубый со мною да гневный такой,
Дашь мне заботы, одаришь тоской.
Или забыл ты, что было давно?
Что лишь со мною обрёл ты покой?


8   Если у репы портится корневище, остаётся ещё годная в пищу листва... Оставленная жена напоминает: пусть красота её поблёкла, но осталось доброе имя, которым муж пренебрегает более, чем крестьянин листвой репы.
9   Горечь одиночества, утверждает женщина, много сильнее горечи молочая.
10   Вэй — река, приток Хуанхэ; Цзин — приток Вэй, Цзин мутна, а Вэй чиста, но это бросается в глаза лишь при их слиянии. Да и не всюду мутна Цзин: у разделяющих её на рукава островов и там, где течение её несколько замедляется, в ней есть и прозрачные места. Старая жена пользуется этим образом для того, чтобы заметить: увядание её красоты стало заметным лишь с появлением новой жены. Но и она, стареющая, не утратила известных достоинств.
11   .«При всех обстоятельствах, — утверждает женщина, — и в богатстве и в нужде я всегда выполняла свой долг».


ЗАЧЕМ, О ЗАЧЕМ МЫ НИЧТОЖНЫ,
БЕДНЫ
(I, III, 11)


Зачем, о зачем мы ничтожны, бедны
Вдали от родимой своей стороны?
Иль здесь не для вас собрались мы, о князь,
Где едкая сырость и жидкая грязь?12

Зачем, о зачем мы ничтожны, бедны
Вдали от родимой своей стороны,
Назад не идём? Из-за вас без вины
В росе и грязи мы здесь мёрзнуть должны!


12   В древних исследованиях «Шицзина» сообщается, что мелкое княжество Ли, лежавшее к западу от Вэй, подверглось набегу варваров. Князь и вельможи Ли бежали в царство Вэй. В этом стихотворении и в следующем (I, III, 12) вельможи княжества Ли пеняют своему князю, что не торопится воротиться на родину, жалуются на советников вэйского князя за промедление с оказанием помощи Ли.


ВЗРОСЛА КОНОПЛЯ
НАД ПОЛОГИМ ХОЛМОМ
(I, III, 12)


Взросла конопля над пологим холмом,
Уж стелются юркие стебли кругом.
О старшие родичи наши, увы,
Прошло столько дней, мы всё помощи ждём!

Зачем же в поход не сбирается рать,
Иль, может быть, помощи надобно ждать?
Так долго зачем не выходит она?
О, верно, тому быть причина должна!

Из лис наши шубы сносились не в срок.
Иль шли колесницы не к вам на восток?13
О старшие родичи наши, от вас
Сочувствия нет, ваш обычай жесток.

Остатки, осколки мы рати былой —
В скитаньях не знаем приюта себе.
Улыбчивы, старшие родичи, вы,
Однако не внемлете нашей мольбе.


13   Смысл фразы: разве не к вам, старшие родичи, прибыли наши колесницы с сообщением о нашей беде и с просьбой о помощи? Если к вам, то почему мы не находим в вас сочувствия?


ПЕСНЬ ТАНЦОРА
(I, III, 13)


Я плясать всегда готов
Так свободно и легко...
Над высокою площадкой
Солнце в полдень высоко.

Рост могучий, я — танцор,
Выхожу на княжий двор...
Силой — тигр, берет рука
Вожжи — мягкие шелка.

Вот я в руки флейту взял
И перо фазанье сжал,
Красен стал, как от румян, —
Князь мне чару выпить дал.

На горе орех растёт
И лакрица средь болот...
Думы все мои о ком?
Там, на западе, есть дом,
В нём красавица живёт —
Там, на западе, живёт!


ПЕСНЬ ЖЕНЫ ОБ ОСТАВЛЕННОМ
РОДНОМ ДОМЕ14
(I, III, 14)


Поток выбегает к далёкому Ци15.
Стремится волна за волной.
Так сердце, тоскуя о Вэй, что ни день
Исполнено думой одной.
Прекрасные милые сёстры, под стать
Нам дружный совет меж собою держать.

Нам в Цзи по дороге пришлось ночевать
И чару прощальную в Ни выпивать...16
Коль девушка замуж выходит, она
Отца оставляет, и братьев, и мать.
Теперь бы я тёток увидеть могла
И с старшей сестрой повидаться опять!

В пути ночевать мы остались бы в Гань,
Распили бы чару прощальную в Янь17,
Мы б смазали медь на концах у осей,
Чтоб шли колесницы обратно живей,
Мы б скоро домчались обратно до Вэй —
Коль зла не боялись для чести своей!

Одна Фэйцюань в моих думах — река,
Ей вечные вздохи мои и тоска.
Там помню я Цао и Сюй18 города —
К ним сердце в печали стремилось всегда.
Коней бы запрячь мне и мчаться туда,
Чтоб скорбь разлилась, как из чаши вода!


14   Песнь о тоске женщины, выданной замуж в другое княжество, по своей родине, которую после смерти своих родителей она, в силу обычая, уже не может более посетить. Несоблюдение обычая считалось нарушением долга, приравнивалось к бесчестию.
15   Ци — река в древнем царстве Вэй. Воды потока, стремясь слиться с Ци, бегут на родину тоскующей женщины, которая ныне ей уже недоступна. Мысли женщины также устремлены к берегам Ци.
16   Цзи и Ни — местности, которые проезжала новобрачная и ехавшие с нею в качестве вторых жён её родственницы при путешествии из родного дома в другое княжество, к мужу.
17   Гань и Янь — местности, лежащие по дороге в Вэй.
18   Фэйцюань — река, Цао и Сюй — города в царстве Вэй.


ВЫШЕЛ Я ИЗ СЕВЕРНЫХ ВОРОТ
(I, III, 15)


Вышел я из северных ворот,
В сердце боль от скорби и забот.
Беден я, нужда меня гнетёт —
Никому неведом этот гнёт!
Это так, и этот жребий мой
Создан небом и судьбой самой.
Что скажу, коль это жребий мой?

Службой царскою гнетут меня,
Многие дела томят меня,
А приду к себе домой — опять
Все наперебой корят меня.
Это так, и этот жребий мой
Создан небом и судьбой самой.
Что скажу, коль это жребий мой?

Службы царской гнёт назначен мне,
Он всё больше давит плечи мне,
А приду к себе домой — опять,
Кто из близких не перечит мне?
Это так, и этот жребий мой
Создан пебом и судьбой самой.
Что скажу, коль это жребий мой?


СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР
(I, III, 16)


Северный ветер дыханьем пахнул ледяным,
Снежные хлопья упали покровом густым...
Если ты любишь, если жалеешь меня,
Руку подай мне — вместе отсюда бежим.
Можем ли ныне медлить с тобою, когда,
Всё приближаясь, надвинулась грозно беда?

Северный ветер... Пронзительный слышится вой —
Снежные хлопья летят над моей головой.
Если ты любишь, если жалеешь меня,
Руку подай мне — в путь мы отправимся свой.
Можем ли ныне медлить с тобою, когда,
Всё приближаясь, надвинулась грозно беда?

Край этот страшный — рыжих лисиц сторона.
Признак зловещий — воронов стая черна,
Если ты любишь, если жалеешь меня,
Руку подай мне — у нас колесница одна!
Можем ли ныне медлить с тобою, когда,
Всё приближаясь, надвинулась грозно беда?


ТИХАЯ ДЕВУШКА
(I, III, 17)


Тихая девушка так хороша и нежна!
Там, под стеною, меня ожидает она.
Крепко люблю я, но к ней подойти не могу;
Чешешь затылок, а робость, как прежде, сильна.

Тихая девушка так хороша и мила!
Красный гуань19 в подарок она принесла.
Красный гуань сверкает, как будто в огне;
Как полюбилась краса этой девушки мне.

С пастбища свежие травы она принесла.
Как хороши и красивы побеги травы!
Только вы, травы, красивы не сами собой —
Тем, что красавицей милой подарены вы!


19   Гуань — деревянный духовой инструмент.


НОВАЯ БАШНЯ
(I, III, 18)


Светла эта новая башня, ярка,
Под ней полноводная плещет река...
Ты к милому мужу стремилась — и вот
Больного водянкой нашла старика.

Там новая башня чистейшей стеной
Над ровною высится гладью речной...
Ты к милому мужу стремилась, тебе
Старик стал супругом — опухший, больной!

Для рыбы речная поставлена сеть,
Да серого гуся поймала она...
Ты к милому мужу стремилась — и вот
В супруги больного взяла горбуна!


ДВОЕ ДЕТЕЙ САДЯТСЯ В ЛОДКУ
(I, III, 19)


Двое детой садятся в лодку простую,
Тени, я вижу, на глади колеблются вод,
Думаю только о детях, тянусь к ним душою,
В сердце сомненье, в сердце тревога растёт.

Двое детей садятся в лодку простую,
Лодка, колеблясь, уходит по глади воды.
Думаю только о детях, тянусь к ним душою,
В сердце тревога: не было б с ними беды.




IV. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЮН1




КИПАРИСОВЫЙ ЧЕЛНОК
(I, IV, 1)


Кипарисовый этот челнок унесло,
И плывёт он средь глади речной…
Ниспадали две пряди ему на чело,
Был он муж мне, и клятва осталась со мной:
Я другому до смерти не буду женой.
Ты, о мать моя, вы, небеса в вышине,
Отчего вы не верите мне?

Кипарисовый этот челнок унесло
Вдоль по краю реки, без весла...
Ниспадали две пряди ему на чело,
Он единственный мой был, я клятву дала,
Что до смерти не сделаю зла.2
Ты, о мать моя, вы, небеса в вышине,
Отчего вы не верите мне?


1   Царство Юн — удел в пределах уезда Цзи нынешней провинции Хэнань; был, как и княжество Бэй, поглощён царством Вэй. Песни этой главы традиция также связывает с событиями, имевшими место в Вэй.
2   Второе замужество для вдовы считалось в Китае до недавнего времени поступком предосудительным.


ЧЕРТОПОЛОХ
(I, IV, 2)


Так по стене чертополох пополз —
Не справится с колючками метла.
Что о гареме нашем говорят —
Я никому поведать не могла.
Когда б о том поведать я могла —
Как много было б и стыда и зла!

Так по стене чертополох пополз,
Что и не вырвешь, заросла стена.
Есть про покои женские молва —
Её передавать я не должна.
О, если всё я передать должна —
Я знаю, будет речь моя длинна.

Так по стене чертополох пополз —
Его колючки не связать в пучок.
Что про покои наши говорят —
Никто из нас пересказать не мог.
Когда б об этом ты проведать мог, —
О стыд! — тогда бы был твой суд жесток!


С СУПРУГОМ ВМЕСТЕ
ВСТРЕТИШЬ СТАРОСТЬ ТЫ
(I, IV,3)


С супругом вместе встретишь старость ты...
В подвесках к шпилькам яшмы белизна,
В наколке ты — спокойна и стройна,
Как горный пик ты, как река плавна.
В наряд узорный ты облачена.
Но если в сердце нет добра — зачем
В наряды облачается жена?

Он ярко блещет — пышный твой наряд,
Фазанами расшитый, расписной!
И словно туча чернь твоих волос —
В причёске нет ни пряди накладной,
И яшмовые серьги у тебя,
Слоновой кости гребень твой резной,
Твоё чело сияет белизной.
И кажется: с небес явилась ты,
И кажется: вот дух передо мной!

И ярко-ярко, точно яшмы блеск,
Твои одежды пышные горят,
Сорочку тонкую из конопли
Обтягивает плотно твой наряд.
И вижу я, как твой прекрасен лоб,
Округлены виски и ясен взгляд.
О, эта женщина! Подобной ей
Красы в стране нет больше, говорят.


В ТУТАХ
(I, IV, 4)


Вот иду собирать я повилику-траву,
На полях, что за Мэй3, повилики нарву.
Но о ком я тоскую, мои думы о ком?
Ах, прекрасною Цзян ту подругу зову.
Цзян меня поджидает в роще тутов одна,
Цзян в Шангуне сегодня встретить друга должна,
Цзян, меня ты проводишь над рекою — над Ци!

Время сбора пшеницы, ухожу я за ней —
Я её собираю там, на север от Мэй.
Но о ком я тоскую, мои думы о ком?
Ах, прекрасная И — имя милой моей.
И меня поджидает в роще тутов одна,
И в Шангуне сегодня встретить друга должна,
И, меня ты проводишь над рекою — над Ци.

Репу рвать выхожу я, репа нынче крупна —
Там, от Мэй на восток, созревает она.
Но о ком я тоскую, мои думы о ком?
Юн красавицу эту называют у нас!
Юн меня поджидает в роще тутов одна,
Юн в Шангуне сегодня встретить друга должна,
Юн, меня ты проводишь над рекою — над Ци!


3   Мэй — город в царстве Вэй.


ЧЕТОЙ ПЕРЕПЁЛКИ КРУЖАТ
У ГНЕЗДА
(I, IV, 5)


Четой перепёлки кружат у гнезда;
Четою повсюду сороки кружат.
Недобрый он был человек, говорят,
А мной почитался как старший мой брат.

Четою повсюду сороки кружат,
Четой перепёлки кружат у гнезда,
Недобрый он был человек, говорят,
Его господином считал я всегда.


СОЗВЕЗДИЕ ДИН ВЫСОКО НАКОНЕЦ4
(I, IV, 6)


Созвездие Дин высоко наконец,
Он в Чу воздвигать начинает дворец.
По солнцу, по тени размерил шестом
Пространство и чуский он выстроил дом.
Орех и каштан посадил он кругом,
И тис, и сумах, и катальпу над рвом —
На цитры и гусли их срубят потом.

Поднялся на древний разрушенный вал
И чуские земли кругом озирал.
Он долго взирал и на Чу, и на Тан5,
Он смерил и тень от горы, и курган,
Тутовник осматривать в чуский свой стан
Сошёл... На щите черепахи гадал6,
И добрый ответ был властителю дан!

Дожди благодатные пали с весны —
Приказ дал вознице властитель страны
Коней на звезде заревой запрягать:
В поля надо ехать, где туты видны.
Не прям ли душою властитель страны? —
В нём помыслы все глубоки и ясны.
Прекрасны большие его табуны!


4   Песнь о том, как князь Вэнь переносил свою столицу из местности Цао (см. I, III, 6) в местность Чу после разгрома её варварами в 659 г. до н. э. Наивысшее положение над горизонтом созвездия Дин поздней осенью, в десятую луну по календарю древней династии Ся, служило знаком окончания земледельческих работ для крестьян и начала строительных (повинность в пользу князя).
5   Тан — город в близком соседстве с местностью Чу.
6   Речь идёт о древнейшем из известных в Китае способов гадания. Археологами обнаружены гадательные черепаховые щиты, относящиеся ко II тысячелетию до н. э.


РАДУГА
(I, IV, 7)


Радуга встала в небе с востока —
Никто не смеет рукой указать...7
Девушка к мужу идёт, покидает
Братьев своих, и отца, и мать.

Радуга утром на западе всходит —
Будет всё утро дождь без конца.
Девушка к мужу идёт, покидает
Братьев своих, и мать, и отца.

Брака с любимым желает дева!
Видишь: в слиянье с солнцем вода,
Не знаешь ни воли небесной, ни гнева
И, верно, совсем не знаешь стыда!


7   Радуга представляется древнему комментатору примером предосудительного соития светлого мужского начала в природе (солнце) с тёмным женским (дождь), то есть зримым проявлением безудержности неба и земли. Появление радуги указывает на то, что брак, к которому стремится девушка, не удовлетворяет строгим нормам обычая и осуждается её близкими, которых она, пренебрегая знамением, безрассудно покидает.


ТЫ НА КРЫСУ ВЗГЛЯНИ...
(I, IV, 8)


Ты на крысу взгляни — щеголяет кожей,
А в тебе нет ни вида, ни осанки пригожей!
Коль в тебе нет ни вида, ни осанки пригожей,
Почему не умрёшь ты, на людей не похожий?

Посмотри ты на крысу — у неё есть зубы,
А ведь ты человек без удержу, грубый,
Если ты человек без удержу, грубый,
Чего ждёшь, кроме смерти? Что тебе любо?

Посмотри-ка: всё слажено в теле крысином.
Ты — не знаешь обряда и не славен ты чином,
Коль ни чина нет у тебя, ни обряда,
Что же, ранняя смерть для тебя — не награда?


ВСТРЕЧА ЗНАТНОГО ГОСТЯ
(I, IV, 9)


Высоко-высоко вознеслись бунчуки —
За Сюнь, за селеньем полки далеки...
Шнуры были белого шёлка у них,
Добры были кони в четверках у них.
Со свитой приехал прекрасный наш гость,
Какими дарами встречаем мы их?

И сокол поднялся на ткани знамён,
То в наших селеньях он был вознесён!
Шнурами повиты знамёна у них,
И кони в пятерках могучи у них.
Со свитой приехал прекрасный наш гость,
Какими встречаем подарками их?

И в перьях цветных в высоте засверкал
Их знак, лишь взошли колесницы на вал.
На знаке белели шнуры — для него,
Их кони в шестёрках добры — для него.
Со свитой приехал прекрасный наш гость.
О чём же рассказы пойдут у него?


МЧАЛАСЬ УТЕШИТЬ8
(I, IV, 10)


I

Мчалась утешить, коней подгоняла бичом,
К вэйскому князю спешила в родимый свой дом.
Лошади вскачь, но дорога княгини длинна —
Города Цао достичь не сумеет она.
Скачет чрез реки и степи вельможа за ней —
Он догоняет, и грудь её болью полна!


II

Думы мои не считаете добрыми вы —
Я не могу возвратиться в родимое Вэй.
Вижу сама, как меня осуждаете вы, —
Думы мои не избуду в печали моей.
Думы мои не считаете добрыми вы —
Мне не вернуться чрез реки из сюйской земли.
Вижу сама, как меня осуждаете вы,
Только вы думы мои оборвать не смогли!


III

Вот поднялась я на этот обрывистый холм,
Царских кудрей, чтоб рассеять печаль, набрала9.
Много желаний в женской таится груди —
Если б я эти желанья исполнить могла!
В княжестве Сюй мой народ осуждает меня —
Все вы, как дети, безумны от гнева и зла!


IV

Едет назад меж полей колесница моя,
Вижу, как пышно желтеет пшеница кругом.
Помощь мне надо искать у сильнейшей страны10,
Кто мне опора, найду я прибежище в ком?
Вы, о вельможи! И вы, благородства мужи!
Не осуждайте напрасно княгини своей.
Много советов, я знаю, у вас, но для Вэй
Лучше их всех исполнение воли моей!


8   Мчалась утешить — жалоба вэйской княжны, выданной в царство Сюй, на то, что ей препятствуют посетить в нарушение обычая свою родину после смерти родителей и утешить брата, находящегося в беде.
9   Царские кудри — растение, считавшееся целебным средством, разгоняющим печаль.
10   Вэй подверглось набегу варваров и не в состоянии защищаться своими силами; Сюй слишком мало и не может оказать помощь Вэй. Нужно просить помощи в чужом, более сильном царстве.




V. ПЕСНИ ЦАРСТВА ВЭЙ1




У МЕНЯ ЕСТЬ МИЛЫЙ
(I, V, 1)


I

Полюбуйся на эти извивы у берега Ци,
Что так пышно одеты бамбуком зелёным, густым.
Благородный и тонкий душою есть друг у меня —
Словно рог он резной, что обточен искусным резцом
Как нефрит огранённый, до блеска натёртый песком!
Величав он собою, степенен и важен на вид,
Он достоинства строгого полон и нравом открыт.
Благородный и тонкий душою есть друг у меня.
Мне его не забыть, он вовеки не будет забыт!


II

Полюбуйся на эти извивы у берега Ци!
Бирюзово-зелёный бамбук отразила вода.
Благородный и тонкий душою есть друг у меня —
Два прекрасных нефрита в ушах его блещут всегда
И расшитая яшмою шапка его, как звезда!
Он степенен и важен, собой величав он на вид,
И достоинства строгого полон, и нравом открыт.
Благородный и тонкий душою есть друг у меня,
Мне его не забыть, он вовеки не будет забыт!


III

Полюбуйся на эти извивы у берега Ци!
Как на ложе циновка, густеет зелёный бамбук.
Благородный и тонкий душою есть друг у меня —
Словно золото чист, будто олово светел мой друг,
Как нефритовый жезл он, как княжеский яшмовый кpyг!2
Сколь душою широк он, как сердцем безмерно велик!
Он стоять в колеснице с двойною опорой привык3.
Посмеяться умеет — он шутки искусство постиг, —
Но жестоким и грубым его не бывает язык.


1   Царство Вэй было одним из мощных удельных княжеств, сохранившим свою территориальную целостность и независимость во времена правления династии Чжоу вплоть до объединения всего Китая в единую империю династией Цинь в III в. до н. э. Князья Вэй принадлежали к роду царей Чжоу. Государство это занимало части территорий нынешних провинций Хэнань, Хэбэй и Шаньдун.
2   Удельные князья в древнем Китае по своему достоинству делились на пять степеней: гун, хоу, бо, цзы, нань. Эмблемой достоинства первых трёх степеней был нефритовый жезл — каменная пластинка продолговатой формы, двух последующих — яшмовый кружок с отверстием внутри.
3   Речь идет о колесницах с двумя вертикальными гнутыми столбиками впереди, на которые опирались, когда ехали стоя. Ездить на таких колесницах могли только лица знатного происхождения.


ТАМ РАДОСТЬ ЯВИЛАСЬ...
(I, V, 2)


Там радость явилась — в долине, где плещет поток...
О, как величав ты и как ты душою широк!
Ты спишь иль проснёшься, но всё ж без меня одинок.
Клянись: никогда бы забыть эту радость не мог!

Там радость явилась, где холм возвышался большой.
О, как величав ты с твоею широкой душой!
Ты спишь иль проснёшься — один ты, так песню запой.
Клянись же, что грешен не станешь ты передо мной.

Там радость одна для двоих, где высокая гладь...
О, как величав ты! Твоей ли души не узнать?
Ты спишь иль проснёшься один — засыпаешь опять.
Клянись! Никому ты об этом не вправе сказать!


ТЫ ВЕЛИЧАВА СОБОЙ4
(I, V, 3)


I

Ты величава собой, высока и стройна,
Виден узорный наряд под одеждою из полотна.
О новобрачная, циского князя ты дочь,
Нашему вэйскому князю теперь ты жена.
Брат твой отныне в покоях восточных дворца5,
Ты повелителю Сина в супруги дана6.
Таньский правитель — твой шурин теперь, о княжна!7


II

Пальцы — как стебли травы, что бела и нежна...
Кожа — как жир затвердевший, белеет она!
Шея — как тело червя древоточца, длинна,
Зубы твои — это в тыкве рядком семена.
Лоб — от цикады, от бабочки — брови... Княжна!
О, как улыбки твои хороши и тонки,
Светят-сверкают в глазах твоих нежных зрачки.


III

Ты высока, величавой полна красоты!
Стала на отдых меж нив за предместьями ты;
Кони в четвёрках сильны, удила их свиты
В пышно-красивые красного шёлка жгуты,
В перьях фазаньих стоят над повозкой щиты8,
Близок твой поезд. Вельможи! Спешите домой9
Пусть не томится наш князь ожиданьем пустым.


IV

В княжестве Ци сколь водой изобильна Река10,
Резво струится она и на север течёт...
С плеском там сети забросят, бывало, — и вот
Стая в сетях осетровая рвётся и бьёт...
Пышен тростник у зелёного берега вод.
Сёстры готовы к походу. Богат их наряд.
Грозен у воинов, нас провожающих, взгляд.


4   Песня о приезде в царство Вэй невесты князя Чжуана циской княжны Чжуан-цзян, о её красоте, знатности её рода. См. также (I, III, 3).
5   Восточные покои отводились обычно наследнику княжеской власти.
6   Син — древнее княжество в пределах нынешней провинции Хэбэй; в 634 г. до н. э. было поглощено царством Вэй. Сестра Чжуан-цзян была выдана замуж за синского князя.
7   Тань — соседнее с Ци мелкое княжество, присоединённое впоследствии циским князем Хуаном к своим владениям. За таньского князя также была выдана эамуж одна из сестер Чжуан-цзян.
8   Щиты скрывали от постоянных глаз едущую в повозке женщину.
9   Вельможи! Спешите домой — не задерживайтесь на приёме у князя, не мешайте ему скорее увидеть невесту.
10   Река. — Имеется в виду р. Хуанхэ.


ТЫ ЮНОШЕЙ ПРОСТЫМ
ПРИШЁЛ ВЕСНОЙ
(I, V, 4)


I

Ты юношей простым пришёл весной,
Ты пряжу выменял на шёлк цветной.
Не пряжу ты менял на шёлк цветной,
Ты к нам пришел увидеться со мной.
Чрез Ци11 с тобой я шла в весенний зной,
Пришла в Дуньцю — назад идти одной!
Отложен срок — не я тому виной,
Не слал ты сватов вовремя за мной,
Так не сердись же, милый, на меня —
Срок будет осенью — не я виной...


II

Взойду ль на обветшалый палисад,
Спешишь ли ты обратно — брошу взгляд...
Когда тебя мой не встречает взгляд —
Потоки слёз глаза мои струят.
Но лишь тебя поймает жадный взгляд —
Звучит мой смех и губы говорят:
«Ты на щите и тростнике гадал12
Несчастья нам не будет, говорят.
В повозке за приданым приезжай —
Меня с собою увезёшь назад».


III

В листве зелёной — как наряден тут,
Пока листы его не опадут!
Но ягодой его, голубка, ты
Не лакомься, хоть ягода сладка13.
Будь осторожна, девушка, и ты:
Не принимай ты ласки от дружка!
Коль завелась утеха у дружка,
О ней он всё же может рассказать...
А девушке про милого дружка
На свете никому нельзя сказать!


IV

Но высохнут тутовника листы,
На землю свалятся они, желты.
В твой дом ушла я — и три года там
С тобой вкушала горечь нищеты!
Разлились воды Ци, шумит волна,
Моей повозки занавесь влажна...
Три года я была тебе верна,
Твой путь иной, я брошена, одна!
Ты, господин, женою пренебрёг —
Менялся часто, лгал как только мог.


V

Три года я была женой, в дому
Я счёта не вела своим трудам;
Едва заснув, вставала на заре
И — день-деньской нет отдыха ногам.
Блюла я клятву — кто виновен в том,
Что ты со мною стал жестоким сам?
Не знают братья всей моей беды:
Вернуться к ним? Насмешки встречу там.
Одной терзаюсь думой и — молчу.
Себя жалею, волю дав слезам.


VI

Состарились с тобою мы, а ты
Мне в старости наполнил сердце злом!
Так Ци сжимают берега кругом,
Так сушей сжат в низине водоём14.
Я помню: волосы сплела узлом15,
Беседовали мы, смеясь, вдвоём...
Быть верным клятву дал ты ясным днем!
Ты обманул... Могла ли знать о том?
И в мыслях не держала я, поверь!
Что делать мне? Всему конец теперь.


11   Ци — река, Дуньцю — местность в царстве Вэй.
12   Имеется в виду гадание на щите черепахи. Гадали на тростнике, определяли сочетания непрерывных и прерванных прямых линий на стебле тростника и отыскивали такое же сочетание их и ответ в «Книге перемен», которая использовалась для гадания.
13   Ягоды тута одурманивают голубей. Точно так же любовь юноши может привести к печальным для девушки последствиям.
14   И то и другое имеет свои сдерживающие границы, и только ты не сдерживаешь своих поступков никакими нормами поведения.
15   Женщина вспоминает время своей юности, когда она ещё носила девичью прическу.


ТОСКА ЖЕНШИНЫ, ВЫДАННОЙ
В ЧУЖУЮ СТОРОНУ
(I, V, 5)


Длинен и тонок бамбук уды —
Рыбу ты удишь на Ци реке.
Мысли тоскливые — лишь о тебе.
Мне не прийти — я одна вдалеке.

Слева течет там Цюаньюань,
Справа там воды Ци без конца...
Девушка в дом уйдет к жениху,
Братьев покинет, и мать, и отца.

Справа там воды Ци, левей
Воды Цюаньюань16 струит...
Яшмой улыбка моя блестит,
Выйду — о пояс звенит нефрит.

Там воды Ци текут плавней,
Знаю: сосновый чёлн на ней,
Вёсла из кедра... Запрячь ли коней,
Горечь развеять тоски моей?


16   Цюаньюань (Фэйцюань) — река в царстве Вэй.


ПЕСНЬ ОБ ОТРОКЕ,
УКРАСИВШЕМ СЕБЯ ПОЯСОМ ЗРЕЛОГО МУЖА
(I, V, 6)


Горькая тыква стебли простёрла весной...
Отрок свой пояс украсил иглой костяной17...
Пусть он свой пояс украсил иглой костяной —
Разве он мудростью может равняться со мной?
Поясом зрелого мужа бахвалится он,
Кисти повисли на поясе с разных сторон.

Листья простёршая тыква мала и горька...
Отрок на пояс привесил наперстье стрелка...
Пусть он на пояс повесил наперстье стрелка,
Разве с моею сравнится искусством рука?
Поясом зрелого мужа бахвалится он,
Кисти повисли на поясе с разных сторон.


17   Пример неправомерного поступка: игла из слоновой кости являлась поясным украшением зрелого мужа, но не отрока.


СКОРБЬ МАТЕРИ, РАЗЛУЧЁННОЙ
С СЫНОМ18
(I, V, 7)


Кто скажет теперь, что река эта, Хэ19, широка?
Её и с тростинкой бы легкой я переплыла.
Кто скажет теперь, что земля эта, Сун, далека?
Привстав на носки, я глазами б ту землю нашла.

Кто скажет теперь, что река эта, Хэ, широка?
Вместить не могла даже малую лодку вода!
Кто скажет теперь, что земля эта, Сун, далека?
Я меньше чем в утро одно добежала б туда!


18   Дочь вэйской княгини Сюань-цзян, выданная замуж и княжество Сун за князя Хуаня, родила ему сына, но была затем разведена и выслана на родину. Обычай запрещал ей возвратиться в Суп, и мать не имела возможности повидать сына.
19   Хэ — р. Хуанхэ.


ТОСКА О МУЖЕ,
ПОСЛАННОМ В ПОХОД
(I, V, 8)


Грозен и смел мой супруг на войне,
Всех он прекрасней и лучше в стране.
Палицу сжал он и мчится вперёд
Прежде всех царских других воевод.

Муж на востоке... Развился с тех пор
Пухом летучим причёски убор...
Голову нечем ли мне умастить?
Чей красотою порадую взор?

Часто мы просим у неба дождя —
Солнце ж всё ярче блестит в синеве.
Мыслями вечно к супругу стремлюсь,
В сердце усталость и боль в голове!

Где бы добыть мне забвенья траву?
Я посажу её к северу, в тень.
Мыслями вечно к супругу стремлюсь.
Сердце тоскует больней что ни день.


РЫЩЕТ, ИЩЕТ ПОДРУГУ ЛИС
(I, V, 9)


Рыщет, ищет подругу лис
Там, где над Ци есть гать.
Сердце болит, что негде вам
Одежду исподнюю взять!20

Рыщет, ищет подругу лис,
Где через Ци есть брод...
Сердце болит, никто для вас
Пояса не найдёт!

Рыщет, ищет подругу лис —
Виден по берегу след...
Сердце моё болит — у вас
Даже одежды нет!


20   Существует ряд толкований этой песни. Переводчик считает, что речь в ней идёт о похотливом и хитром мужчине, стремящемся воспользоваться бедностью понравившейся ему девушки.


МНЕ ТЫ В ПОДАРОК ПРИНЁС ПЛОД АЙВЫ
(I, V, 10)


Мне ты в подарок принёс плод айвы ароматный,
Яшмой прекрасною был мой подарок обратный.
Не для того я дарила, чтоб нам обменяться дарами,
А для того, чтобы вечной осталась любовь между нами.

Мне ты в подарок принёс этот персик, мой милый!
Я же прекрасным нефритом тебя одарила.
Не для того я дарила, чтоб нам обменяться дарами,
А для того, чтобы вечной осталась любовь между нами.

Сливу в подарок принёс ты сегодня с приветом,
Я же прекрасные в дар отдала самоцветы.
Нe для того я дарила, чтоб нам обменяться дарами,
А для того, чтобы вечно осталась любовь между нами.




VI. ПЕСНИ ЦАРСКОЙ СТОЛИЦЫ1




ТАМ ПРОСО СКЛОНИЛОСЬ ТЕПЕРЬ
(I, VI, 1)


I

Там просо склонилось теперь к бороздам,
Там всходы взошли ячменя...
И медленно я прохожу по полям,
В смятении дух у меня.
И всякий, кто знает меня, говорит,
Что скорбь в моём сердце и страх.
А тот, кто не знает меня, говорит:
«Что ищет он в этих полях?»
О неба лазурная даль в вышине,
Кто пыль запустенья разнёс по стране?


II

Там просо склонилось теперь к бороздам,
Ячмень колосится давно...
И медленно я прохожу по полям,
И сердце смятеньем полно.
И всякий, кто знает меня, говорит,
Что скорбь в моём сердце и страх.
А тот, кто не знает меня, говорит:
«Что ищет он в этих полях?»
О неба лазурная даль в вышине,
Кто пыль запустенья разнёс по стране?


III

Там просо склонилось теперь к бороздам,
Зерно налилось ячменя...
И медленно я прохожу по полям,
Как тесно в груди у меня!
И всякий, кто знает меня, говорит,
Что скорбь в моём сердце и страх.
И тот, кто не знает меня, говорит:
«Что ищет он в этих полях?»
О неба лазурная даль в вышине,
Кто здесь запустенье разнёс по стране?


1   Песни царской столицы. — В эту главу входят песни, собранные в пределах личных владений царей Чжоу вокруг города Ло (вблизи современного Лояна в провинции Хэнань), куда в 769 г. до н. э. царь Чэн перенёс столицу из города Хао (территория нынешней провинции Шэньси).


ТОСКА О МУЖЕ
(I, VI, 2)


На службе у князя супруг далеко —
Не знаю, когда он вернется ко мне,
И где он теперь, и в какой стороне?
Уж куры расселись по гнездам в стене,
Склоняется к вечеру день, и с полей
Коровы и овцы бредут в тишине.
На службе у князя супруг далеко —
Как думой к нему не стремиться жене?

На службе у князя супруг далеко...
Не день и не месяц проводит подряд!
Когда же домой возвратится солдат?
Уж куры давно по насестам сидят,
Склоняется к вечеру день, и с холмов
Коровы и овцы вернулись назад.
На службе у князя супруг далеко,
Пусть голод и жажда его пощадят!


РАДОСТЬ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ ПОХОДА
(I, VI, 3)


Весел супруг мой — нет ни тревог, ни забот.
Вижу: он в левую руку шэн свой берёт2,
Машет мне правой — в дом за собою зовёт.
Как наша радость, моя и его, велика!

Весел супруг мой — он мирную радость хранит.
Вижу: для пляски в левой руке его щит3,
Машет мне правой — взойти на площадку велит.
Как наша радость, моя и его, велика!


2   Шэн — духовой язычковый музыкальный инструмент, состоящий из многочисленных бамбуковых трубок, вставленных в тыкву.
3   Щит, состоящий из пучка перьев, прикреплённых к древку, являлся обычной принадлежностью танцора.


ДУМЫ СОЛДАТА О ДОМЕ
(I, VI, 4)


Пускай возмутятся ленивые воды реки,
Но связанным брёвнам по страшен их грозный напор4,
Там наши родные от нас далеки, далеки!..
Здесь, в Шэнь5, одиноки, надолго мы стали в дозор.
Мы думу одну лишь о наших родных бережём!
В какую луну мы вернёмся в родимый свой дом?

Пускай возмутятся ленивые воды реки —
Вязанку ветвей не размечут теченьем они!
Там наши родные от нас далеки, далеки,
Здесь, в Фу6, мы дозором должны оставаться одни.
Мы думу о них лишь, мы думу о них бережём!
В какую луну мы вернёмся в родимый наш дом?

Пускай возмутятся ленивые воды реки —
Вязанка лозы уцелеет средь бешеных струй!
Там наши родные от нас далеки, далеки,
Совсем одиноки, мы стали дозором здесь, в Сюй.
Мы думу о них лишь, мы думу о них бережём!
В какую луну мы вернёмся в родимый наш дом?


4   Людей, связанных узами родства, не разъединят даже самые неблагоприятные обстоятельства.
5   Шэнь — древнее княжество, управлявшееся князьями из рода Цзян. К роду Цзян принадлежала мать чжоуского царя Пина (см. I, II, 13); Шэнь подвергалось нападениям со стороны сильного царства Чу, и поэтому чжоуский Пин-ван послал войска для защиты Шэнь.
6   Фу и Сюй — княжества, расположенные вблизи Шэнь. Их князья также принадлежали к роду Цзян.


ГЛУХАЯ КРАПИВА
(I, VI, 5)


Глубоко в долине глухая крапива растёт,
Но долгою сушью и зноем крапиву сожгло.
Покинуть супруга беда заставляет жену7,
Его покидая, вздыхает она тяжело,
Его покидая, вздыхает она тяжело,
Увидеть пришлось от супруга и горе, и зло.

Глубоко в долине глухая крапива растёт,
Она увядает, и листья её сожжены.
Покинуть супруга беда заставляет жену —
Протяжны стенанья и плач уходящей жены,
Протяжны стенанья и плач уходящей жены,
И, злобу познав, расставаться супруги должны.

Глубоко в долине глухая крапива растёт,
А зной и в низинах сырых ту крапиву пожёг.
Покинуть супруга беда заставляет жену,
С рыданьями слёзы текут — непрерывен их ток.
С рыданьями слёзы текут — непрерывен их ток;
Зачем эти слёзы? Ужель отвратят они рок?


7   Древний комментатор полагает, что речь в песне идёт о вынужденном расставании мужа и жены из-за наступившей засухи и вызванного ею голода.


ЗАЯЦ МЕДЛИТЕЛЕН
(I, VI, 6)


Заяц медлителен и осторожен,
Фазан простодушен — попал он в силок.
О, если б от жизни моей начала
Того, что я сделал, не делать я мог!
И вот во второй половине жизни
Все эти печали послал мне рок!
О, если б навеки уснуть без тревог!

Заяц медлителен и осторожен,
Фазан простодушен — он в сеть залетел.
О, если б от жизни моей начала
Вовек бы не делать мне сделанных дел!
И вот во второй половине жизни
Все эти страданья — мой горький удел!
Уснуть, не проснуться б я ныне хотел!

Заяц медлителен и осторожен,
Фазан же... в тенетах запутался он!
О, если б от жизни моей начала
Так службою не был бы я утомлён,
И вот во второй половине жизни
Здесь беды со всех я встречаю сторон!
О, пусть непробудный мне явится сон!


НА ЧУЖБИНЕ
(I, VI, 7)


Сплелись кругом побеги конопли
По берегу речному возле гор...
От милых братьев я навек вдали,
Чужого я зову отцом с тех пор...
Чужого я зову отцом с тех пор —
А он ко мне поднять не хочет взор.

Сплелись кругом побеги конопли,
Где берег ровную раскинул гладь...
От милых братьев я навек вдали,
К совсем чужой я обращаюсь — мать...
К совсем чужой я обращаюсь — мать,
Она ж меня совсем не хочет знать.

Сплелись кругом побеги конопли,
Где берег взрыт рекой подобно рву...
От милых братьев я навек вдали,
Чужого старшим братом я зову...
Чужого старшим братом я зову —
Не хочет он склонить ко мне главу.


УЙДУ ЛИ, МОЙ МИЛЫЙ,
НА СБОР КОНОПЛИ
(I, VI, 8)


Уйду ли, мой милый, на сбор конопли,
Лишь день мы в разлуке, но кажется мне:
Три месяца был ты вдали!

Сбирать ли душистые травы иду,
Лишь день мы в разлуке, а кажется мне:
Три времени года я жду!

Уйду ль собирать чернобыльник лесной,
Лишь день мы в разлуке, а кажется мне:
Три года ты не был со мной!


КОЛЕСНИЦА БОЛЬШАЯ ГРОХОЧЕТ
(I, VI, 9)


Колесница большая грохочет — гремит на пути,
В ней зелёной осокой дворцовое платье блестит.
Разве я не стремлюсь и душою и думой к тебе?
Да боюсь я тебя и не смею к тебе подойти8.

Ехал медленно ты — колесница твоя тяжела,
И одежда твоя, точно алая яшма, была.
Разве я но стремлюсь и душою и думой к тебе?
Да тебя побоялась — с тобою бежать не могла.

Хоть с тобою, мой милый, и в разных домах мы живём,
Мы умрём и могилу разделим под общим холмом.
Если скажешь, любимый, что сердцем неискренна я —
Светлым солнцем клянусь: правда в любящем сердце моём!


8   Переводчик считает, что в песне поётся о девушке, которая не решается бежать с тем, кто, одетый в дворцовое платье, сидит в колеснице для царских сановников. Нерешительность той, от чьего лица поется песня, вполне понятна. Многие песни «Шицзина» говорят о печальных для девушки последствиях такого поступка.


ВИЖУ, ВДАЛИ КОНОПЛЯ
(I, VI, 10)


Вижу, вдали конопля поднялась над пологим холмом,
Кто-то Цзы-цзе задержал там — он, верно, с другою вдвоём.
Кто-то Цзы-цзе задержал там — он, верно, с другою вдвоём —
Радость Цзы-цзе обещал, что придёт веселиться в мой дом!

Там вдалеке над пологим холмом и пшеница видна,
Кто-то Цзы-го удержал — я его ожидаю одна.
Кто-то Цзы-го удержал — я его ожидаю одна —
Он обещал мне прийти и отведать и явств, и вина!

Слива вдали над холмом — одиноко той сливе расти,
Юношей кто-то другой удержал у холмов на пути,
Юношей кто-то другой удержал у холмов на пути —
Яшмы для пояса мне обещали они принести.




VII. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЧЖЭН1




ПРИГОЖИ ВЫ, КНЯЗЬ
(I, VII, 1)


Пригожи вы, князь, в чёрном платье своём,
Износите это — другое сошьём,
Ваш двор посетим2 и, домой возвратясь,
Отборной едой угостим мы вас, князь.

Как чёрное платье прекрасно на взгляд,
Износите — новый скроим вам наряд,
Ваш двор посетим и, домой возвратясь,
Отборной едой угостим мы вас, князь.

Как пышен одежд этих чёрный атлас!
Износите — сыщем другие для вас,
Ваш двор посетим и, домой нозвратясь,
Отборной едой угостим мы вас, князь.


1   Чжэн — первоначальное название города, пожалованного чжоуским царём Сюанем (826-781 гг. до н. э.) своему младшему брату — князю Хуаню. Город находился в пределах территории нынешней провинции Шэньси. После нападения на царство Чжоу варваров жун и перенесения столицы Чжоу на восток удел Чжэн был перенесён сыном Хуаня в пределы нынешней провинции Хэнань. Впоследствии княжество Чжэн было поглощено княжеством Хань.
2   В стихах о посещении двора царей Чжоу чжэнскими князьями речь, видимо, идёт о подворье, отведённом князю в столице Чжоу на время его службы у царя.


ЧЖУНА ПРОСИЛА Я СЛОВО МНЕ ДАТЬ
(I, VII, 2)


Чжуна просила я слово мне дать
Не приходить к нам в деревню опять,
Веток на ивах у нас не ломать.
Как я посмею его полюбить?
Страшно прогневать отца мне и мать!
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только суровых родительских слов
Девушке нужно бояться, поверь!

Чжуна просила я слово мне дать
К нам не взбираться опять на забор,
Тутов у нас не ломать на позор.
Как я посмею его полюбить?
Страшен мне братьев суровый укор.
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только вот братьев суровых речей
Девушке надо бояться, поверь!

Чжуна просила я слово мне дать
Больше не лазить в наш сад на беду
И не ломать нам сандалы в саду.
Как я посмею его полюбить?
Страшно мне: речи в народе пойдут.
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только недоброй в народе молвы
Девушке надо бояться, поверь!


ШУ НА ОХОТУ ПОЕХАЛ
(I, VII, 3)


Шу на охоту поехал, по улице гонит коней —
Улица точно пуста, и людей я не вижу на ней…
Улица разве пуста и людей ты не видишь на ней?
Нет между них никого, равного Шу моему,
Всех он прекрасней лицом, всех он добрей и умней!

Шу на охоту поехал — его колесница видна.
Нет здесь, на улице нашей, умеющих выпить вина...
Разве на улице нет умеющих выпить вина?
Нет между них никого, равного Шу моему,
Он так благороден и добр — знает про это страна!

Шу по стране разъезжает — он ищет добычи для стрел.
Юношей нет здесь таких, кто бы править конями умел...
Разве здесь юношей нет, кто бы править конями умел?
Нет между них никого, равного Шу моему.
Как он собою пригож, как он отважен и смел!


ШУ НА ОХОТЕ
(I, VII, 4)


I

Шу на большую охоту ехать собрался в поля,
Вот в колесницу поднялся, правит четвёркой коней.
Вожжи в руках натянул он шёлковой ленты ровней,
Пляшут его пристяжные княжьих танцоров плавней.
Шу на охоту поехал — только болото кругом,
Разом вздымается кверху пламя зажжённых огней.
Торс обнажил он, руками тигра сжимает сильней;
Князь в колеснице — он тигра прямо сложил перед ней.
Шу я просила: не надо тигров руками ловить;
Ран от когтей берегись ты — ран не бывает страшней!


II

Шу на большую охоту ехать собрался в поля,
Вот в колесницу поднялся, правит четвёркой гнедых,
Головы вздёрнула кверху пара его коренных,
Дикие гуси в полёте — пара его пристяжных.
Шу на охоту поехал — только болото кругом.
Разом огонь разъярённый в зарослях вспыхнул густых.
Шу на охоте, наверно, лучший из лука стрелок.
Даже искусством возницы он бы похвастаться мог.
Вскачь он порою пускает, сдержит порою коней,
Пустит стрелу он и мчится, быстрый, вдогонку за ней!


III

Шу на большую охоту ехать собрался в поля,
Вот в колесницу поднялся — серых четвёрка пошла,
Вровень несут коренные головы и удила,
Две пристяжные, как руки, вслед им простёрли тела.
Шу на охоту поехал — только болото кругом —
Вспыхнул огонь, и повсюду всё он сжигает дотла.
Лошади Шу утомились — тише и медленней ход,
Реже и реже из лука стрелы свершают полёт.
Вот свой колчан отвязал он, стрелы в колчане лежат,
Лук свой он к месту приладил — едет с охоты назад.


ЦИНСКИЕ ЛЮДИ ПОД ГОРОДОМ ПЭН
(I, VII, 5)


Цинские люди3 под городом Пэн4, с этих пор
Кони четвёрками мчатся, броня — их убор.
Алый из перьев с двух копий свисает узор,
Чуткий над Хэ колесница свершает дозор.

Цинские ныне под Сяо в дозоре полки,
Грозные кони в броне, колесницы тяжки,
Подняты кверху двух копий двойные крюки;
Воины бродят по берегу Желтой реки.

Цинские люди под Чжу караулом стоят,
Кони в броне выступают так весело в ряд.
Правит возница, доспехи дозорных блестят.
Военачальник проходит, доволен и рад!


3   Цинские люди. — Имеется в виду войско, набранное в городе Чжэн и посланное князем для защиты границ от варваров ди.
4   Пэн, Сяо, Чжу — названия пунктов (местностей) на р. Хуанхэ.


БАРАНЬЯ ПРИДВОРНАЯ ШУБА
(I, VII, 6)


Баранья придворная шуба блестит,
Мягка, и гладка, прекрасна на вид.
О, это такой человек, говорят,
Судьбой он доволен и верность хранит.

А барсовый мех к рукавам прикреплён.
Отважен сей подданный, смел и силён.
О, это такой человек, говорят, —
В отчизне был правды ревнителем он.

Пышна эта шуба баранья на нём —
На ней украшенья сверкают огнем,
О, это такой человек, говорят,
Достойнейшим был он в отчизне бойцом!


ВДОЛЬ ДОРОГИ БОЛЬШОЙ Я ПРОШЛА
(I, VII, 7)


Вдоль дороги большой я прошла, не устав, —
Я держала тебя за рукав.
О, не надо теперь ненавидеть меня,
Сразу нежность былую поправ.

Вдоль дороги большой я прошла, не устав, —
Твою руку сжимая весь путь...
И теперь ты со мною жестоким не будь,
Вдруг былую любовь не забудь.


ЖЕНА СКАЗАЛА
(I, VII, 8)


Жена сказала: «Петух пропел».
Ей муж ответил: «Редеет мрак».
«Вставай, супруг мой, и в ночь взгляни,
Рассвета звёзды горят, пора!
Спеши на охоту, супруг, живей —
Гусей и уток стрелять с утра!»

Летит твой дротик, нагонит их,
Тебе, супруг, приготовлю их.
С тобой мы выпьем вдвоём вина,
Пусть будет старость у нас одна.
Готовы цитра и гусли здесь,
Пусть будет радость совсем полна.

Кто к мужу в гости к нам в дом придёт —
Получит яшму на пояс тот.
Кто другом станет тебе, супруг,
Тот примет яшму из наших рук,
Того, кто будет тобой любим,
На пояс яшмою наградим!


ДЕВА ВМЕСТЕ СО МНОЙ
В КОЛЕСНИЦЕ
(I, VII, 9)


Дева, что вместе со мной в колеснице сидит,
Сливы цветок мне напомнила цветом ланит.
Видишь, стремительно едем дорогой кругом,
Только в подвесках сверкнёт драгоценный нефрит.
Старшую Цзян мы красавицей нашей зовём —
Верно, достойна она и прелестна на вид.

С этою девой иду по дороге вдвоём,
Сливы цветку она нежным подобна лицом.
Вдоль по дорогам мы долго гуляем кругом,
Пояс в подвесках твой, яшмы бряцают на нём.
Старшую Цзян мы красавицей нашей зовём,
Добрую славу о ней навсегда сбережём!


НА ГОРЕ РАСТУТ КУСТЫ
(I, VII, 10)


На горе растут кусты,
В топях — лотоса цветы...
Не видала красоты —
Повстречался, глупый, ты.

Сосны на горах растут,
В топях ирисы цветут...
Не нашла красавца тут,
Повстречался мальчик-плут.


ЛИСТ ПОЖЕЛТЕЛЫЙ
(I, VII, 11)


Лист пожелтелый, лист пожелтелый
Ветер срывает и ночью и днём,
Песню, родной мой, начни, — я хотела
Песню продолжить, мы вместе споём.

Лист пожелтелый, лист пожелтелый
Ветер кружит и уносит с собой...
Песню продолжи, родной, — я хотела
Песню окончить вместе с тобой.


ХИТРЫЙ МАЛЬЧИШКА
(I, VII, 12)


Хитрый мальчишка
Мне слова не скажет совсем.
Иль без тебя я
Больше не сплю и не ем?

Хитрый мальчишка
Со мной не разделит еду!..
Иль без тебя я
Покоя теперь не найду?


КОЛЬ ОБО МНЕ ТЫ С ЛЮБОВЬЮ
ПОДУМАЛ
(I, VII, 13)


Коль обо мне ты с любовью подумал —
Подол приподняв, через Чжэнь5 перейду.
Если совсем обо мне ты не думал —
Нет ли другого на эту беду?
Самый ты глупый мальчишка из всех!

Коль обо мне ты с любовью подумал —
Подол приподняв, перейду через Вэй.
Если совсем обо мне ты не думал —
Нет ли другого для милой твоей?
Самый ты глупый мальчишка из всех!


5   Чжэнь, Вэй — названия рек, протекающих по территории княжества Чжэн.


КАК ОН ДОРОДЕН
(I, VII, 14)


Как он дороден, прекрасен собою на вид!
Он у дороги, меня ожидая, стоит —
Я ж не могу проводить его, сердце скорбит.

Как величав он собою и как он силён!
В дом наш вступает и ждёт меня в горнице он —
Выйти нельзя мне, и скорбью мой дух удручён.

Платьем простым я прикрою наряд расписной —
Тканой сорочки узор я прикрою холстом —
Милый, пора в колесницу коней запрягать,
Вместе отсюда уедем с тобою вдвоём.

Тканой сорочки узор я прикрою холстом,
Платьем простым я прикрою наряд расписной —
Милый, пора в колесницу коней запрягать,
Вместе отсюда уедешь с твоею женой.


ПЛОЩАДЬ ПРОСТОРНАЯ
ЕСТЬ У ВОСТОЧНЫХ ВОРОТ
(I, VII, 15)


Площадь просторная есть у восточных ворот,
Там по отлогому скату марена растёт,
Здесь же и дом твой — он близко совсем от меня,
Только далёко хозяин, что в доме живёт.

Там и каштан у восточных ворот в стороне,
Домики в ряд расположены вдоль по стене...
Разве я думою больше к тебе не стремлюсь?
Что же теперь никогда не заходишь ко мне?


ВЕТЕР С ДОЖДЁМ
(I, VII, 16)


Ветер с дождём холодны, словно лёд...
Где-то петух непрерывно поёт.
Только, я вижу, супруг мой со мной —
Разве тревога в душе не замрёт?

Ветер бушует, он резок и дик...
Вновь петушиный доносится крик.
Только, я вижу, супруг мой со мной —
Разве мне в сердце покой не проник?

Ветер с дождём, и повсюду темно...
Крик петушиный несётся в окно.
Только, я вижу, супруг мой со мной
Разве не радостью сердце полно?


ВОРОТ ОДЕЖДЫ БЛЕСТИТ
БИРЮЗОВЫЙ НА НЁМ
(I, VII, 17)


Ворот одежды блестит бирюзовый на нём.
Сердце скорбит бесконечно о милом моём.
Хоть никогда не хожу я его повидать —
Сам почему не зайдёт он проведать наш дом?

К поясу светло-зелёный привесил нефрит,
Думы мои бесконечны, и сердце скорбит.
Хоть никогда не хожу я его повидать —
Сам он меня посетить почему не спешит?

Вечно резвится он, вечно беспечный такой,
Вечно торчит он на башне стены городской.
День лишь его не увижу, а сердце моё
Словно три месяца ждёт, истомится тоской!


БУРНЫЕ ВОДЫ РЕКИ
(I, VII, 18)


Бурные воды реки —
Связка ж ветвей поплыла, невредима.
Кто так сердцами близки —
Я лишь и ты, мой любимый!
Слову людскому не верь,
Люди обманут, любимый...

Бурные воды — взгляни...
Нот, но растреплют плетёнку с дровами.
Кто нам душою сродни? —
Только друг другу мы сами!
Слову людскому не верь,
Люди неискренни с нами.


ВОТ ИЗ ВОСТОЧНЫХ ВОРОТ ВЫХОЖУ
(I, VII, 19)


Вот из восточных ворот выхожу я — там в ярких шелках
Девушки толпами ходят, как в небе плывут облака.
Пусть они толпами ходят, как в небе плывут облака,
Та, о которой тоскую, не с ними она — далека.
Белое платье ты носишь и ткань голубую платка —
Бедный наряд, но с тобою лишь радость моя велика.

Я выхожу из ворот через башню в наружной стене6,
Девушек много кругом, как тростинки они по весне.
Пусть же толпятся кругом, как тростинки они по весне,
Думой не к девушкам этим в сердца стремлюсь глубине.
Белое платье простое и алый платок на тебе —
Бедный наряд, но счастье, с тобой лишь приходит ко, мне!


6   Имеется в виду башня на глинобитной стене изогнутой формы, сооружаемой вокруг ворот в главной стене города. Эта стена и башня на ней прикрывали таким образом доступ к воротам в город.


В ПОЛЕ ЗА ГОРОДОМ
ТРАВЫ ПОЛЗУЧИЕ ЕСТЬ
(I, VII, 20)


В поле за городом травы ползучие есть,
Вижу — на травах повисла роса тяжело.
Знаю — прекрасный собою здесь юноша есть,
Вижу, как чисто его и прекрасно чело.
Так неожиданно мы повстречались — и вот
Я утолила желанье, что в сердце легло.

В поле за городом травы ползучие есть,
Росы висят на траве тяжелы и густы.
Знаю — прекрасный собою здесь юноша есть,
Брови и лоб — как прекрасны они и чисты!
Так неожиданно мы повстречались — и вот
Радостно вместе с тобой мне, и радостен ты.


В ТРЕТЬЮ ЛУНУ,
ПРАЗДНИК СБОРА ОРХИДЕЙ
(I, VII, 21)


I

Той порой Чжэнь и Вэй
Разольются волнами
И на сбор орхидей
Выйдут девы с дружками.
Молвит дева дружку:
«Мы увидимся ль, милый?»
Оп в ответ: «Я с тобой,
Разве ты позабыла?»
«Нет, опять у реки
Мы увидимся ль, милый?
На другом берегу
Знаю место за Вэй я —
На широком лугу
Будет нам веселее!»
С ней он бродит над Вэй,
С ней резвится по склонам
И подруге своей
В дар подносит пионы.


II

Глубоки Чжэнь и Вэй,
Мчат прозрачные волны,
Берег, в день орхидей
Дев и юношей полный...
Дева молвит дружку:
«Мы увидимся ль, милый?»
Он в ответ: «Я с тобой.
Разве ты позабыла?»
«Нет, опять у реки
Мы увидимся ль, милый?
На другом берегу
Знаю место за Вэй я —
На широком лугу
Будет нам веселее!»
С ней он бродит над Вэй,
С ней резвится по склонам
И подруге своей
В дар подносит пионы.




VIII. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЦИ1




«СЛЫШУ, ДАВНО УЖ ПРОПЕЛ ПЕТУХ...»
(I, VIII, 1)


«Слышу, давно уж пропел петух,
Шум на дворе наполняет слух!» —
«Рано ещё, не поёт петух, —
Это гудение синих мух».

«Уж на востоке заря ясна,
Полон твой двор, пробудись от сна!» —
«То не заря на востоке ясна —
То поднялась и блестит луна».
«Слышу я крыльев летящих звон.
Сладок с тобой, господин мой, сон —
Только собрался народ и ждёт,
Нас ненавидеть не должен он!»


1   Ци было одним из наиболее сильных царств эпохи Чжоу. Владения его занимали значительную часть Шаньдунского полуострова. Властители Ци принадлежали к роду Цзян.


ВЗАИМНЫЕ ПОХВАЛЫ ОХОТНИКОВ
(I, VIII, 2)


«Как на охоте вы, сударь, ловки и быстры!» —
Так повстречался я с ним возле Нао горы.
Вместе двух вепрей матёрых мы гнали, и он
Ловкость мою похвалил, отдавая поклон.

«Сударь, прекрасней охотника трудно найти!» —
Встретил его я пред Нао горой на пути,
Там двух лосей мы погнали с ним вместе — и что ж, —
Он поклонился, сказав, что и я был хорош!

«Вы совершенны в искусстве охоты, о друг!» —
Встретил его под горой я от Нао на юг.
Вместе погнали мы двух под горою волков —
Он мне, склоняясь, сказал, что и я, мол, таков!


ВСТРЕЧА НЕВЕСТЫ
(I, VIII, 3)


Ты у ворот, где заслон перед входом2, меня ожидал,
Белого шёлка шнуры ты к закладкам ушным привязал,
К ним прикрепил самоцветы — каждый прекрасен и ал.

Там на открытом дворе у крыльца ожидал меня ты.
Вдеты в закладки ушные зелёного шелка жгуты,
В уши свои самоцветы редчайшей вложил красоты!

Встретив меня, по ступеням ты вводишь невесту в свой дом,
Жёлтые ленты к закладкам в уборе твоём,
Вижу — в ушах самоцветы искрятся-сверкают огнём!


2   Заслон перед входом — экран или стена, поставленная непосредственно перед воротами и закрывавшая с улицы вид на дом и внутренний двор; загородка от злых духов, которые, как считалось, летают только по прямой.


СОЛНЦЕ ЛЬ С ВОСТОКА
ПОДНИМЕТСЯ ДНЁМ
(I, VIII, 4)


Солнце ль с востока поднимется днём —
Эта прекрасная дева придёт,
День проведёт она в доме моём,
День проведёт она в доме моём,
Следом за мною пришла она в дом.

Ночью луна ль на востоке видна —
Эта прекрасная дева со мной:
В доме за дверью моею она,
В доме за дверью моею она,
Следом за мною и выйти должна.


В ТУМАНЕ
(I, VIII, 5)


В тумане ещё не светлеет восток,
Он платье набросил поспешно, как мог;
Сорочку он спутал с халатом своим —
С приказом от князя прислали за ним.

В тумане восток не сверкает в лучах,
Он платье набросил своё впопыхах;
Он спутал с сорочкой халат, торопясь, —
Приказ передали, что требует князь.

Я ив наломал и обнёс огород,
Шёл мимо дурак — остерёгся и тот;
А князь когда день, когда ночь, не поймёт
Со светом не будит, так ночью зовёт!


ЮЖНЫЕ ГОРЫ ВОЗВЫСИЛИСЬ3
(I, VIII, 6)


I

Южные горы возвысились в той стороне,
Лис только бродит за самкой один в вышине4.
В княжество Лу вся дорога проходит ровна.
Циская наша княжна в дом проедет по ней,
Наша княжна в дом супруга уж едет по ней —
Вам для чего неустанно грустить в тишине?


II

Туфель пеньковых пять пар подобрала она,
Пара подвязок на шапке — ровна их длина5.
В княжество Лу там дорога проходит ровна,
Наша княжна проезжает дорогою там,
Наша княжна уже едет дорогою там —
Вам для чего выезжать за княжной по следам?


III

В поле своём коноплю ты посеять хотел —
Поле вспаши поперёк и в длину до конца.
В дом свой супругу ты ныне ввести захотел —
Должен тогда известить ты и мать и отца6.
Мать и отца известил ты, обряды уже свершены —
Мужу зачем выполнять все желанья жены?


IV

Как поступить, коль ты дров нарубить захотел?
Разве не станешь рубить, как и все, топором?
В дом свой супругу ты ныне ввести захотел —
Разве без сватов введёшь ты супругу в свой дом?
Ныне сосватал и ввёл ты супругу в свой дом —
Крайности эти зачем ещё в доме твоём?


3   Южные горы возвысились. — Древние комментаторы указывают, что в песне нашли отзвук следующие события. В 708 г. до н. э. князь Хуань, владетель удела Лу, женился на циской княжне Вэнь-цзян, питавшей непозволительную склонность к своему брату, князю Сяну. Когда последний стал правителем в Ци, Хуань посетил Ци вместе с супругой, хотя обычай запрещал Вэнь-цзян возвращение на родину после смерти родителей. Встретившись, брат и сестра вступили в кровосмесительную связь, князь Хуань был убит.
4   Похотливому лису, обитающему в высоких горах, уподоблен князь Сян, занявший высокое положение и творивший неправедное.
5   Речь здесь идёт о приготовлениях к свадьбе, и парность вещей в данном случае символизирует брак.
6   Или, если отец и мать уже умерли, сделать провозглашение о будущей свадьбе перед их таблицами в храме предков.


НЕ НАДО ЗАПАХИВАТЬ ПАШНЮ,
ЧТО ТАК ВЕЛИКА
(I, VIII, 7)


Не надо запахивать пашню, что так велика, —
Лишь плевелы пышные там разрастутся вокруг.
Не надо о том вспоминать, кто далёко теперь, —
Усталому сердцу опять исстрадаться от мук.

Не надо запахивать пашню, что так велика, —
Лишь плевелы встанут густые, густые на вид.
Не надо о том вспоминать, кто далёко теперь, —
Твоё утомлённое сердце опять заболит.

Прекрасен, казалось, ребёнок, и нежен, и мал,
И волосы он, как дитя, в два пучка собирал —
Но малое время прошло, ты его повидал,
Глядишь — он и в шапке теперь и мужчиною стал!


ОХОТНИК
(I, VIII, 8)


То кольца на гончих собаках звенят —
Хозяин их добр, и пригож он на взгляд.

Звенит на собаке двойное кольцо7
С густой бородой он, прекрасно лицо.

Тройное кольцо на собаке звенит —
С густой бородой он, красавец на вид.


7   Двойное, тройное кольцо — кольца с подвешенными внутри кольцами меньшего размера.


СОВСЕМ ОБВЕТШАЛА МЕРЕЖА
(I, VIII, 9)


Совсем обветшала мережа в запруде у нас —
В неё только щука с лещом и попались пока.
То циская дочь выезжает в супружеский дом,
И свита её многочисленна, как облака.

Совсем обветшала мережа в запруде у нас —
В неё только линь и попался сегодня с лещом.
То циская дочь выезжает в супружеский дом,
И движется свита за ней непрерывным дождём.

Совсем обветшала мережа в запруде у нас —
И рыба свободно проходит в мереже такой...
То циская дочь выезжает в супружеский дом,
И свита за нею течёт непрерывной рекой.


ГОНИШЬ, ТОРОПИШЬ КОНЕЙ
(I, VIII, 10)


Гонишь, торопишь коней, и возок громыхает, гремит;
Алою кожей обит он, плетёным бамбуком закрыт.
Эта дорога из Лу8 пролегает, гладка и ровна;
Циская наша княжна в дом родимый с ночлега спешит.

Лошади скачут в четвёрке, прекрасны они и черны.
Вожжи с четвёрки свисают, они и мягки и длинны.
Эта дорога из Лу пролегает, гладка и ровна —
Счастье и радость являет лицо этой циской княжны.

Вэнь9 многоводные волны широким потоком струит;
Много по этой дороге людей проходящих спешит.
Эта дорога из Лу пролегает, гладка и ровна;
Циская наша княжна проезжает, беспечна на вид.

Вэнь многоводные волны стремит, и струится вода;
Толпы людей по дороге проходят туда и сюда.
Эта дорога из Лу пролегает, гладка и ровна.
Циская наша княжна проезжает, беспечна, горда.


8   Лу — княжество, лежащее к югу от Ци на полуострове Шаньдун.
9   Вэнь — река, естественный рубеж между княжествами Ци и Лу.


СКОЛЬ ВИДОМ ВЕЛИЧАВ ТЫ
(I, VIII, 11)


Сколь видом величав ты, о хвала!
Как ты высок и строен, как мила
Была краса широкого чела,
Прекрасных глаз и твоего чела!
Легка походка важная была,
Всегда метка была твоя стрела.

О сколь ты славен в блеске красоты,
Твои глаза прекрасные чисты,
Достоинства исполнены черты.
Ты целый день из луки бьёшь в мишень,
И стрелы не выходят за щиты10.
О, нам воистину племянник ты!

Достоинствам твоим потерян счёт:
Глаза чисты, прекрасен лоб, но вот
Ты пляску начал — всё вокруг замрёт.
Стрела взлетит и цель насквозь пробьёт,
Все в точку стрелы устремляют лёт —
В годину смут ты крепкий нам оплот!


10   И стрелы не выходят за щиты — то есть за квадратные куски кожи, которые пришивались к центру мишеней.




IX. ПЕСНИ ЦАРСТВА ВЭЙ1




ЛЁГКИЕ ТУФЛИ
(I, IX, 1)


Лёгкие туфли свои из пеньки
Даже и в холод готов он носить —
Нежные женские руки теперь
Платье ему не поленятся сшить.
Пояс и ворот я сшила — он рад,
Мужу понравился сшитый наряд.

Видом хорош он спокойным своим;
Влево отходит — уступит другим2.
С гребнем на поясе он костяным.
Низкие сердцем — в супруге моём
Видят упрёки жестокие им!


1   Удел Вэй, песни которого собраны в настоящей главе, в отличие от царства Вэй (см. примеч. к главам III, IV, V), представлял собой небольшое княжество, занимавшее незначительную территорию в пределах нынешней провинции Шаньси. В 660 г. до н. э. удел был поглощён княжеством Цзинь.
2   В древнем Китае правая сторона считалась более почётной, поэтому отойти в левую сторону, уступив другому место справа, являлось выражением вежливости.


НАД РЕКОЮ ФЭНЬ
(I, IX, 2)


Щавель по низинам над Фэнь-рекой3
Она собирает проворной рукой.
Ты, сударь, конечно, нет спору о том,
Прекрасен безмерно, красавец такой!
Прекрасен безмерно, красавец такой,
Но всё ж до правителя княжьих путей4
Тебе ещё так далеко!

Над Фэнь над рекою, где берег высок,
Сберёт она каждый на тутах листок.
Ты, сударь, конечно, нет спору о том,
Прекрасен собой, как весенний цветок!
Прекрасен собой, как весенний цветок,
Но всё ж от начальника колесниц
Ты, сударь, обличьем далёк!

Над Фэнь, там, где берег пологий извит,
Она, подорожник срывая, стоит.
Ты, сударь, конечно, нет спору о том,
Прекрасен собою, как чистый нефрит!
Прекрасен собою, как чистый нефрит,
Но всё ж у правителя княжеских дел
Получше бы должен быть вид!


3   Фэнь — приток р. Хуанхэ, протекающий по территории современной провинции Шаньси.
4   Правитель княжьих путей — ведающий колесницами князя. Эти обязанности возлагались на лиц знатного происхождения.


ПЕРСИКОМ БЛАГОУХАЮТ
САДЫ
(I, IX, 3)


Персиком благоухают сады,
Годны для пищи, созрели плоды...
Сердце печалью томится, а я
Песни пою, точно нет и беды.
Те, кто не знает меня, говорят:
«Воин вы, сударь, и очень горды!»
Люди такие, пожалуй, правы, —
Что им на это ответите вы?
В сердце печаль и тоска у меня —
Кто из них знает причину? Увы!
Кто из них знает причину? Увы!
Не утруждает никто головы!

Есть и жужубы в саду, и у всех
В пищу годится созревший орех.
Сердце печалью томится, иль мне
Царство объехать для ради утех?
Те, кто не знает меня, говорят:
«Вы в беспредельный впадаете грех!»
Люди такие, пожалуй, правы, —
Что им на это ответите вы?
В сердце печаль и тоска у меня —
Кто из них знает причину! Увы!
Кто из них знает причину? Увы!
Не утруждает никто головы.


ВЗБИРАЮСЬ ЛИ Я
НА ВЫСОКИЙ ХРЕБЕТ
(I, IX, 4)


Взбираюсь ли я на высокий хребет
Поросших лесами гор,
Всё к хижине той, где отец живёт,
Я вновь обращаю взор.
Я знаю: отец теперь тяжко вздохнёт:
«Ведь сын мой на ратную службу идёт,
Покоя на службе не будет ему
Все ночи и дни напролёт.
Смотри ж, береги себя, младший сын мой,
Смотри же — вернись обратно домой,
От дома родного вдали
В земле не останься чужой».

Всё выше всхожу на крутой хребет
Нагих каменистых гор,
И к хижине той, где мать живёт,
Я вновь обращаю взор.
И знаю я: мать моя горько вздохнёт:
«Дитя моё к князю на службу идёт,
Не будет он ведать покоя и сна
Все ночи и дни напролёт.
Смотри ж — берегись от близких вдали,
Смотри ж — возвратись из чужой земли,
Чтоб брошенный труп твой вдали от меня
Лежать не остался в пыли».

Всё выше и выше всхожу на хребет
По склону отвесных гор,
На хижину эту, где брат мой живёт,
Последний бросаю взор...
Я знаю, мой брат теперь тяжко вздохнёт:
«Брат младший мой к князю на службу идёт,
На службе с друзьями в согласии будь
Все ночи и дни напролёт.
Смотри ж, берегись, любимый мой брат,
Смотри же, вернись с чужбины назад,
Чтоб смерть не сразила тебя на пути,
Домой возвратись, солдат!»


НА СБОРЕ ЛИСТЬЕВ ТУТА
(I, IX, 5)


Где занято несколько моу5 под тутовым садом,
Там листья сбирают и бродят в саду за оградой.
Там шепчут: «Пройтись и вернуться с тобою я рада».

А дальше за садом, где туты посажены были,
Там сборщики листьев гуляли и вместе бродили.
Шептали: «С тобою пройдемся мы», — и уходили...


5   Моу — мера земли; колебалась от 100 до 240 кв. бу (двойных шагов).


УДАРЫ ЗВУЧАТ ДАЛЕКИ,
ДАЛЕКИ
(I, IX, 6)


I

Удары звучат далеки, далеки...
То рубит сандал дровосек у реки,
И там, где река омывает пески,
Он сложит стволы и сучки...
И тихие полны струятся — легки,
Прозрачна речная вода...
Вы ж, сударь, в посев не трудили руки
И в жатву не знали труда —
Откуда ж зерно с трёхсот полей
В амбарах ваших тогда?
С облавою вы не смыкались в круг,
Стрела не летела из ваших рук —
Откуда ж висит не один барсук
На вашем дворе тогда?
Мы вас благородным могли б считать,
Но долго ли будете вы поедать
Хлеб, собранный без труда?


II

Удары звучат далеко, далеко...
Колёсные спицы привычной рукой
Тесал дровосек над рекой.
На берег он сложит те спицы свои.
Над гладью недвижной воды покой,
Прозрачна речная вода.
Но хлеб ваш посеян не вашей рукой,
Вы в жатву не знали труда.
Откуда же, сударь, так много снопов
На ваших полях тогда?
Мы вас благородным могли бы счесть,
Когда б перестали вы в праздности есть
Хлеб, собранный без труда!


III

Далёкий топор всё звучал и звучал —
Ободья колёс дровосек вырубал.
И ныне обтёсанный, крепкий сандал
Он сложит на берег реки.
Кругами расходится медленный вал,
Прозрачна речная вода...
Нет, наш господин ни в посев не знал,
Ни в жатву не знал труда —
Откуда же триста амбаров его
Наполнены хлебом тогда?
Он с нами охоты не вёл заодно,
И дичи из лука не бил он давно,
Откуда ж теперь перепёлок полно
На этом дворе тогда?
Коль он благородным себя зовёт,
Пускай же не ест без тревог и забот
Хлеб, собранный без труда!


БОЛЬШАЯ МЫШЬ
(I, IX, 7)


Ты, большая мышь, жадна,
Моего не ешь пшена.
Мы трудились — ты хоть раз
Бросить взгляд могла б на нас.
Кинем мы твои поля —
Есть счастливая земля,
Да, счастливая земля!
В той земле, в краю чужом
Мы найдём свой новый дом.

*  *  *

Ты, большая мышь, жадна,
Моего не ешь зерна.
Мы трудились третий год —
Нет твоих о нас забот!
Оставайся ты одна —
Есть счастливая страна,
Да, счастливая страна,
Да, счастливая страна!
В той стране, в краю чужом,
Правду мы свою найдём.


*  *  *

На корню не съешь, услышь,
Весь наш хлеб, большая мышь!
Мы трудились столько лет —
От тебя пощады нет.
Мы теперь уходим, знай,
От тебя в счастливый край,
Да, уйдём в счастливый край,
Да, уйдём в счастливый край!
Кто же в том краю опять
Нас заставит так стонать?




X. ПЕСНИ ЦАРСТВА ТАН1




ДАВНО УЖЕ В ДОМЕ СВЕРЧОК
ЗАЗВЕНЕЛ
(I, X, 1)


Давно уже в доме сверчок зазвенел,
К концу приближается год,
И коль не вкусили мы радость теперь —
День минет и месяц уйдёт!
Не радуйся слишком, как ты бы хотел,
Но вспомни о жизни, что ждёт;
Пусть радость и счастье имеют предел
Ты должен бояться невзгод!

Давно уже в доме сверчок зазвенел,
И дни убегают в году,
И коль не вкусили мы радость теперь —
Дни минут и луны уйдут!
Не радуйся слишком, как ты бы хотел,
Но вспомни: труды ещё ждут;
Пусть радость и счастье имеют предел
Ты должен быть предан труду.

Давно уже в доме сверчок зазвенел,
Не слышно телег — тишина,
И коль не вкусили мы радость теперь —
День канет и минет луна!
Не радуйся слишком, как ты бы хотел,
Но вспомни, что горесть грозна;
Пусть радость и счастье имеют предел,
Да будет с тобой тишина!


1   Удел Тан был пожалован чжоуским царём Чэном своему младшему брату в 1106 г. до н. э. Впоследствии название удела было изменено на Цзинь, а столица его перенесена с территории в нынешней Шаньси на территорию в пределах нынешнего Шаньдуна. Удел Цзинь (Тан) был одним из самых могущественных княжеств эпохи династии Чжоу.


ПЕСНЬ О СКУПЦЕ
(I, X, 2)


С колючками ильм вырастает средь гор,
А вяз над низиною ветви простёр.
Есть много различных одежд у тебя,
Но ты не наденешь свой лучший убор;
Повозки и лошади есть у тебя,
Но ты не поскачешь на них на простор.
Ты скоро умрёшь, и другой человек
Весь скарб твой присвоит, захватит и двор.

Сумах вырастает средь горных высот,
А слива в низине растёт средь болот.
Есть внутренний дворик и дом у тебя —
Никто их как следует не подметёт.
Там есть барабаны и колокол есть,
Никто только в них не стучит и не бьёт.
Ты скоро умрёшь, и другой человек
Владеть твоим домом богатым придёт!

Сумах вырастает на склоне крутом,
Каштаны в низине растут под холмом.
Есть яства, хмельное вино у тебя,
Но гуслей не слышим мы в доме твоём.
Ты счастлив не будешь и дни не продлишь
Игрою на гуслях своих за вином.
Ты скоро умрёшь, и другой человек
Хозяином вступит в оставленный дом.


БУРНЫЕ, БУРНЫЕ ВОДЫ
(I, X, 3)


Бурные, бурные воды реки2.
Чисто омытые белые скалы.
В белой одежде, что с воротом алым,
В У3 я тебя, милый мой, провожала.
Свижусь ли я, мой любимый, с тобою?
Только о радости я помышляла.

Здесь, в возмутившихся водах реки,
Белые скалы до блеска омыло.
Белое платье я алым расшила,
В Ху за тобою иду я, мой милый.
Скоро увижусь, любимый, с тобою —
Вот и тревогу забыла.

Бурные, бурные воды реки,
Белые скалы видны над волнами.
Слышу твой зов — не осмелимся сами
Тайну кому-то поведать словами!


2   Бурные, бурные воды реки... См. Нравы царств, гл. VI, примеч. 4.
3   У и Ху — названия селений в Тан.


ПЕСНЬ О ПРОЦВЕТАНИИ
И МОГУЩЕСТВЕ РОДА
(I, X, 4)


Перцового дерева крупные зёрна
Обильны, уж полон для мерки сосуд;
Вы ж, сударь, могучи собою и рослы,
Достоинством равного вам не найдут!
Перцовое дерево выросло тут,
На дереве шапкою ветви растут.

Перцового дерева крупные зёрна
Обильны, уж пригоршни обе полны;
Вы ж, сударь, могучи собою, и рослы,
И духом своим благородным сильны!
Перцовое дерево выросло тут,
На дереве шапкою ветви растут.


ДВАЖДЫ ХВОРОСТ ЖГУТОМ ОХВАТИВ,
Я ВЯЗАНКУ СЛОЖИЛА
(I, X, 5)


Дважды хворост жгутом охватив, я вязанку сложила,
В эту пору тройное созвездие4 в небе светило.
В этот вечер — не знаю, что это за вечер сегодня —
Я тебя увидала — собою прекрасен мой милый.
Почему же таким ты, почему же таким ты
Был прекрасным и добрым, мой милый?

Я связала охапку травы, положила на плечи...
Три звезды нам светили на юго-востоке в тот вечер.
В этот вечер — не знаю, что это за вечер сегодня —
Но с тобою мы встретились — это нежданная встреча!
Почему же с тобою, почему же с тобою
Так отрадна нежданная встреча?

Я из веток вязанку сложил, опоясал в два круга,
Три звезды перед дверью моею светили нам с юга.
В этот вечер — не знаю, что это за вечер сегодня, —
Но тебя я увидел внезапно — прекрасна подруга!
Почему же собой ты, почему же собой ты
Так мила и прекрасна, подруга!


4   Тройное созвездие. — Имеются в виду три звезды из созвездия Скорпиона.


ПЕСНЬ ОБ ОДИНОКОМ ДЕРЕВЕ
(I, X, 6)


Груша растёт от деревьев других в стороне,
Ветви раскинулись в разные стороны, врозь,
Так же и я одиноко брожу по стране.
В спутники разве чужого не мог бы я взять?
Но не заменит он брата родимого мне!
Вы, что проходите здесь по тому же пути,
Что ж не идёте вы с тем, кто совсем одинок?
Близких и братьев лишён человек, почему
В горе ему на дороге никто не помог?

Груша растёт от деревьев других в стороне,
Ветви раскинулись, густо листвой обросли...
Так же один, без опоры скитаюсь вдали...
В спутники разве чужого не мог бы я взять?
Только чужие родных заменить не могли!
Вы, что проходите здесь по тому же пути,
Разве не жаль вам того, кто совсем одинок?
Близких и братьев лишён человек — почему
В горе ему на дороге никто не помог?


ПЕСНЯ О ВЕРНОСТИ ГОСПОДИНУ
(I, X, 7)


В барашковой шубе с каймой из пантеры
Ты с нами суров, господин наш, без меры.
Другого ужели нам нет господина?
Служили мы исстари правдой и верой.

Рукав опушён твой пантерой по краю.
Ты с нами жесток — мы в труде изнываем.
Другого ужели нам нет господина?
Мы старую верность тебе сохраняем.


ГУСИ
(I, X, 8)


То дикие гуси крылами шумят,
К могучему дубу их стаи летят —
На службе царю я усерден, солдат.
Я просо не сеял, забросил свой сад.
Мои старики без опоры... Мой взгляд
К далёкой лазури небес устремлён:
Когда ж мы вернёмся назад?

То гуси, шумя, направляют полёт
Туда, где жужуб густолистый растёт.
Нельзя быть небрежным на службе царю —
Я просо посеять не мог в этот год.
Отец мой и мать моя... Голод их ждёт!
Когда, о далёкое небо, скажи,
Конец этой службе придёт?

Пусть гуси свои вереницы сомкнут,
Слетаясь на пышный, развесистый тут.
Нельзя нерадиво служить — и в полях
Ни рис, ни маис в этот год не растут.
Отец мой и мать где пищу найдут?
О дальнее синее небо, верни
Солдату привычный труд!


РАЗВЕ МОЖНО СКАЗАТЬ
(I, X, 9)


Разве можно сказать, что я сам не имею одежды?
Семь различных нарядов теперь у меня;
Только нынешний дар твой, вот эти одежды
Будут много удобней и лучше, поверь, для меня.

Разве можно сказать, что я сам не имею одежды?
Но различных одежд было шесть у меня.
Только нынешний дар твой, вот эти одежды
И теплей, и удобней нарядов, что есть у меня.


ОДИНОКАЯ ГРУША
(I, X, 10)


Вот одинокая груша растёт.
Влево она от пути.
Милый ко мне, одинокой, домой
Всё собирался прийти.
Сердцем моим так люблю я его!
Чем напою, накормлю я его?

Вот одинокая груша растёт
Там, где пути поворот.
Милый ко мне, одинокой, домой
Звать на гулянье придёт.
Сердцем моим так люблю я его!
Чем напою, накормлю я его?


ПРОЧНО ОКУТАН ТЕРНОВНИК
ПЛЮЩОМ
(I, X, 11)


Прочно окутан терновник плющом,
Поле с тех пор зарастает вьюнком.
Он, мой прекрасный, на поле погиб —
Как проживу? Одиноким стал дом.

Плющ протянулся — жужубы укрыл,
Вьётся на поле вьюнок у могил.
Он, мой прекрасный, на поле погиб —
Я одинока, никто мне не мил.

Рог изголовья5 красив и, как свет,
Блещет парчой покрывало — и нет
Мужа со мной, мой прекрасный погиб,
Я одиноко встречаю рассвет.

Летние дни без конца потекут,
Будут мне зимние ночи долги...
Кажется: минут века, лишь тогда
Снова я свижусь с моим дорогим6.

Будут мне зимние ночи долги,
Летние дни без конца потекут...
Кажется: минут века, лишь тогда
С ним обрету я в могиле приют.


5   Рог изголовья — вырезанный из рога валик, который, отходя ко сну, подкладывают под голову.
6   Вдове кажется, что ещё очень не скоро соединится она с погибшим мужем в его последнем прибежище.


СОБРАЛА Я ЛАКРИЦУ
(I, X, 12)


Часто сбором я лакрицы занята
На вершине Шоуянского хребта.
А что люди говорят, — всё лгут они,
Этим толкам не доверься ты спроста,
Эти речи, эти речи отклони!
Не считай их сплетни правдой, помяни:
Всё, что люди ни болтают, лгут они.
Что их речи? Толки лживые одни!

Собирала там я заячью траву,
Я её под Шоуяном рву да рву.
А что люди говорят, — всё лгут они,
Ты не верь, не слушай лживую молву,
Эти речи, эти речи отклони.
Не считай их речи правдой, помяни:
То, что люди говорят, — всё лгут они.
Что их речи? Толки лживые одни!

Собирать мне репу в поле там опять,
На восток от Шоуяна собирать!
А что люди говорят, — всё лгут они,
Ты не верь, не надо сплетням их внимать.
Эти речи, эти речи отклони.
Не считай их речи правдой, помяни:
Всё, что люди ни болтают, лгут они.
Что их речи? Толки лживые одни!




XI. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЦИНЬ1




ГРОМ КОЛЕСНИЦ ВСЁ СЛЫШНЕЙ
(I, XI, 1)


Гром колесниц всё слышней и слышней;
Белые пятна на лбах у коней.
В горнице мужа не вижу ещё,
Только слуга наш по-прежнему в ней.

Вижу сумах я у горных высот.
Вижу в низинах каштан у болот.
Только супруга завидела я,
Рядом садимся, он гусли берёт.
Радость ужель не вкусить нам теперь?
Старость настанет, и время уйдёт.

Вырос на взгорьях возвышенных тут,
Тополи там по низинам растут.
Только супруга завидела я,
Рядом садимся мы, шэны поют.
Радость ужель не вкусить нам теперь?
Смерть приближается, годы уйдут!


1   Цинь — крупное царство в древнем Китае; постепенно поглощая один удел за другим, подчинило себе весь Китай и впервые объединило его в III в. до н. э. в мощную империю. Древняя столица Цинь находилась на территории нынешней области Циньчжоу в провинции Ганьсу.


КНЯЗЬ НА ОХОТЕ
(I, XI, 2)


Чёрная блещет железом четвёрка дородных коней,
Собраны в руку возницы три пары поводьев-ремней,
Князь в колеснице сидит, и любимые слуги его
Ныне охотиться будут и вслед выезжают за ней.

Гонят по времени года пригодных для жертвы самцов2,
Те, что пригодны для жертвы, ныне самцы велики!
Князь лишь прикажет вознице левей колесницу держать,
Пустит стрелу и сразит он — все стрелы у князя метки.

Северным парком с охотой теперь отправляется князь,
Кони привычною рысью в четвёрке бегут, торопясь.
Лёгкая едет повозка, звенят в бубенцах удила —
Гончих собак и легавых для травли она повезла!


2   Чжу Си отмечал, что зимой приносят в жертву волков, летом — кабаргу, весной и осенью — оленей и вепрей.


БОЕВАЯ КОЛЕСНИЦА
(I, XI, 3)


I

Для боевой колесницы кузов короткий — как раз!
Гнутое дышло красиво кожей повито пять раз,
В круге скользящем все вожжи3, чтобы лежали ровней,
Посеребрённые кольца держат тяжи из ремней.
Втулки длинны колесницы, шкура тигровая в ней,
Пегих, а к ним белоногих впряг он могучих коней.
Я, о супруг благородный, думой с тобою всегда;
Твёрд, благороден, как яшма, сердцем же яшмы нежней!
В срубах дощатых ночуешь в дикой далёкой стране —
Скорбь о тебе наполняет сердца изгибы во мне!


II

Мощные тучные кони — вся их четвёрка крепка,
Вместе ременные вожжи держит возницы рука.
Пегий с гнедым черногривым тянут в упряжке одной,
С ними — с боков — черномордый жёлтый,

а с ним — вороной.
Верно, с драконом на поле рядом упёрты щиты,
В посеребрённые пряжки средние вожжи взяты!
Я, о супруг благородный, думой с тобою всегда,
Там, благородный и нежный, в городе варварском ты!
Скоро ли, скоро ль настанет вам возвращения срок?
Вся я душой истомилась в думах о том, кто далёк!

III

Дружных коней покрывает тонкой брони чешуя,
Посеребрённая блещет ручка тройного копья4,
Щит, разукрашенный в перья, длань прижимает твоя.
Кони с резными значками5, в шкуре тигровой твой лук;
В шкуру тигровую накрест всунул два лука супруг,
Чтобы не гнулись, привязан к лукам упругий бамбук.
Я, о супруг благородный, думой с тобою всегда,
Лягy ль на ложе, встаю ли —

в мыслях единственный друг!
Твёрд и спокоен, я знаю, кто благороден и прям, —
Добрая слава о муже, знаю, несётся вокруг.

3   Вожжи колесницы продевались для облегчения управления ею в одно подвижное кольцо и затем уже собирались в руках возницы; кольцо это висело, таким образом, между передком колесницы и лошадьми.
4   Тройное копьё — трезубец, копьё с тремя остриями.
5   Кони с резными значками — с металлическими резными пряжками на груди.


ТРОСТНИКИ С ОСОКОЙ СИНИ, СИНИ
(I, XI, 4)


Тростники с осокой сини, сини,
Белая роса сгустилась в иней.
Тот, о ком рассказываю вам я,
Верно, где-нибудь в речной долине.
По реке наверх иду за ним я —
Труден кажется мне путь и длинен;
По теченью я за ним спускаюсь —
Он средь вод — такой далёкий ныне.

Синь тростник и зелена осока —
Не обсохли от росы глубокой.
Тот, о ком рассказываю вам я,
Где-нибудь у берега потока.
По реке наверх иду за ним я —
Путь мой труден, путь лежит высоко;
По теченью я за ним спускаюсь —
Он средь вод на островке далёко.

Блёкнет зелень в сини тростниковой.
Белая роса сверкает снова.
Тот, о ком рассказываю вам я,
Где-нибудь у берега речного.
По реке наверх иду за ним я —
Труден путь, я вправо взять готова;
По теченью я за ним спускаюсь —
Он средь вод у острова большого.


ПЕСНЬ О ПОСЕЩЕНИИ ЦИНЬСКИМ КНЯЗЕМ
ЧЖУННАНЬСКИХ ГОР
(I, XI, 5)


Что сыщешь ты там, у чжуннаньских высот?
Там слива с катальпою горной вдвоём.
Муж доблести прибыл на этот хребет,
Он в шубе из лис, под узорным плащом,
И лик, точно киноварь, ал у него!
Его мы своим государем зовём.

Что сыщешь ты там, у чжуннаньских высот?
Утёсы да глади широкие плит.
Муж доблести прибыл на этот хребет,
Халат его пёстрым узором расшит,
О пояс в подвесках бряцает нефрит.
Пусть век он живёт и не будет забыт!


ТАМ ИВОЛГИ6
(I, XI, 6)


Там иволги, вижу, летают кругом,
На ветви жужуба слетаясь, кружат.
Кто с князем Му-гуном в могилу пойдёт?
Цзы-цзюйя Янь-си выполняет обряд.
И этот Янь-си, что исполнит обряд,
Был самым храбрейшим из сотен солдат.
Но только к могиле приблизился он,
Как весь задрожал он и был устрашён.
А ты, о лазурное небо вдали,
Так губишь ты лучших из нашей земли!
Как выкуп за тех, кто живьём погребён,
Сто жизней мы отдали б, если б могли.

Там иволги, вижу, летают кругом,
Кружат, собираясь на тут под курган.
Кто с князем Му-гуном в могилу пойдёт?
Из рода Цзы-цзюйя могучий Чжун-хан.
О, этот из рода Цзы-цзюйя Чжун-хан!
Он сотню солдат отражал, великан!
Но только к могиле приблизился он,
Как весь задрожал он и был устрашён.
А ты, о лазурное небо вдали,
Так губишь ты лучших из нашей земли!
Как выкуп за тех, кто живым погребён,
Сто жизней мы отдали б, если б могли.

Там иволги, вижу, летают кругом,
Садясь меж колючих терновых кустов.
Кто с князем Му-гуном в могилу пойдёт?
Чжэнь-ху с ним в могильный уляжется ров,
И этот Чжэнь-ху, что разделит с ним ров,
Был с сотнею воинов биться готов!
Но только к могиле приблизился он,
Как весь задрожал он и был устрашён.
А ты, о лазурное небо вдали,
Так губишь ты лучших из нашей земли!
Как выкуп за тех, кто живым погребён,
Сто жизней мы отдали б, если б могли!


6   Факт, о котором здесь идёт речь, имел место в 621 г. до н. э. Традиция погребения живых людей вместе с покойными князьями держалась в Цинь очень долго. В III в. до н. э. она была соблюдена при погребении первого циньского императора. В других царствах Китая эпохи Чжоу этот обычай сохранился лишь в виде пережитка — захоронения кукол.


ТОСКА ПО МУЖУ
(I, XI, 7)


То сокол, как ветер, летит в небесах,
Он в северных рыщет дремучих лесах.
Давно уж супруга не видела я,
Великая скорбь в моём сердце и страх.
О, как это сталось? Ужель я одна,
Надолго забытой остаться должна?

Ветвистые вижу дубы над горой,
Шесть вязов я вижу в долине сырой.
Давно уж супруга не видела я,
И боль безысходная в сердце порой.
О, как это сталось? Ужель я одна,
Надолго забытой остаться должна?

Там сливы на горных вершинах густы,
В низинах там дикие груши часты.
Давно уж супруга не видела я...
О сердце, от боли как пьяное ты!
О, как это сталось? Ужель я одна,
Надолго забытой остаться должна?


КТО СКАЗАЛ: НЕТ ОДЕЖДЫ
(I, XI, 8)


Кто сказал: нет одежды в поход снарядить бедняка?
Плащ с тобой пополам разделю я в походе любой!
Царь сбирается в путь и свои поднимает войска —
Приготовил я дротик и длинную пику и в бой!
Вместе выйдем на битву, ведь враг у нас общий с тобой.

Кто сказал: нет одежды в поход снарядить бедняка?
Мы разделим с тобою исподнее платье моё.
Царь сбирается в путь и свои поднимает войска —
Приготовил я дротик и с ним боевое копьё.
Встанем вместе на битву за дело моё и твоё!

Кто сказал: нет одежды в поход снарядить бедняка?
Есть рубашка у нас, мы рубашку разделим вдвоём.
Царь сбирается в путь и свои поднимает войска —
Латы я приготовил и острым запасся мечом.
Знаю, вместе с тобою мы в битву с врагами пойдём.


БРАТА МАТЕРИ Я ПРОВОЖАЮ
(I, XI, 9)


Брата матери ныне я в путь провожаю с войсками,
Берег северный Вэй — и здесь предстоит нам проститься.
Чем его одарить, я не знаю, — какими дарами?
Подарю я гнедую четвёрку с большой колесницей.

Брата матери ныне я в путь провожаю с войсками,
Бесконечная дума о нём в моём сердце сокрыта.
Чем его одарить, я не знаю, — какими дарами?
Подарю самоцветы и пояс с прекрасным нефритом!


О СКУПОСТИ КНЯЗЯ
(I, XI, 10)


Жаловал нас
В большой горнице, как подобало:
Ныне ж от яств на пиру ничего не осталось —
Жаловать нас
Не умеет, как в прошлом бывало.

Жаловал нам
От всех яств по четыре сосуда;
Ныне ж не ели мы досыта с каждого блюда.
Жаловать нас
Не умеет, как в прошлом бывало.




XII. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЧЭНЬ1




ТЫ СТАЛ БЕЗРАССУДЕН
(I, XII, 1)


Ты стал безрассуден, гуляешь с тех пор,
Поднявшись на холм, на крутой косогор!.
Хоть добрые чувства к тебе я храню,
К тебе не поднять мне с надеждою взор.

Ты бьёшь в барабан, и разносится гром,
Внизу ты гуляешь под этим холмом.
Порою ли зимнею, летним ли днём
Там с белым стоишь ты от цапли пером2.
Ты в накры3 из глины ударил, опять
Идёшь по дороге на холм погулять.
Порою ли зимнею, летним ли днём
Готов с опахалом из перьев плясать!


1   Чэнь — мелкое удельное княжество древнего Китая в пределах территории нынешней провинции Хэнань. Родовое имя чэньских князей было Гуй, они не принадлежали к роду царей Чжоу.
2   Перо белой цапли — принадлежность танцора.
3   Накры — ударный музыкальный инструмент, напоминающий литавры.


ТАМ ВЯЗЫ РАСТУТ
У ВОСТОЧНЫХ ВОРОТ
(I, XII, 2)


Там вязы растут у восточных ворот,
Дубы на вершине крутого холма.
Сегодня, я знаю, Цзычжунова дочь
Под теми дубами нам спляшет сама!

Прекрасное утро избрали — вдали,
По южной долине мы будем гулять...
Сегодня не треплет никто конопли,
От площади рыночной пляски пошли!

В прекрасное утро мы вышли с тобой!
Идём по дороге все вместе гурьбой.
Ты — яркая мальва в цвету по весне,
Душистых дай перечных зёрнышек мне!


РАДОСТЬ УДАЛИВШЕГОСЯ
ОТ КНЯЖЕСКОГО ДВОРА
(I, XII, 3)


За дверью из простой доски
Возможен отдых без тревог;
Я у бегущего ключа,
Голодный, радоваться мог!

Ужели рыбой на обед
Должны быть хэские лещи?4
Жену берёшь — ужель и здесь
Ты только Цзян из Ци ищи?5

Ужели рыба на обед —
Лишь карп из Хэ, и нет иной?
Ужели только Цзы из Сун6
Достойна стать твоей женой?


4   Хэские лещи — лещи из р. Хуанхэ.
5   Цзян из Ци ищи. — Цзян — родовое имя циских князей. Ужели в жёны обязательно брать девушку, принадлежащую к княжескому роду?
6   Цзы — родовое имя сунских князей.


ЕСТЬ У ВОСТОЧНЫХ ВОРОТ
ВОДОЁМ
(I, XII, 4)


Есть у восточных ворот водоём,
И коноплю можно вымочить в нём.
Цзи, ты собой хороша и мила, —
Песню я спел бы с тобою вдвоём.

Есть у восточных ворот водоём,
Носим крапиву мочить в этот ров.
Цзи, ты собой хороша и мила —
Речи вести я с тобою готов!

Есть у восточных ворот водоём,
Вымочить можно в том рву камыши.
Цзи, ты собой хороша и мила, —
Поговорить мне с тобой разреши!


ТАМ, У ВОСТОЧНЫХ ВОРОТ,
ЗЕЛЕНЕЮТ РАКИТЫ
(1, XII, 5)


Там, у восточных ворот, зеленеют ракиты —
Пышной густою листвою их ветви покрыты.
Встретиться в сумерки мы сговорились с тобою,
Звёзды рассвета блестят, обещанья забыты.

Там, у восточных ворот, зеленеют ракиты —
Ветви их скрыты густою и пышной листвою.
Встретиться в сумерки мы сговорились с тобою,
Звёзды рассвета блестят над моей головою.


У ВРАТ МОГИЛЬНЫХ
(I, XII, 6)


У врат могильных разрослись жужубы;
Срежь их топор — они несут нам беды.
Правитель наш неправый и недобрый,
И нрав его в стране всем людям ведом.
Хоть ведом — нет предела и управы —
Был издавна таков правитель нравом.

У врат могильных разрослись и сливы;
Слетясь на них, грозят бедою совы.
Правитель наш неправый и недобрый,
Все люди князя обличать готовы.
Моим словам не внемлет он, но вскоре,
Поверженный, о них он вспомнит в горе.


ВЬЁТ ГНЕЗДО СОРОКА
НА ПЛОТИНЕ
(I, XII, 7)


Вьёт гнездо сорока на плотине;
На горе хорош горошек синий.
Кто сказал прекрасному неправду?
Сердце скорбь наполнила отныне.

Черепицей к храму путь устлали;
Пёстр, хорош ятрышник в горных далях.
Кто сказал прекрасному неправду?
Сжалось сердце в страхе и печали.


ВЫШЛА НА НЕБО ЛУНА
(I, XII, 8)


Вышла на небо луна и ярка, и светла...
Эта красавица так хороша и мила!
Горечь тоски моей ты бы утешить могла;
Сердце устало от думы, и скорбь тяжела.

Светлая, светлая вышла на небо луна...
Эта красавица так хороша и нежна!
Горечь печали могла бы утешить она;
Сердце устало, душа моя грусти полна.

Вышла луна, озарила кругом облака —
Так и краса моей милой сверкает, ярка.
Путы ослабь, что на сердце связала тоска,
Сердце устало, печаль моя так велика!


ЧЕМ Я БУДУ ТАК ЗАНЯТ
(I, XII, 9)


Чем же я буду так занят в Чжулинь?
Следом иду, провожаю Ся Нинь.
Это иду я не в город Чжулинь —
Следом иду, провожаю Ся Нинь.

«Вы запрягите четвёрку коней —
В Чжу отдыхать я поеду на ней.
Сам погоню я коней молодых —
Завтракать в Чжу я поеду на них!»


ТАМ, ГДЕ ПЛОТИНА
(I, XII, 10)


Там, где плотина сжимает наш пруд,
Лотосы там с тростниками растут.
Есть здесь прекрасная дева одна...
Кто мне поможет? — Печали гнетут;
Встану ль, прилягу ль — напрасен мой труд,
Слёзы обильным потоком текут.

Там, где плотина сжимает наш пруд,
Там с валерьяной росли тростники.
Есть здесь прекрасная дева одна,
Стан её пышен, прекрасны виски.
Встану ль, прилягу ль — напрасен мой труд,
В сердце лишь боль бесконечной тоски.

Там, где плотина сжимает наш пруд,
Лотосы там расцветают меж трав.
Есть здесь прекрасная дева одна,
Стан её пышен и вид величав.
Встану ль, прилягу ль — напрасен мой труд,
Долго томлюсь, к изголовью припав!




XIII. ПЕСНИ ЦАРСТВА ГУЙ1




ВЫ В ШУБЕ БАРАНЬЕЙ
(I, XIII, 1)


Вы в шубе бараньей опять беззаботно гуляли,
А в лисьей опять на дворцовом приёме стояли.
Могу ли о вас я не думать в тоске и в тревоге?
Уж сердце устало — болит и болит от печали.

Вы в шубе бараньей гуляете всюду без цели,
А лисью вы, сударь, в дворцовых покоях надели.
Могу ли о вас я не думать в тоске и в тревоге?
Вы сердце мне скорбью глубоко поранить успели.

Баранья та шуба как будто намазана салом,
Лишь выглянет солнце — и шуба в лучах заблистала,
Могу ли о вас я не думать в тоске и и тревоге?
Давно уж печаль так глубоко мне в сердце запала.


1   Гуй — мелкое удельное княжество в пределах территории нынешней провинции Хэнань; в VIII в. до н. э. было присоединено к владениям княжестна Чжэн.


КОЛЬ ПУТНИКА ВСТРЕЧУ
(I, XIII, 2)


Коль путника встречу порою под шапкою белой2,
А путник от скорби по близким — худой, пожелтелый,
Опять утомленное сердце моё заболело!

Лишь путника встречу я в белой одежде убогой —
Как ранено сердце моё и тоской и тревогой,
И следом за ним я отправился б той же дорогой!

Увижу: у путника белым колени прикрыты —
Вновь путами скорби и сердце и дух мой повиты,
И, кажется, скорбью одной воедино мы слиты.


2   Под шапкою белой... в белой одежде — то есть в трауре.


ДИКАЯ ВИШНЯ
(I, XIII, 3)


Дикая вишня в той влажной низине растёт,
Нежные ветви на вишне слабы и гибки...
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой;
Рад я, что вишня не знает забот и тоски!

Дикая вишня в той влажной низине растёт,
Нежные, хрупкие вижу на вишне цветы...
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой,
Рад я, что дум о семействе не ведаешь ты!

Дикая вишня в той влажной низине растёт,
Нежный, прекрасный на ней наливается плод.
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой,
Рад я, что вишня не знает о доме забот!


НЕ ВЕТЕР ПОРЫВИСТ3
(I, XIII, 4)


Не ветер порывист и буря дика,
Не мчит колесница как вихрь седока —
Смотрю на дорогу, что в Чжоу вела,
И в сердце опять западает тоска.

Не ветра порыв и не вихря полёт,
Не бег колесницы, в которой трясёт, —
Взглянул на дорогу, что в Чжоу вела,
На сердце легли мне печали и гнёт.

О, если б кто рыбу сумел отварить —
Я вымыл бы сам приготовленный таз.
О, если б кто ехать на Запад4 хотел —
Я доброе слово сложил бы о вас!


3   Песнь об упадке царства Чжоу, о том, что не осталось уже зависимых от чжоуского двора князей.
4   ...ехать на Запад — то есть в столицу Чжоу.



XIV. ПЕСНИ ЦАРСТВА ЦАО1




ЖУК-ОДНОДНЕВКА
(I, XIV, 1)


Чешуйки жука-однодневки блестят —
Как светел, как светел твой новый наряд!
Но сердце печалью объято моё —
О, если б ко мне ты вернулся назад.

То крылья жука-однодневки весной —
Как ярок, как ярок наряд расписной!
Но сердце печалью объято моё —
Вернись и останься отныне со мной!

То выглянул жук-скарабей из земли,
Он в платье из белой, как снег, конопли;
Но сердце печалью объято моё —
Вернись и жилище со мной раздели!


1   Цао — небольшой удел, находившийся в пределах нынешней провинции Шаньдун. В конце XII в. до н. э. был пожалован чжоуским царём У своему младшему брату Чжэньдо. Впоследствии удел был присоединён к сильному княжеству Сун.


ХОДЯТ ОНИ НА ПРИЁМЫ
(I, XIV, 2)


Ходят они на приёмы, встречают гостей,
Палицы с копьями носят с собою — и что ж!
Люди пустые на княжеской службе у нас —
В алых стоят наколенниках триста вельмож2.

Там на плотине ленивый сидит пеликан,
Крыльев мочить не хотел он, за рыбой гонясь.
Люди пустые на княжеской службе у нас —
Даже не стоят одежд, что пожаловал князь.

Там па плотине ленивый сидит пеликан,
Клюв он мочить не хотел и не ведал забот.
Люди пустые на княжеской службе у нас —
Княжеских больше не стоят похвал и щедрот,

Видишь, у нас и деревья, и травы густы,
Дымка поутру над южной горою видна.
Юная девушка там... Но хотя и мила —
Бедная девушка — голод познала она!


2   Алые наколенники являлись знаком высокого достоинства их носителя.


НА ТОЙ ШЕЛКОВИЦЕ ГОЛУБКА
СИДИТ
(I, XIV, 3)


На той шелковице голубка сидит,
Семь деток вскормила она.
Сколь доблести муж совершенен собой,
Всё в нем — величавость одна.
В поступках его величавость одна —
В ней крепость и сдержанность сердца видна!

На той шелковице голубка сидит,
На сливу птенец залетел.
Сколь доблести муж совершенен собой,
Как пояс твой шёлковый бел!
Я вижу, как пояс твой шёлковый бел,
Ты чёрную с проседью шапку надел!

На той шелковице голубка сидит,
Птенцы на жужубе видны.
Сколь доблести муж совершенен собой —
В поступках не сыщешь вины!
В деяньях его не отыщешь вины —
Исправил четыре предела страны!

На той шелковице голубка сидит,
В орешнике вижу птенца.
Сколь доблести муж совершенен собой!
Народа исправил сердца.
Примером исправил народа сердца —
Пусть тысячи лет он живёт без конца!


ТЕЧЁТ НА ПОЛЯ ЛЕДЯНАЯ ВОДА...
(I, XIV, 4)


Течёт на поля ледяная вода родника,
Густой чернобыльник она залила па лугу.
Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика,
Столичного города Чжоу забыть не могу!

Течёт на поля ледяная вода родника,
Густую полынь, по пути увлажняя, зальёт.
Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика,
О городе этом я полон тревог и забот.

Течёт на поля ледяная вода родника,
И в тысячелистниках пышных разлился поток.
Восстану от сна и вздыхаю, и скорбь велика,
О городе этом я полон забот и тревог!

Как просо, бывало, прекрасно всходило везде,
И тучи питанье полям приносили в дожде!
Имели царя все четыре предела страны.
И сюньский правитель царю был опорой в труде!3


3   Княжество Сюнь, позднее поглощённое княжеством Цзинь, было расположено в пределах территории нынешней провинции Шаньси. Сюньский князь — потомок первого чжоуского царя Вэня, являясь наместником царя Чжоу, ведал делами нескольких удельных княжеств.



XV. ПЕСНИ ЦАРСТВА БИНЬ1




ПЕСНЯ О СЕДЬМОЙ ЛУНЕ
(I, XV, 1)


I

В седьмую луну звезда Огня2
Всё ниже на небе день ото дня.
И вот теперь, к девятой луне,
Одежду из шерсти выдали мне.
В дни первой луны пахнёт холодок,
В луну вторую мороз жесток,
Без тёплой одежды из шерсти овцы
Кто год бы закончить мог?
За сохи берёмся мы в третьей луне,
В чётвертую в поле пора выходить —
А детям теперь и каждой жене
Нам пищу на южные пашни носить.
Надсмотрщик полей пришёл и рад,
Что вышли в поле и стар и млад.


1   Бинь называлась территория (современная область Биньчжоу в провинции Шэньси), занимаемая племенем чжоу до его вторжения в XII в. до н. э. на восток и создания царства Чжоу. Песни, собранные в настоящей главе, приписываются князю Чжоу (Чжоу-гуну), регенту царства и опекуну юного царя Чэна (1115-1078 гг. до н. э.). Первая из них воссоздаёт порядок хозяйственных работ и нравы народа, которые он наблюдал в Бинь. Отсюда и название главы.
2   Звезда Огня — Антар в созвездии Скорпиона.

II

В седьмую луну звезда Огня
Всё ниже на небе день ото дня.
И вот теперь, к девятой луне,
Одежду из шерсти выдали мне.
Тепло с собою несёт весна,
Уж иволги песня вдали слышна.
Вот девушка вышла с корзинкой в руках,
По узкой тропинке идёт она.
И всё она ищет, где листья нежней;
Тутовника ветки пригрела теплынь,
Весенние дни всё длинней и длинней,
Уж в поле подруги сбирают полынь.
На сердце печаль у неё лишь одной:
В дом князя войдёт она скоро женой.


III

В седьмую луну звезда Огня
Всё ниже на небе день ото дня.
В восьмую луну крепки тростники —
Мы режем тростник и камыш у реки.
Луна шелкопрядов — зелёный тут...
Мужчины тогда топоры берут —
Верхушки со старых срежет топор,
А с юных — зелёный убор сорвут!
Кричит балабан о седьмой луне.
В восьмую — за пряжу садиться жене.
Мы чёрные ткани и жёлтые ткём,
А ту, что сверкает багряным огнём,
Что ярче всех и красивей всех,
Мы княжичу в дар на халат отдаём.


IV

К четвёртой луне трава зацветёт,
О пятой луне цикада поёт.
В восьмую луну мы сберём урожай,
В десятую — падают листья, кружа.
И первая вновь наступает луна —
Барсучьей охотой начнётся она;
И ловим лисиц мы и диких котов —
Ведь княжичу теплая шуба нужна.
Но вот на облаву выходит рать,
Привычная в пору второй луны, —
Себе поросёнка должны мы взять,
А князю мы вепря отдать должны!


V

Вот время пришло, и о пятой луне
Кузнечика стрёкот послышался мне...
В шестую луну донеслось до меня,
Как крылья стрекоз задрожали, звеня.
В седьмую — мы в поле сверчка найдём,
В восьмую — сверчок уже здесь, под крышей.
В девятую он заползает в дом,
В десятую — он под постелью слышен!
В доме замазывать щели пора,
Выкурить дымом мышей со двора!
Крепко закрыто на север окно,
Глиной обмазаны двери давно.
Жёны и дети, мы вас зовём:
Год изменился, пришли холода,
В дом свой войдите, живите в нём.


VI

В шестую луну отведать мы рады
Багряные сливы и гроздь винограда.
В седьмую отведать бобы на пару,
В восьмую луну я жужубы сберу.
Мы рис собираем десятой луной —
К весне приготовим хмельное вино,
Чтоб старцев почтенных с седыми бровями
На долгие годы бодрило оно.
Седьмая луна — стала тыква вкусна,
В восьмую горлянки срезает жена.
Девятой луною кунжутные зерна
И горькие травы собрала она.
В запас нарубила и сучьев и дров —
Обед для крестьянина будет готов!


VII

Девятой луною мы ток расчищаем,
В моём огороде прибита земля;
Десятой луной урожай убираем:
Здесь просо, пшеница, бобы, конопля.
Супругу жена говорит своему:
«О муж мой, мы всю нашу жатву собрали,
Работа нас ждёт в нашем зимнем дому —
Сбираться в селение нам не пора ли?»
Сбираем мы травы осенние днём,
А ночью глубокой — верёвки совьём.
Лишь кровлю поправить успел я — опять
Пора и весенний посев починать!


VIII

Лёд бьём мы со звоном — вторая луна,
Им в третью широкая яма полна,
И утром в четвёртой, как жертву зимы,
Чеснок и барашка приносим мы!
В девятой — вновь иней на травах жесток,
Десятой луной расчищаем мы ток...
У нас на пиру два кувшина с вином,
Овцу и барашка мы князю снесём.
Рога носорога полны вина,
Поднимем их выше и выпьем до дна,
Чтоб жизнь ваша, князь, длилась тысячи лет
И чтоб никогда не кончалась она!


О ТЫ, СОВА
(I, XV, 2)


О ты, сова, ты, хищная сова,
Птенца похитила, жадна и зла!
Не разрушай гнезда, что я свила.
С трудом, с любовью я вскормила их,
Моих птенцов, — так пожалей же их!

Пока не скрылся в тучах небосвод,
Кору с корней древесных птица рвёт.
Я вью гнездо, сплела из веток вход...
Ужели ты, живущий там, внизу,
Меня посмеешь обижать, народ?

Когтями я рвала траву кругом,
Изодран клюв мой жёстким тростником
И всем, что я сбирала, — и потом
Мой клюв был в ранах весь!

Но что мне в том, —
Сказала я, — коль не готов мой дом?

Иссякла мощь моих разбитых крыл,
И хвост ослаб — он весь изломан был.
Гнездо в беде; бороться нету сил;
И дождь хлестал его и ветер бил...
Стал голос мой тревожен и уныл.


ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПОХОДА
(I, XV, 3)


Мы ходили походом к восточным горам,
Долго, долго мы пробыли там.
И обратно с востока нам время идти —
Мелкий дождь нас мочил по пути.
Но с востока на запад при слове «назад»
Устремились все мысли солдат —
Там сошьют земледельцу привычный наряд.
Рот не сжат3, не поставят нас в ряд.
Только черви простые теперь поползли
На полях у моих шелковиц...
И одни мы ночуем от близких вдали
Под покровом своих колесниц.

Мы ходили походом к восточным горам,
Долго, долго мы пробыли там.
И обратно с востока нам время идти —
Мелкий дождь всё мочил нас в пути.
Дикой тыквы плоды налились и кругом
Обвисают по кровле теперь,
И мокрицы проникли в оставленный дом,
Паутиною заткана дверь;
И олени пасутся в полях у домов
Да мерцают огни светляков...
Как тревожит само это слово «назад»,
И волненье в сердцах у солдат!

Мы ходили походом к восточным горам,
Долго, долго мы пробыли там.
И обратно с востока нам время идти —
Мелкий дождь нас всё мочит в пути.
Там, у куч муравьиных, лишь цапли кричат,
Жёны дома вздыхают, молчат;
Дома щели заткнули, полы подмели —
Тут и мы из похода пришли!
Плети тыкв одичалых обвили одни
Дров каштановых груду кругом,
И с тех пор, как ушли мы, до нынешних дней
Я три года не видел свой дом!

Мы ходили походом к восточным горам,
Долго, долго мы пробыли там!
И обратно с востока нам время идти —
Мелкий дождь нас всё мочит в пути.
Только иволги, вижу, летают вдали,
И лишь крылья сверкают у них...
То невеста сбирается в путь — запрягли
Тёмно-рыжих коней и гнедых.
Вот уж матерью пояс вкруг стана обвит,
В украшеньях невеста стоит,
И жених её новый прекрасен на вид —
Что же старый, ужели забыт?!


3   Рот не сжат. — Каждый солдат держал во рту кляп, чем обеспечивалась бесшумность передвижения войск.


ПЕСНЬ О ПОХОДЕ КНЯЗЯ ЧЖОУ НА ВОСТОК
(I, XV, 4)


Были разбиты в походе у нас топоры,
Наши секиры расколоты были в куски.
Чжоуский князь выступает в поход на восток —
Царства четыре границы да будут крепки!
Сколь, о народ, состраданья он полон к тебе,
Сколь о народе заботы его велики!

Были разбиты в походе у нас топоры,
Были расколоты острые наши жезлы.
Чжоуский князь выступает в поход на восток —
Царства пределы к добру он выводит из мглы!
Сколь, о народ, состраданья он полон к тебе,
Сколь о народе заботы достойны хвалы!

Были разбиты в походе у нас топоры,
Наши секиры расколоты были давно.
Чжоуский князь выступает в поход на восток —
Царства пределы крепит он и вяжет в одно!
Сколь, о народ, состраданья он полон к тебе,
Сколь похвалы, восхищенья достойно оно!


О СКОРОМ СВАТОВСТВЕ
(I, XV, 5)


Когда топорище ты рубишь себе
Ты рубишь его топором.
И если жену избираешь себе —
Без свах не возьмёшь её в дом.

Когда топорище рублю топором,
То мерка близка, говорят4.
Увидел я девушку эту — и вот
Сосуды поставлены в ряд!5


4   Меркой для нового топорища служит старое, которое я, мастер, держу в руках.
5   Сосуды поставлены в ряд — для свадебного торжества.


С ДЕВЯТЬЮ КОШЕЛЯМИ ПОСТАВЛЕНА СЕТЬ
(I, XV, 6)


С девятью кошелями поставлена сеть,
Рыбы там — краснопёрка с лещом.
Мы увидели князя — был выткан дракон
На одеждах, что были на нём6.

То над островом правит журавль свой полёт...
Или места наш князь не найдёт?
Он две ночи с тобой проведёт!

Журавли над высокой равниной летят...
Или князь не вернётся назад?
Он с тобою две ночи подряд.

Так могли мы на платье с драконом взглянуть.
Князь, в обратный не трогайся путь —
Пусть не льётся печаль в мою грудь!


6   Изображениями дракона могли украшаться только парадные одежды царя и его высших советников. Царская одежда украшалась изображениями взлетающего и опускающегося дракона, а одежда советника только изображением опускающегося дракона.


ПОДГРУДОК ОТВИСШИЙ
ВОЛК ЛАПОЙ ПРИЖАЛ
(I, XV, 7)


Подгрудок отвисший волк лапой прижал, оступясь;
Отпрянув назад, он ударился тотчас хвостом...
Преславный потомок, велик и прекрасен был князь,
Спокоен и важен, — багряные туфли на нём.

Отпрянув назад, волк ударился тотчас хвостом,
Подгрудок отвисший он лапой прижал, оступясь.
Преславный потомок, велик и прекрасен был князь,
И славе его, как нефриту, неведома грязь!







ШИЦЗИН II


СЯО Я

МАЛЫЕ ОДЫ




I.




ВСТРЕЧА ГОСТЕЙ
(II, I, 1)


Согласие слышу я в криках оленей,
Что сочные травы на поле едят.
Достойных гостей я сегодня встречаю —
На гуслях играют и шэны1 звучат,
И трубки у шэнов настроены в лад,
Корзины подарков расставлены в ряд.
Те люди мне путь совершенств показали;
Я вижу любовь их, и счастлив, и рад.

Согласие слышу я в криках оленей,
Что сочные травы едят на полях.
Достойных гостей я сегодня встречаю,
Их доблесть сверкает, им славу суля,
Для всех благородных пример подражанья,
Народ поучая, пороки целя,
Отменным их ныне вином угощаю,
Достойных гостей на пиру веселя.

Согласие слышу я в криках оленей
Что травы едят на полях поутру.
Достойных гостей я сегодня встречаю,
И слышу я цитры и гуслей игру,
Согласье и радость в удел изберу.
Отменным их ныне вином угощаю —
Достойных гостей веселю на пиру.


1   Шэн. — См. Нравы царств, гл. VI, примеч. 2.


НА СЛУЖБЕ ЦАРЮ
(II, I, 2)


Все скачут и скачут четыре коня,
И длинен великий извилистый путь...
Иль думы о доме назад не манят?
Мы службой царю пренебречь не должны,
И ранено сердце тоской у меня.

Усталые скачут четыре коня,
Белы они сами, их гривы черны...
Иль думы о доме назад не манят?
Мы службой царю пренебречь не должны,
Покоя и отдыха мы лишёны.

То голуби реют и реют, взгляни:
То взмоют, то вдруг упадут с вышины.
Вот сели на куще дубовой они...
Мы ж службой царю пренебречь не должны,
И старость отцов не покоят сыны.

То голуби реют и реют, взгляни:
То сядут, то ввысь устремляются, взмыв,
Вот сели на ветви раскидистых ив.
Мы ж службой царю пренебречь не должны,
И матери наши забот лишены.

Четверку запряг черногривых коней,
И скачут они все резвей и резвей...
Иль думы о доме назад не манят?
Я песню сложил, чтоб напомнить о ней —
О матери, брошенной без сыновей.


НА СЛУЖБЕ ЦАРЮ
(II, I, 3)


Цветы распустились, сверкают, горя
По взгорьям широким, в низинах у нас...
И мчатся и мчатся посланцы царя —
Боятся, что в срок не исполнят приказ.

А резвые коня мои горячи,
Три пары вожжей увлажнились, блестят,
И лошади мчатся, и хлещут бичи.
Посланец, повсюду совета ищи.

И серые в яблоках кони легки,
И вожжи, как будто из шелка, мягки,
И лошади мчатся, и хлещут бичи.
Повсюду, посланец, совет получи.

Белы мои кони, их гривы черны.
И вожжи влажны и блестят вдоль спины.
И лошади мчатся, и хлещут бичи.
Совета ищу у мудрейших страны.

Легки мои кони, цвет масти их сив...
И ровно ложатся все вожжи у грив,
И лошади мчатся, и хлещут бичи.
Учись, у мудрейших совета спросив!


БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ
(II, I, 4)


I

Гляди: цветы у наших слив,
Не краше ль всех они горят!
Никто друг другу так не мил,
Как брату мил бывает брат.

II

Пред смертным ужасом одна
Лишь братская любовь сильна.
И в грудах тел среди долин
Труп брата ищет брат один!

III

В долине иволга живет...
Страдают братья от невзгод.
У всех есть лучшие друзья —
Их вздохи множат скорби гнет.

IV

Пусть дома ссорится семья —
У ней отпор врагу един.
У всех есть лучшие друзья —
Их помощи не видел я.

V

Но смерть и мрак побеждены,
Покой и мир внутри страны.
Иль больше брата своего
Мы чтить друзей своих должны?

VI

Ковши и чаши ставьте в ряд,
И выпьем вволю. С нами вновь
Согласье, радость и любовь,
Ковши и чаши ставьте в ряд,

VII

Любовь детей и ваших жен,
Как гуслей с цитрой общий звук,
И если с братом дружен брат —
Им радость будет вечный друг.

VIII

Когда в порядке держишь дом —
Всем домочадцам радость в нем.
Друзья, помыслите о сем,—
Мы в этом истину найдем!


О ДРУЖБЕ
(II, I, 5)


I

Согласно стучит по деревьям топор,
И птичий исполнен согласия хор.
Вся стая, из темной долины взлетев,
Расселась в вершинах высоких дерев.
Звучат голосистые песни средь гор —
Подруга с подругой ведет разговор.
Смотри: если птица подругу зовет.
Подруга с подругой ведет разговор,
То как человеку друзей не искать,
Не к другу ль его устремляется взор?
И светлые духи, услышав о сем,
Даруют согласье, и сгинет раздор.

II

Стук в чаще... Топор с топором заодно —
Прозрачное я приготовил вино,
И жирный ягненок для этого дня
Зарезан, и позвана в гости родня;2
А коль не придут, да не скажет никто,
Что, мол, непочтителен был, про меня!
Опрыскан и начисто выметен пол,
И восемь в порядке расставлено блюд,
И жирный теленок поставлен на стол —
Родню моей матери в гости зовут.
А коль не придут, да не скажет никто,
Что я виноват — в поношенье и в суд.

III

Стучит по деревьям топор над холмом.
Паш стол изобилен прозрачным вином,
И в полном порядке сосуды на нем,
И братья мои наполняют мой дом.
Достоинство духа народ утерял,
Гоняясь за лишним засохшим куском.3
Вино есть — его процедите для нас,
А нету вина, так купите для нас,
Как гром, барабаны, гремите для нас,
Живей, плясуны, попляшите для нас!
А время придет отдохнуть нам — опять
Прозрачное будем вино попивать.

2   ...позвана в гости родня — родственники по отцу, носящие одно с хозяином родовое имя. В этой же строфе есть специальное упоминание о приглашении родственников по матери.
3   Достоинство духа... — Утверждение с таким, видимо, смыслом: не пристало нам быть жадными, принимая гостей.


СЛАВОСЛОВИЕ ЦАРЮ
(II, I, 6)


I

Небо навеки храни тебя, царь!
Сила твоя да пребудет тверда,
Благо и счастье да будут тебе,
Да не иссякнут они никогда!
Многие небо щедроты пошлет,
Несть им числа, на года и года!

II

Небо навеки храни тебя, царь!
Даруй без меры щедроты одни!
Долгу послушный, прими от небе:
Милости — будут стократны они.
Счастье, о небо, тебя осени,
Счастье на долгие, долгие дни!

III

Небо навеки храни тебя, царь!
Пусть и все царство твое процветет,
Точно гора иль вершина холма,
Точно утес или горный хребет,
Точно река, что в разливе своем
Все полноводнее мчится вперед.

IV

Время избрав и очистивши все4,
Пир сотворишь и сыновние сам
Жертвы четыре в году принесешь5
Прежним владыкам и предкам-царям.
Их заместитель6 тебе изречет
Жизнь без конца по векам и векам!

V

Светлые духи, представ пред царя,
Счастьем обильным тебя одарят.
Прост твой народ и правдив,
что ни день,
Пищу свою добывая в труде.
В черноволосом народе твоем
Доблесть твоя разольется везде.

VI

Ты как луна, чье сиянье растет7,
Ты как пресветлого солнца восход!
Вечностью жизнь да сравнится твоя
С южной горой, что вовек не падет,
Ты как на соснах и туях хвоя,
Что в бесконечном преемстве живет!

4   Время набрав и очистивши все — избрав благоприятные дни для жертвоприношений и очистившись постом и омовениями.
5   Жертвы четыре в году принесешь. — Имеются в виду жертвопривошения царя своим предкам, совершаемые им в храме весною, летом, осенью и зимой.
6   Заместитель (предков) — лицо, представляющее предков при жертвоприношениях им.
7   Ты, как луна, чье сиянье растет — то есть подобен нарастающей день ото дня луне.


В ПОХОДЕ НА ГУННОВ8
(II, I, 7)


I

Собирали мы папоротник по лесам,
И ростки его чуть поднимались тогда,
А когда нам прикажут идти по домам,
Дней в году завершится уже череда.
Ни семьи и ни дома нет больше... Беда
Это гуннская вторглась орда.
На коленях и то я не мог отдохнуть —
Это гуннская вторглась орда.

II

Собирали мы папортник по лесам,
Были стебли его в эту пору мягки,
А когда нам прикажут идти по домам —
Изболится, иссохнет душа от тоски.
И сердце тоска все мучительней жжет,
Истомил меня голод, и жажда гнетет!
Но охране границы не будет конца,
И проведать домашних не сыщешь гонца.

III

Собирали мы папортник по лесам,
И уж крепкими стебли казалися мне,
А когда нам прикажут идти по домам —
Год подвинется, верно, к десятой луне.
Но на службе царю ты не будь нерадив —
И не мог отдохнуть я, колени склонив...
И скорбит мое сердце сильнее: солдат
Не придет из похода назад!

IV

Чьих цветов красота так нарядно пышна?
Это сливы: прекрасней цветов не найти.
Это чья на пути колесница видна?
Благородного это повозка в пути.
В боевой колеснице четыре коня,
И крепки и могучи его скакуны...
Смею ль я отдыхать? Три победы в бою
Одержать приказал он в теченье луны!

V

Впряжены в колесницу четыре коня,
Вижу мощь запряженных четверкой коней,
Благородный наш вождь в колесницу войдет,
Мы, ничтожные, следовать будем за ней.
Ровно кони бегут, их в порядке убор,
Лук в слоновой кости, из кожи тюленя
колчан.
Как же нам, что ни день, не сбираться
в дозор?
Гуннов с севера крепнет напор!

VI

Помню время, когда уходили в поход,
Был на ивах зеленый, зеленый наряд;
Ныне мы возвращаемся к дому назад —
Только снежные хлопья летят и летят...
Долго, долго солдатам обратно идти,
Нас и голод и жажда томят на пути,
Сердце ранено скорбью. Никто, говорят,
Не узнает, как страждет солдат.

8   Северных варваров сянюнь времени «Шицзина» китайские историки отождествляют с сюнну — гуннами, обитавшими, например, в III в. до н. э. у северо-западных границ Китая. Именно для защиты от гуннов в III в. до н. э. императором Цинь Ши Хуан-ди была начата постройка Великой китайской стены.


ОДА О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ НАНЬ ЧЖУНА
ПРОТИВ ГУННОВ
(II, I, 8)


I

Выходят ряды боевых колесниц
За дикую степь, устремляясь вперед,
И вождь нам сказал, что от сына небес
Приказ поступил собираться в поход.
Велит колесницу свою снаряжать,
Возницу своей колесницы зовет:
«Будь скор и проворен. На службе царю
Немало нам будет трудов и забот!»

II

Выходят ряды боевых колесниц —
Они за предместьями: стяг водружен,
И змей с черепахой расшиты на нем.
Висят бунчуки на верхушках знамен,
Вся в змеях и в соколах ткань их ярка,
И ветер ужель не колышет шелка?
И горе сжимает сердца у солдат,
Томлением страха возница объят.

III

Приказ от царя был Нань Чжуну вручен,
Чтоб дальний Шофан9 был стеной укреплен.
Идут колесницы, на ткани знамен
И змеи блестят и сверкает дракон.
«Сын неба10 отдал повеление мне,
Чтоб дальний Шофан был стеной укреплен!»
Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,
И изгнаны гунны, и враг поражен.

IV

Когда выступали мы в этот поход,
Цвело еще просо в полях, колосясь,
А ныне, когда мы уходим домой, —
Снег падает хлопьями в липкую грязь.
Сколь служба царю многотрудна для нас —
Не мог отдохнуть на коленях солдат!
Иль думы о доме назад не манят?
Нарушить боялись мы царский указ.

V

Уж снова запели цикады вокруг,
Кузнечики скачут... Далеко супруг.
И долго супруга не видит жена,
И сердце болит от волнений и мук,
Лишь только завидит супруга жена,
И сердце ее успокоится вдруг.
Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,
И западных варваров ранит испуг.

VI

И дни удлиняются в пору весны,
И травы пышны, и деревья пышны,
И иволги звонкие песни слышны,
Кувшинки сбирают... Из дальней страны
Мы толпами пленных с собою ведем;
Солдат возвращается в брошенный дом.
Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,
И гунны на севере усмирены.

9   Шофан — область на крайнем северо-западе Китая того времени, в пределах нынешней провинции Ганьсу. Как видно из последующего текста, первые попытки укрепиться стенами от вторжения кочевников с северо-запада, завершившиеся через несколько веков постройкой Великой стены, были предприняты еще в эпоху «Шицзина».
10   Сын неба — так в Китае называли императора.


В ОЖИДАНИИ МУЖА,
УШЕДШЕГО В ПОХОД
(II, I, 9)


Стоит одинокая груша, смотрю:
Прекрасны плоды, что созрели на ней.
Нельзя быть небрежным на службе царю —
И тянется нить бесконечная дней.
Дни быстро склонились к десятой луне,
И сердце тоска разрывает жене —
Вернется ли воин на отдых ко мне?

Стоит одинокая груша, смотрю:
Листы ее так зелены, зелены.
Нельзя быть небрежным на службе царю —
Тоскою поранено сердце жены.
И трав, и дерев зеленеет наряд;
Печали мне женское сердце теснят:
Когда же мой воин вернется назад?

Пошла через северный этот хребет —
Сбираю я нежные ивы ростки...
Нельзя быть небрежным на службе царю
Томятся отец наш и мать от тоски.
Изношен уже колесницы сандал,
И каждый скакун истомленным скакал,
Уж близко мой воин, он очень устал.

Они не идут, не впрягают коней,
А сердце болит и тоскует сильней,
Все нет его, минул условленный срок,
На сердце все больше забот и тревог.
В гаданьях я дни провожу, в ворожбе,
И все говорит мне: он близок к тебе!..
Он близко, мой воин, уставший в борьбе.





II.




РАДУШНОМУ ХОЗЯИНУ
(II, II, 3)


Всякой-то рыбы мережа полна:
Крупной и мелкой, всего.
Доблестный муж наготовил вина —
Вкусное, много его!

Всякой-то рыбы мережа полна:
Лещ тут, налимов полно.
Доблестный муж наготовил вина —
Много, и вкусно оно!

Всякой-то рыбы мережа полна:
Карпов, форели не счесть!
Доблестный муж наготовил вина —
Вина прекрасные есть.

Много он яств приготовил, взгляни:
Все-то прекрасны они.
Яства отменны на вкус и на цвет,
Видишь: чего только нет!
Сколько хозяин наставил добра —
Значит, настала пора!


РАДУШНОМУ ХОЗЯИНУ
(II, II, 5)


Есть на юге прекрасная рыба,
Эту рыбу ловят мережей...
Есть вино у радушного мужа
Для веселья гостей пригожих.

Есть на юге прекрасная рыба,
И мережей ловить ее надо...
Есть вино у радушного мужа
Всем достойным гостям на радость.

Есть там дерево — ветви низко
Плети тыквы сладкой обвили...
Есть вино у радушного мужа,
Гости пиром довольны были!

Реют голуби всюду, всюду
И слетаются целой стаей...
Есть вино у радушного мужа,
Гости пир повторить мечтают.


СЛАВОСЛОВИЕ ГОСТЯМ
(II, II, 7)


I

На южной горе поднялись камыши,
На северной — травы душисты в глуши.
Достойные, милые гости мои —
Опора всех стран, ваша сила крепка!
Достойные, милые гости мои,
Да будет вам жизнь на века и века.

II

На южной горе разрастается тут,
На северной — тополи, вижу, растут.
Достойные, милые гости мои,
Как блеск наших царств, вас и ценят и чтут.
Достойные, милые гости мои
Пусть тысячи лет бесконечно живут!

III

На южной горе вижу поросли ив,
На северной — рощи обильные слив.
Достойные, милые гости мои
Народу заменят и мать, и отца,
Достойные, милые гости мои,
Их доблестной славе не будет конца!

IV

На южной горе разрослись лозняки,
На северной, вижу, деревья гибки.
Достойные, милые гости мои,
Иль в старости брови не будут густы?1
Достойные, милые гости мои,
Пусть доблести слава цветет, как цветы!

V

На южной горе — там осины краса,
На северной, видишь, катальпы леса.
Достойные, милые гости мои,
До желтой ужель не дожить головы?2
Достойные, милые гости мои,
Потомство свое да взлелеете вы!

1   Иль в старости брови не будут густы? — То есть ужели не доживете вы до глубокой старости, признаком которой являются густые брови?
2   До желтой ужель не дожить головы? — То есть ужели не проживете вы до глубокой старости, когда седые волосы приобретают желтый оттенок?


ВЫСОКО ПОЛЫНЬ ВОЗРОСЛА
(II, II, 9)


Я вижу: высоко полынь возросла,
Густая роса на цветке.
Мой милый, тебя я увидеть смогла,
И места нет в сердце тоске.
Пируем, смеемся, в беседе такой —
Нам радость с тобой и покой.

Я вижу: высоко полынь возросла,
Роса на полыни крупна.
Мой милый, тебя я увидеть смогла,
Любовь твоя света полна,
Духовная доблесть твоя без пятна —
За долгую жизнь не померкнет она!

Я вижу: высоко полынь возросла,
Повисла роса по листкам.
Мой милый, тебя я увидеть смогла —
Пируем — и радостно нам.
И братьям ты будешь примером, как брат,
Чьи доблести вечную радость сулят,

Я вижу: высоко полынь возросла,
И росы блистают вокруг.
Тебя наконец я увидеть смогла,
И вожжи чуть звякнули вдруг.
Согласный на сбруе бубенчиков звук —
Будь вечно счастливым и радостным, друг!


НА ПИРУ
(II, II, 10)


Густая, густая повсюду роса —
Без солнца не высохнут росы кругом...
Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь —
Никто не уйдет, не упившись вином.

Густая, густая повсюду роса
На травы легла, чуть блеснула заря.
Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь
И пир наш кончаем в покоях царя.

Густая, густая повсюду роса —
Все ивы в росе и жужубы в росе.
Мужи благородства правдиво-светлы,
И каждый прекрасен в духовной красе.

Маслины кругом и катальпы стоят,
Плоды их висящие радуют взгляд.
Мужи благородства в веселье своем
Учтивую важность осанки хранят!





III.




ВСТРЕЧА ГОСТЯ
(II, III, 1)


От тетивы свободен красный лук,
Приняв его, я сохранил его.
Достойный гость сегодня у меня —
От сердца — луком одарил его!
Колокола и барабаны в ряд,
И пиром я с утра почтил его.

От тетивы свободен красный лук, —
Приняв его, я крепость дал ему.1
Достойный гость сегодня у меня,
От сердца счастлив, радуюсь ему.
Колокола и барабаны в ряд —
Я место справа сохранял ему.2

От тетивы свободен красный лук —
Приняв его, в чехол вложил его.
Достойный гость сегодня у меня —
Всем сердцем я всегда любил его.
Колокола и барабаны в ряд —
Все утро я вином поил его!


1   ...крепость дал ему — то есть поместил лук в бамбуковую раму, сохраняя таким образом его упругость.
2   ...место справа сохранял ему. — См. Нравы царств, гл. IX, примеч. 2.


ГУСТЫЕ ПОЛЫНИ
(II, III, 2)


Густые, густые полыни кругом —
В средине над этим пологим холмом.
Завижу супруга любимого я —
И рада, готовлю учтивый прием!

Густые, густые полыни кругом —
В средине — на этом речном острову.
Завижу супруга любимого я —
И в радости сердца глубокой живу!

Густые, густые полыни кругом —
В средине, где зелен становится склон,
Завижу супруга любимого я —
Как тысячу раковин дарит мне он!3

Как зыбок, как зыбок из тополя челн,
Нырнет и всплывет он над гребнями волн.
Завижу супруга любимого я —
Мир в сердце, и дух мой спокойствия полн.


3   Раковины в древности не только служили украшением, но и заменяли деньги.


О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ ИНЬ ЦЗИФУ
НА ГУННОВ4
(II, III, 3)


I

В шестую луну объявили тревогу, тревогу,
Ряды боевых колесниц приготовив в дорогу;
Четверки коней горячи и сильны в колесницах.
Погружены латы из кожи обычные. Трогай!
В свирепом напоре кидаются гуннов отряды,
И нам торопиться навстречу кочевникам надо...
Так царь свое войско в далекий поход высылает,
Чтоб в царстве его укрепились и мир, и порядок.

II

Масть в масть наши кони и силою равно богаты,
И к правилам боя коней приучили солдаты.
Мы в эту шестую луну приготовили воинам
И шлемы из кожи, и наши обычные латы.
Коль скоро одежды у нас приготовлены были,
В один переход тридцать ли мы за день проходили.5
Так царь свое войско в далекий поход высылает,
Чтоб сыну небес помогли утвердиться мы в силе.

III

И кони в четверках телами массивны и длинны,
И были огромны широкие конские спины!
И ваши войска лишь на гуннские орды напали —
Прекрасные подвиги наши пред всеми предстали!
И полны величья и вместе почтенья мы были,
В трудах боевых выполняя повинности наши,
В трудах боевых выполняя повинности наши,
Державе царя мы отныне покой утвердили.

IV

Но гунны, вперед не подумав, доверились силе —
Свой строй развернув, они Цзяо6 и Ху захватили,
И заняли Хао, и вторглись в пределы Шофана,
И вышли на северный берег Цзинхэ без изъяна.
Но сокол на знамени тканом сияет узором,
И белые вымпелы блещут, горят перед взором!
И десять больших боевых колесниц устремились —
Дорогу вперед нам открыли могучим напором.

V

Ровны и покойны щиты боевой колесницы:
Передний и задний на ось равномерно ложится.
Могучие кони подобраны в каждой четверке,
Могучие кони обучены строю возницей.
И наши войска нападают на гуннские орды,
Походом на северо-запад идем к Тайюани.
В правленъе страной, как и в воинском деле, Инь Цзифу
Для тысячи царств образцом и примером предстанет.

VI

Пирует Инь Цзифу — он рад — миновали невзгоды,
Обильное счастье он принял на многие годы...
Домой возвращается войско из дальнего Хао,
И кажутся вечностью долгие наши походы...
Вином угощая, пирует Инь Цзифу с друзьями,
В жиру черепаха, раскрошенный карп перед вами.
И кто здесь пирует? — Чжан Чжун,
повсеместно известный
Сыновним почтеньем и братской любовью, с друзьями.

4   Описанная в оде победа над гуннами относится приблизительно к 827 г. до н. э.
5   ...тридцать ли мы за день проходили. — Ли — мера длины, не имевшая в древности точного стандарта, примерно равная 0,5 км. Медленность продвижения можно объяснить тем, что вместе с колесницами двигались пехота и обоз с ручными телегами.
6   Цзяо и другие упомянутые в оде местности находились в пределах территорий нынешних провинций Шэньси и Ганьсу.


О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ ФАН ШУ
НА ЮЖНЫХ ВАРВАРОВ7
(II, III, 4)


I

Отправляясь, они молочай собирали
И на новых полях, что запаханы год,
Па полях, что весной лишь они запахали...
Фан Шу прибыл, он войско уводит в поход.
Здесь его колесницы, три тысячи счетом8, —
Это рати защита, солдаты за ней.
Фан Шу войско ведет и теперь выезжает
На четверке своих черно-серых коней.
И четверка вперед черно-серая мчится:
Боевая краснеет его колесница!
Верх — циновки, колчан — из тюленевой кожи,
В бляхах кони и вожжи в руках у возницы.

II

Отправляясь, они молочай собирали
И на новых полях, что запаханы год,
И на пашнях, лежащих у самых селений...
Фан Шу прибыл — он войско уводит в поход.
Все его колесницы, три тысячи счетом,
И драконы, и змеи в сверканье видны...
Фан Шу войско ведет и вперед выезжает;
Втулки в коже, в узорном ярме скакуны!
И звенят в удилах колокольчики звоном.
Фан Шу видим в одежды вождя облаченным,
Наколенники ярким багрянцем сияют,
И подвески бряцают9 нефритом зеленым!

III

Быстро, быстро вперед устремляется сокол,
И до неба стремит он высокий полет.
Но садится и он и тогда отдыхает,
Фан Шу прибыл, он войско уводит в поход!
И его колесницы, три тысячи счетом —
Это рати защита, солдаты за вей.
Фан Шу войско ведет и в поход выезжает,
Гонгиста ли бьет барабанщик звучней?10
Фан Шу, рати построив, им вымолвил слово,
Знаменит он, и речь и верна, и сурова.
Барабаны размеренно бьют наступленье,
И отбой барабанная дробь бьет нам снова.

IV

Как вы, варвары цзинской земли11, бестолковы
Стать врагами посмели великой стране!
Фан Шу — старец великий, преклонный годами,
Силу дали советы его на войне.
Фан Шу войско ведет и теперь выезжает,
Толпы схвачены... Пленных к допросу ведут.
Без числа боевые идут колесницы,
В нарастающем грохоте снова идут.
Точно грома удары и грома раскаты.
Слово старца великого крепко и свято!
Прежде в дальних походах разбиты им гунны.
Смирны южные варвары, страхом объяты.

7   Поход, о котором идет речь, был совершен в 825 г. до н. э.
8   На каждую колесницу приходилось сто солдат: возница, лучник и копьеносец в самой колеснице, семьдесят два пехотинца, сопровождающих колесницу в бою, и двадцать пять обозных, обслуживающих этот отряд. Таким образом, речь идет об огромной для того времени армии в триста тысяч человек.
9   К поясу подвешивались гребень, костяная игла для развязывания узлов и прочее.
10   Имеется в виду состязание бьющего в гонг с барабанщиком.
11   Цзин — древнее название племен южных областей Китая.


ЦАРСКАЯ ОХОТА
(II, III, 5)


I

Колесницы охотничьи наши прочны и крепки,
Наши кони подобраны, равно сильны в легки,
Вижу: кони в четверке в груди широки, широки.
Запрягайте коней, на восток выезжайте, стрелки.

II

Колесницы охотничьи наши, гляжу, хороши,
И в четверки коней подобрали мы самых больших.
На востоке там травы растут и растут камыши;
Запрягай лошадей, на охоту скорее спеши!

III

Вот они на охоте: избрали испытанных слуг,
Их ауканьем степи кругом оглашаются вдруг.
Установлено знамя со змеями, поднят бунчук -
Там, у Ао12, облавы на зверя смыкается круг.

IV

По четверке коней в колесницы князей впряжены,
И одна за другою четверки приходят на стан.
Наколенники алые, в золоте туфель сафьян.
Собираются гости, блюдя и порядок, и сан.

V

Костяное кольцо налокотнику ровно под стать13,
Стрелы к луку подобраны — ни тяжелы, ни легки.
И в едином порыве согласно стреляют стрелки;
Помогают нам в кучи убитую дичь собирать.

VI

Светло-рыжие кони четверкой у нас впряжены,
По бокам пристяжные — не станут тянуть они вкось,
Быстро гонит возница, чтоб время терять
не пришлось,
Стрелы метко летят и пронзают дичину насквозь.

VII

С тихим присвистом, слышу я, ржут здесь и там
скакуны;
И значки и знамена, что плещутся в ветре, видны.
Нет тревоги: ни пеший, ни конный нигде не слышны.
Кладовые большие при кухне еще не полны.

VIII

Вот охотники едут, и шум колесницы возник,
Слышен шум колесницы, не слышен ни голос,
ни крик.
Вижу: муж благородства воистину наш государь —
И, по правде, в деяниях, им совершенных, велик!

12   Ао — название горы на территории нынешней провинции Хэнань.
13   Чтобы лучше натягивать тетиву, на большой палец правой руки надевалось кольцо из слоновой кости, а для упора лука на левую руку надевался кожаный налокотник.


ЦАРСКАЯ ОХОТА
(II, III, 6)


I

Счастливым днем был моу14, и молиться
Коней защите15 начали тогда.
Охотничьи прекрасны колесницы,
Крепки в четверке кони, без труда
На этот холм большой она стремится,
Преследуя бегущие стада.

II

Счастливый день гэн-у16, — мы так решили,
Коней сыскали, что равны по силе;
Где дичь водилась, тот избрали лес.
Где бродят лани целыми стадами,
По рекам Ци и Цзюй — над берегами
Охотиться здесь будет Сын небес.

III

И видишь ты долину пред собою:
Стада пасутся широко вокруг,
Олени — то бредут себе гурьбою,
То парами, как будто с другом друг.
Сюда людей мы привезли с собою,
Чтоб Сыну неба усладить досуг.

IV

И вот мы натянули наши луки,
На тетиве сжимают стрелы руки,
Здесь сбили поросенка кабана,
Там носорога валят с ног удары.
Да будет пир обилен наш, и в чары
Гостям нальем мы нового вина.

14   День под циклическим знаком моу (согласно древнему китайскому календарю) считался благоприятным для охоты, для выступления в поход и т. д.
15   Речь идет о молении и жертвоприношениях богу, покровителю коней. Охота велась с особых охотничьих колесниц.
16   День гэн-у считался особенно благоприятным для охоты.


ТО ГУСИ ЛЕТЯТ17
(II, III, 7)


То гуси летят, то летят журавли
И свищут, и свищут крылами вдали...
То люди далеким походом идут,
И тяжек, и труден в пустыне поход.
Достойные жалости люди идут,
О, горе вам, сирый и вдовый народ!

То гуси летят, то летят журавли,
К болоту слетаясь, садятся на нем...
То стены жилищ воздвигает народ,
Что встали на тысячи футов кругом.
Хоть труд наш велик и тяжел — наконец
Покойный себе мы построили дом.

То гуси летят, то летят журавли,
И слышен тоскливый, тоскливый их крик..
Коль мудрый услышит его человек,
Оп скажет, что труд наш безмерно велик!
А глупый услышит его человек,
И скажет, гордыней рожден этот крик.


17   Речь здесь идет о принудительном переселении крестьян в новые, отдаленные места на окраины государства. См. также II, IV, 9 (строфа VI).


НОЧЬ ВО ДВОРЦЕ
(II, III, 8)


«Кончается ль ночь?» — вопрошает нас царь.
— И полночи нет и во тьме небосклон,
Сиянием факелов двор озарен;
Мужи благородства спешат ко двору,
И слышен вдали колокольчиков звон18.

«Кончается ль ночь?» — вопрошает нас царь.
— Нет, ночи еще не кончается круг,
Бледнеет сияние факелов вдруг;
Мужи благородства спешат ко двору,
И слышен вблизи колокольчиков звук.

«Кончается ль ночь?» — вопрошает нас царь.
— Сменяет заря предрассветную тьму,
И факелы меркнут и гаснут в дыму;
Мужи благородства спешат во дворец,
Драконы знамен мне видны самому.


18   Колокольчиков звон — в сбруе коней в колесницах.


ДУМЫ О СМУТЕ В СТРАНЕ
(II, III, 9)


То реки в разливе стремятся к морям,
И почесть, и дань им воздав, как царям.
То сокол свой быстрый свершает полет,
Взлетит высоко и опять отдохнет.
О, горе вам, братья мои и друзья,
О, горе, сограждане, вам без конца!
Не хочет подумать о смуте никто,
Иль матери нет у него и отца?

То реки в разливе стремятся к морям —
Они широко, широко разлились.
Так сокол свой быстрый свершает полет,
То низко парит он, то взмоет он ввысь.
Я в думах о тех, кто стезю утерял,
Вот встал, вот иду я — покоя лишись!
И в сердце твоем только скорбная боль,
Ее не забудешь, не скажешь: смирись!

То сокол свой быстрый свершает полет
И правит свой путь на вершину холма.
В народе растут голоса клеветы,
Ужели смирить их не хватит ума?
Друзья, коль внимательны будем к себе,
Поднимется ль ложь и неправда сама?


ПРОТИВОРЕЧИЯ
(II, III, 10)


Кричит журавль меж девяти болот,19
Но криком тем и ширь полей полна.
И рыба, что скрывалась в бездне вод,
Теперь средь желтых отмелей видна.
Приятный взору пышный сад цветет,
Катальпа в нем посажена, растет,
Но мертвый лист под ней у наших ног.
А из камней высокой той горы
Возможно также сделать оселок!
Кричит журавль меж девяти болот,
Но криком тем и высь небес полна.
И рыба, что на отмели видна,
Скрывается порою в бездне вод.
Приятный взору пышный сад цветет,
Катальпа в нем посажена, растет,
Но там под ней лишь жалкий тут стоит,
И камнями высокой той горы
Возможно также обточить нефрит!

19   Журавль кричит, скрывшись в глубине девяти болот, но крик его несется до диких полей и самого неба. Рыба живет, то скрываясь в глубочайшей бездне, то всплывая на отмели, являющейся противоположностью этой бездны. В прекрасном саду растет красавица катальпа, но под нею лежат мертвые листья н растет безобразный тутовник. Огромные камни горы могут быть превращены в мелкие осколки, годные для обточки нефрита. Все эти образы показывают противоречивость в развитии и смене явлений природы. Исходя из такого понимания текста, переводчик дал оде название «Противоречия».




IV.




ЖАЛОБА ВОИНОВ,
СЛИШКОМ ДОЛГО ЗАДЕРЖАННЫХ
НА СЛУЖБЕ ЦАРЮ
(II, IV, 1)


О ратей отец!1
Мы — когти и зубы царям!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?
Нет дома, нет крова нам.

О ратей отец!
Мы когти царя на войне!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?
Нет ныне приюта мне.

О ратей отец!
Не счесть тебя умным никак!
Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь -
И сир материнский очаг?


1   Ратей отец — царский конюший, ведавший войсками.


БЕЛЫЙ ЖЕРЕБЕНОК
(II, IV, 2)


Светло-светло-белый жеребенок,
В огороде ешь росточки, милый.
Привяжу тебя, тебя стреножу,
Чтобы это утро вечным было,
А тому, о ком здесь речь веду я,
Отдыхать со мною не постыло.

Светло-светло-белый жеребенок,
Ешь бобы, не уходи далече;
Привяжу тебя, тебя стреножу,
Чтобы вечно длился этот вечер!
Значит, тот, о ком здесь речь веду я,
Гость прекрасный, — он доволен встречей.

Светло-светло-белый жеребенок,
Прибегай к нам, убранный богато!
Ты же, князь мой, да пребудешь вечно
В радости и в счастье без утраты!
Да остерегись гулять беспечно,
Не упрямься, не беги куда-то!

Светло-светло-белый жеребенок —
Там теперь он, в той пустой долине,
Он пучком травы доволен ныне...
Ты ж, как яшма, благородно-тонок,
Не скупись, ценя, как злато, слово!
Сердце так не отдаляй сурово!


НА ЧУЖБИНЕ
(II, IV, 3)


Иволга, иволга, ты не садись
Там, где тутовника чаща видна;
Птичка, не клюй моего ты зерна.
Люди на этой чужой стороне
В дружбу не верят — угрюмость одна.
Ах, я уйду, я домой возвращусь —
Близкие там и родная страна!

Иволга, иволга, ты не садись,
Стаи, вы здесь не слетайтесь на тут,
Птички пусть сорго мое не клюют!
Люди на этой чужой стороне
Мне далеки и меня не поймут...
Ах, я уйду, я домой возвращусь.
Старшие братья дадут мне приют.

Иволга, иволга, ты не садись
Вместе со стаей на этот дубок,
Просо клевать не стремись ты на ток.
Люди на этой чужой стороне
Плохи — я с ними ужиться не мог!
Ах, я уйду, я домой возвращусь.
Верно, у дядей найду уголок.


ТАМ, ПО ДИКОЙ ПУСТЫНЕ
(II, IV, 4)


Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,
И айланты тенистые были кругом.
Я к вам ехала — в жены вы брали меня;
Я мечтала — мы с вами теперь заживем.
Вы же, муж мой, лелеять не стали меня —
Я в родную страну возвращаюсь, в мой дом.

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,
Собирала я травы в пути по полям.
Я к вам ехала — в жены вы брали меня;
Чтобы с вами зажить, я отправилась к вам.
Вы же, муж мой, лелеять не стали меня —
Предаюсь о дороге обратной мечтам!

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,
Собирала дорогого корни травы...
Только прежнюю вы позабыли меня
И подругу иную сыскали, увы!
Вы не ради богатства забыли меня —
Только ради другой это сделали вы!


НОВЫЙ ДВОРЕЦ
(II, IV, 5)


I

Берег реки полукругом, как лук,
Южные горы тенисты вокруг.
Дом, точно крепкий бамбуковый лес,
Точно сосна, что взросла до небес.
С братьями в доме да встретится брат —
Будет любовь между нами крепка,
Пусть нас минует коварный разлад!

II

Предкам наследуя, стал ты царем,
В тысячи футов воздвиг себе дом,
Смотрят ворота на запад и юг.
В нем заживешь ты, устроишься в нем,
Смех и беседы услышишь вокруг.

III

Досками место для стен обнесли,
Плотно меж досок набили земли.
В дом не проникнут ни ветер, ни дождь,
Птица и мышь не проникнут! Как встарь,
Место почтенно и свято, где царь!

IV

Дом, как почтения полный, встает,
Горд, как стрела, что стремится вперед;
Кровля — как будто фазана полет,
Как оперение птицы ярка!
Наш государь во дворец свой войдет.

V

Двор разровняли, и с разных сторон
Ввысь устремились вершины колонн.
Весел дворец твой на солнце, взгляни:
Он и глубок, и просторен в тени,
Будет царем здесь покой обретен.

VI

Всюду циновки — бамбук и камыш,
В спальне покой и глубокая тишь.
Встанешь поутру от сна тишины,
Скажешь: «Раскройте мне вещие сны!
Те ль это сны, что нам счастье сулят?
Снились мне серый и черный медведь,
Змей мне во сне доводилось узреть».

VII

Главный гадатель ответствует так:
«Серый и черный приснился медведь —
То сыновей предвещающий знак;
Если же змей доводилось узреть —
То дочерей предвещающий знак!

VIII

Коль сыновья народятся, то спать
Пусть их с почетом кладут на кровать,
Каждого в пышный оденут наряд,
Яшмовый жезл2 как игрушку дарят.
Громок их плач... Заблестит наконец
Их наколенников яркий багрец3
Примут уделы и царский дворец!

IX

Если ж тебе народят дочерей,
Спать на земле уложи их скорей,
Пусть их в пеленки закутает мать,
В руки им даст черепицу играть!
Зла и добра им вершить не дано,
Пищу варить им да квасить вино,
Мать и отца не заставить страдать».

2   Яшмовый жезл — знак княжеского достоинства, вручаемый царем как знак власти при назначении удела. Точно такой же жезл (вторая его половина) оставался у царя как знак подданства владетеля (удельного князя) царю.
3   Багровые наколенники были знаком царского достоинства, багрово-желтые — княжеского.


ХОЗЯИНУ СТАД
(II, IV, 6)


I

Кто скажет, что мало овец у тебя!
В одном только стаде их триста голов!
Кто скажет, что мало быков у тебя?
Лишь рыжих с пятном девяносто быков!
Бараны и овцы твои подошли,
Не бьются рогами бараны, стоят.
Быки и коровы твои подошли,
И только ушами они шевелят.

II

Спускаются ниже стада по холмам,
Иные пошли к водопою на пруд,
Иные лежат, а иные бредут.
Твои пастухи приближаются к нам,
Их шапки — бамбук, а плащи их — камыш.
Несут на спине они пищу. Глядишь:
Стада одномастны по тридцать голов —
Дар духам и предкам обильный готов.

III

Твои пастухи приближаются к нам,
Убитая дичь в их руках и дрова,
И хворост сухой, и сухая трава:
Бараны твои приближаются к нам,
Они и крупны, и отменно крепки,
Больных или слабых нет в стаде; едва
Ты сделал им знак мановеньем руки,
И стадо послушно заходит в хлева.

IV

Уж спят пастухи, снится сон пастухам:
И рыбы, и толпы людские подряд,
И змеи, и сокол на стягах горят...
Великий гадатель ответствует нам:
«И толпы людские, и рыбы подряд —
Воистину то плодородия год.
Коль змеи и сокол на стягах горят —
Умножится в царстве повсюду народ!»


ОДА БЛАГОРОДНОГО ЦЗЯ ФУ,
ОБЛИЧАЮЩАЯ ЦАРЯ
И ЦАРСКОГО СОВЕТНИКА ИНЯ
(II, IV, 7)


I

Как высоки вы, южные горы,
Скалы теснятся высоко в синь...
К вам весь народ устремляет взоры,
Царский наставник, великий Инь!
Горе сердца сжигает, как пламя,
Вымолвить слово мешает страх,
О, неужель вы не видите сами:
Царство готово низвергнуться в прах.

II

Южные горы высокие в далях,
Скатов, покрытых деревьями, синь...
О, почему вы неправедным стали,
Царский наставник, великий Инь?
Небо нам мор посылает снова,
Ширится смута, и сколько бед!
И не услышишь отрадного слова,
В вас же нисколько раскаянья нет!

III

Юнь, господин наш и вождь государства,
Чжоу престола ты твердь и оплот,
Держишь в руке равновесие царства,
Объединяешь страну и народ!
О, прекрати заблужденья народа,
Сыну небес4 будь опора и щит!
Нас же в немилости долгой невзгодой
Небо великое не истощит!

IV

Личного вы не даете примера,
К службе закрыт благородному путь,
К вам у народа разрушена вера.
Но государя нельзя обмануть!
Будьте воздержанны, дух свой смирите,
Низким, как щит, не вверяйте закон!
К службам доходным пути преградите
Жадной, ничтожной родне ваших жен!

V

Вышнее небо не право и снова
Всем нам грозит разореньем от смут,
Вышнего неба немилость сурова,
И прегрешения наши растут.
Если усердья исполнен правитель,
Снидет покой на людские сердца;
Если вы помыслы сердца смирите,
Сгинут и злоба, и гнев до конца.

VI

Неба великого гнев над страною!
Смута, предела не зная, растет,
И умножается с каждой луною,
Благостей мира лишая народ.
Сердце как будто пьяно от печали...
Кто у нас держит кормило страны?
Править страной вы давно перестали, —
Скорбь и страданья народа страшны!

VII

У четырех скакунов в колеснице
Шеи крутые могучи, но, мнится,
Вижу я царства четыре предела —
Всюду лишь бедность и некуда скрыться!

VIII

Злобой исполнясь, вы вступите в свару
Вижу я: копья готовы к удару5.
Что? Уже радость и мир между вами,
Точно вы пили заздравную чару?!

IX

Небо великое в гневе сурово!
Царь наш покоя не ведает снова —
Сердце смирить он не хочет и только
Гневом встречает правдивое слово.

X

Песню слагая, подумал я: надо
Грех ваш теперь обличить без пощады,
Чтоб изменили вы помыслы сердца,
В мире взлелеяли царств мириады!

4   Сыну небес — то есть царю, приносящему жертву небу как своему отцу.
5   Речь идет о междоусобицах князей и крупных владетелей.


ПАЛ ЛЕТОМ БЕЛЫЙ ИНЕЙ6
(II,IV,8)


I

Пал летом белый иней вдруг,
И сердце ранил мне испуг;
В народе лживая молва
Растет и ширится вокруг.
Лишь вспомню, как я одинок,—
Сильнее боль сердечных мук,
От скорби тяжкой и тревог
Все тело охватил недуг.

II

Мне дали жизнь отец и мать,
Чтоб я изведал скорби гнет!
Зачем ни прежде я рожден,
Ни после этих злых невзгод?
Хвалу ли рот их пропоет,
Хулу ли рот их изрыгнет —
В них правды нет, и скорбь растет,
Обиды множа в этот год.

III

Свою недолю вспомню я,
И в скорбном сердце боль и стон:
О весь народ наш! Без вины
В рабов он будет превращен7.
Мы, горькие, отыщем, в ком
И наше счастье, и закон.
Я вижу: ворон вниз летит;
На чью же кровлю сядет он?

IV

Так лес лишь хворост и дрова
Являет взору моему...
Народ в беде, он к небу взор
Поднял — оно сокрылось в тьму.
Когда решит оно смирить —
Кто воспротивится ему?!
Великий неба государь
Питает ненависть к кому?

V

Нам скажут, что гора низка,
Но все мы видим высь хребтов8.
В народе лживая молва,
Но опровергнуть кто готов?
Значенье снов спешат спросить
У старцев... Их ответ таков:
«Я мудр, но кто же отличит
От самок воронов-самцов?»

VI

Высоко небо, но под ним
Не смею не склонить главы...
Крепка земля, но я хожу
Лишь с осторожностью, увы...
Но есть и правда, и закон
В реченьях сих людской молвы!
О люди нынешних времен,
Зачем на змей похожи вы?!

VII

Смотри, как буйно вдруг пророс
Ростками тот высокий склон!
Колеблет небо жизнь мою,
Но небом я не сокрушен!
Искали правила во мне.
Как будто не был я найден;9
Меня схватили как врага,
Но силой я не побежден.

VIII

О, сердца боль! Как будто кто
Тенетами связал его!
Правленье нынешних времен —
Зачем, скажите, таково?
Пылает пламя высоко,
Кто может погасить его?
Столица Чжоу велика,
Погубят Бао Сы его!10

IX

Я с вечной думой о конце
Смотрю: под проливным дождем
Нагружен кладью полный воз,
Но скрепы брошены на нем...
И кладь в грязи, и мы тогда —
«Ах, сударь, помоги!» — зовем.

X

О, если ты не сбросишь скреп,
Что спицам дать должны оплот,
Коль ты к воанице будешь строг и,
На землю кладь не упадет,
И будет трудный путь пройден!..
Но нет твоих о сем забот.

XI

Так рыбы, брошенные в пруд,
Не могут радоваться тут!
Они всегда видны в воде,
Пусть хоть на дно они уйдут12.
Сколь сердца горесть глубока
В стране жестокостей и смут!

XII

У них есть сладкое вино,
У них отменных яств полно,
И к свату в гости ходит сват,
Сосед с соседом заодно!
Я ж вспомню, как я одинок,
И горе в сердце так сильно!

XIII

Кто низок, тот имеет дом;
Кто подл, тот награжден зерном.
Несчастен ныне наш народ,
Небесным поражен бичом!
Богатый сыт, а тот, кто сир
И одинок, — скорблю о нем.

6   Ода написана в поучение царю Ю-вану (780—770 гг. до н. э.), отвергнувшему добрых советчиков и приблизившему злых.
7   В древности преступников превращали в рабов. Здесь речь идет о том, что рабами должны стать все безвинные люди погибшего царства, пленники захватчиков.
8   Смысл утверждения: некому заглушить голос клеветы.
9   Смысл утверждения: меня принимали за обраюц, идеал, которого не могли достигнуть.
10   Известная красотой наложница царя Ю-вана Бао Сы своим развратным поведением, завистью, клеветой и лестью пагубно влияла на царя и, по мнению китайских историков, содействовала ослаблению царства Чжоу и падению его столицы — Хао.
11   Совет царю: дорожить испытанными слугами, быть строгим к своему главному советнику, которому доверено управление государством.
12   В мире, где царят недоброжелательство и жестокость, никто не может быть уверен в своей безопасности.


О ЗНАМЕНЬЯХ НЕБЕСНЫХ И ЗЕМНЫХ,
ПРЕДВЕЩАЮЩИХ БЕДСТВИЯ
(II, IV, 9)


I

Лишь началась десятая луна,
И в первый день луны, синь-мао день,
Затмилось солнце. Горе и беду
Великие сулит затменья тень!
Тогда луна утратила свой свет,
И вместе солнце13 свой сокрыло свет —
Внизу народу нынешних времен
Великая печаль, спасенья нет!

II

Луна и солнце бедствием грозят,
Сойдя с орбиты. С четырех сторон
Во всей стране нигде порядка нет —
Путь к службе лучшим людям прегражден.
Тогда луна утратила свой свет,
Но это — вечный для луны закон...
А ныне солнце свой сокрыло свет!
В чем зло лежит, что ныне скрылся он?

III

И молнии блестят, грохочет гром!
И мира нет, как нет добра кругом.
Вода, вскипев, на берег потекла,
С вершины горной рушилась скала,
Где берег горный — там долины падь,
И там гора, где впадина была.
О, горе! Люди нынешних времен,
Из вас никто не исправляет зла!

IV

Был Хуан-фу всей властью облечен,
Фань просвещеньем ведал у царя,
Цзя-бо — правитель, Цзюй ведет дела,
Чжун-юнь на кухне правит, чуть заря.
А Чжоу-цзы? Вершит законы он,
Карая и щедротами даря,
Гуй — конюший. Наложница на трон
Взошла в ту пору14, красотой горя.

V

Советник царский этот, Хуан-фу,
Не скажет, что не время для работ15,
Он, на послуги посылая нас,
Просить у нас совета не придет.
И дом оставлен, брошена земля,
В воде и в сорняках у нас поля.
А он в ответ: «Я не чиню обид,
Так долг ваш перед старшими велит!»

VI

О, этот Хуан-фу большой мудрец!
Себе возвел он главный город в Шан,
Трех богачей в советники избрал
И каждого возвел в высокий сан.
Он не оставил старца одного
Хранить царя у нас — приказ им дан
Всем, кто имел повозки и коней.
Идти за ним селиться в город Шан.

VII

И хоть работай не жалея сил,
Сказать не смей, что слаб ты, изнурен.
Хоть нету ни проступка, ни вины,
Но злые рты шипят со всех сторон.
Нет! Разве небо наказанье шлет
Тебе, народ, в страданьях и беде?
Оно — вдали, а злоба — за спиной —
Зависят распри только от людей!

VIII

Со скорбью вспомню мой родимый дом —
Великое страданье вижу в нем,
Везде избыток с четырех сторон,
Лишь я живу, печалью удручен.
У всех людей и отдых есть, и смех,
Вздохнуть не смею я, один из всех.
Неравный дан удел от неба нам:
Друзья живут спокойно, я один
Не смею подражать своим друзьям!

13   Древние китайские историки относят это событие к шестому году правления царя Ю-вана, десятому месяцу лунного календаря и дню, стоящему под циклическим знаком синь-мао (29-й день цикла). Эта дата соответствует 29 августа 775 г. до н. э. Согласно вычислениям европейских астрономов, в этот день действительно происходило солнечное затмение, наблюдавшееся в Китае, причем солнечному затмению предшествовало лунное. Текст оды, таким образом, является убедительным доказательством подлинности «Книги песен и гимнов».
14   Речь идет о Бао Сы, наложнице царя Ю-вана.
15   ...не скажет, что не время для работ — то есть что в разгар полевых работ нельзя отрывать земледельцев для выполнения повинностей царю.


ВЕЛИК ТЫ,
НЕБА ВЫШНИЙ СВОД
(II, IV, 10)


I

Велик ты, неба вышний свод!
Но ты немилостив и шлешь
И смерть, и глад на наш народ,
Везде в стране чинишь грабеж!
Ты, небо в высях, сеешь страх,
В жестоком гневе мысли нет;
Пусть те, кто злое совершил,
За зло свое несут ответ.
Но кто на в чей не виноват —
За что они в пучине бед?

II

Преславных Чжоу род угас,
И негде утвердиться им —
Вельможи бросили дома,
Наш горький труд для них незрим.
Не бдят советники царя,
Как прежде, до ночи с утра,
И на приемах нет князей
Весь день у царского двора.
О царь, всему наперекор
Ты зло творишь взамен добра!

III

Мой голос к вышним небесам!
Нет веры истинным словам.
Как путник, царь бредет вперед,
Куда ж придет — не знает сам.
Ужели, доблести мужи,
Лишь за себя бояться вам?
Друг перед другом нет стыда,
И нет почтенья к небесам!

IV

В войне царь не идет назад,
Добром не лечит в мор и глад!
А я, постельничий, с тоски
Все дни недугами объят:
Советов доблести мужи
Царю, как прежде, не дарят;
Что б ни спросил, — «Да, да!» — ответ.
Пред клеветой бегут назад.

V

О, горе тем, кто слов лишен;
Не только их бесплодна речь —
Она страданье может влечь!
От тех, кто слова не лишен,
Лишь лесть одна течет рекой,
Суля им счастье и покой.

VI

«Иди служить!» — На службе ложь,
Одни шипы и страх! И вот,
Коль неугодное речешь —
Опалы царской примешь гнет;
Царю угодное речешь —
Друзей негодованье ждет.

VII

Вернитесь же, друзья, назад!
«У нас нет дома! — говорят,—
В тоске мы с кровью слезы льем,
Промолвим слово — горе в нем!»
Когда в чужие страны шли —
Кто шел за вами строить дом?!




IV.




ОДА О НЕПРАВЫХ СОВЕТНИКАХ
(II, V, 1)


I

Далекое небо простерло внизу, на земле,
Одну лишь немилость, и гнев его грозный жесток!
Советы дарю, зарождаясь в неправде и зле, —
Когда остановят они свой губительный ток?
Благие советы бывают — не следуют им,
Охотнее следуют, чаще — советам дурным.
Услышу я эти дурные советы царю —
И вот уж великой печалью и скорбью томим!

II

Вы вместе сойдетесь — злословье одно за спиной...
Не так же ль большую печаль оно сеет вокруг?
А если хороший совет предлагает иной,
Вы все заодно на него тут восстанете вдруг.
Но если дурные советы предложит иной —
Тут все заодно на него опираетесь вы!
Помыслю об этих зловредных советах царю:
К какому концу привести они могут? Увы!

III

Гаданьем ли мы утомили своих черепах?1
Они не вещают нам больше грядущий удел.
Не слишком ли много советников в царском дворце?
И не оттого ли не видим исполненных дел?
У нас предложенья царю переполнили двор,
Но выполнить их безбоязненно кто бы посмел?
Так путник, что только судачит, не смея идти,
Вперед оттого не подвинется вовсе в пути.

IV

И ваших решений предвижу я жалкий конец —
Вы древний парод наш не взяли себе в образец;
Великие истины царь наш не ставит в закон —
Одни пустяковые речи и слушает он.
Одни пустяки, и о них только своры кругом!
Коль домостроитель с прохожими станет рядить
Навряд ли успеет он вовремя выстроить дом.

V

Хоть в царстве у вас ничего еще твердого нет,
Но мудрые люди нашлись бы, пожалуй, и здесь;
В народе у вас, хоть немного осталось его,
Разумные люда, советоподатели есть,
Достойные видом, способные править умы!..
И точно источник бегущей и чистой воды,
К погибели общей теперь не стремилась бы мы.

VI

Никто б не посмел безоружным на тигра идти,
Чрез Желтую реку не стал бы шагать пешеход,
Но люди, что знают об этих простейших вещах,
Не знают сравнений и даже не смотрят вперед.
И страхом страшась, весь дрожу я, предвидя беду!
Как будто, приблизившись к бездне глубокой, стою,
Как будто я первым ступаю по тонкому льву.

1   Здесь упоминается старинный способ гадания по трещинам на щите черепахи, обжигаемом на огне. Имеется в виду, что беспрерывно повторяемые гадания относительно результатов того или иного начинания бесплодны, ибо щиты черепах в конце концов перестают давать правильные ответы.


ОДА О ВОСПИТАНИИ
(II, V, 2)


I

Пусть птица-певунья собою мала —
Способна до самого иеба взлетать...
Какая на сердце мне давят печаль,
Лишь только я предков начну вспоминать!
И я до рассвета уснуть не могу —
Покойные в думах отец мой и мать.

II

Кто ровен и мудр, хоть и выпьет вина,
Себе господин, в нем приятность видна.
А кто неумен да невежда притом,
День за день все больше сидит за вином.
Но каждый да помни о долге своем:
Судьбу утеряв, не воротишь потом!

III

В глубокой долине растут бобы,
Я вижу: народ собирает их.
Не жаль шелкопряду детей своих —
Порою оса похищает их.
Добру научите детей своих —
Подобными вам воспитайте их!

IV

Иль на трясогузку ты бросишь свой взор —
Она и поет, и летит на простор...
Вперед, что ни день, я все дальше иду,
Шаг с каждой луной ускоряй — все не скор!
Пораньше вставай и попозже ложись —
Родившим тебя да не будешь в укор.

V

Вот птица порхает, что в тутах живет, —
Клюет она, с тока таская, зерно...
О, горе вдовицам у нас и больным —
Им, сирым, в темницах страдать суждено.
Лишь с горстью зерна выхожу со двора
Гадать, как идти мне стезею добра.

VI

Будь мягок, почтенья исполнись к другим,
Как птицы, что сели на ветви дерев.
Мы, будто приблизяеь к обрыву, стоим —
Будь чуток с другими и сдерживай гнев,
Будь так осторожен, как тот на пруду,
Кто первым проходит по тонкому льду.


ВОРОНЫ ПО ВОЗДУХУ
КРЫЛЬЯМИ БЬЮТ2
(II, V, 3)


I

Вороны по воздуху крыльями бьют —
Обратно к родным вылетают местам.
У всякого счастье свое и приют,
И только несчастлив и грустен я сам.
Грехи ли мои перед небом тяжки?
В какой перед ним я повинен вине? —
Но только исполнено сердце тоски,
Не знаю, что делать несчастному мне?

II

Большая дорога гладка и ровна,
Но пышной травой вся покрылась она.
И сердце тоскою разбито мое,
Поранено сердце, и горесть сильна,
Она превратила меня в старика,
В постели я только вздыхаю без сна...
О, сердца тоска и глубокая боль!
И как голова тяжела и больна.

III

Посажены были катальпа и тут —
А люди и нежат деревья, и чтут3.
Я мог на отца лишь с надеждой взирать,
Была мне привычной опорою мать.
Мои волоса не от их ли волос,
Не я ль к материнскому чреву прирос?
О небо! Иль не было лучшего дня,
Чем тот, когда мать породила меня?

IV

На ивах зеленый, блестящий наряд,
И звонкое слышится пенье цикад;
Глубокие воды... Над ними в тиши
Стоят тростники, и густы камыши.
А я точно челн — по течению вод
Скользит он, не зная, куда приплывет!
О, сердца тоска и глубокая боль!
И сном мне забыться нельзя от забот.

V

Легко, осторожно ступая ногой,
Свой бег умеряет нарочно олень;
Чтоб самок своих отыскать, поутру
Фазаны призывней кричат что ни день.
А я, точно древо гнилое, стою,
Оно без ветвей увядает одно.
О, сердца тоска и глубокая боль!
Узнает ли кто, как страдало оно?

VI

Бегущего зайца мы видим, и то,
Бывает, кто-либо спасает его.
Коль труп незнакомый лежит у пути,
Кто-либо всегда погребает его!
Но черствое сердце теперь у царя,
И мой государь не смягчает его.
О. сердца тоска и глубокая боль!
И слезы текут, не смиряя его.

VII

Ты принял легко, государь, клевету,
Как будто заздравную чашу вина;
Меня не любя, на досуге, увы,
Не стал проверять ты, была ли вина.
Срубая, дай дереву крепкий упор,
Вдоль жил направляй, если колешь, топор —
Преступных оставил по воле ходить,
Лишь я без ввны осужден на позор.

VIII

Что выше бывает, чей гор вышина?
Что глубже идет, чей ключа глубина?
Не будь же так легок в речах, государь, —
Бывает, что уши имеет стена.
Пусть он не подходит к запруде моей,
Мою да не снимет он с рыбами сеть!4
Тот, кто без вниманья оставил меня,—
В беду попади я — не станет жалеть!

2   Ода о жалобе царевича И-цзю на немилость отца, царя Ю-вана, лишившего его, старшего сына, прав на отчий престол в пользу Бо-фу — сына своей любимой наложницы Бао Сы.
3   Люди чтут дело рук своих предков, завещанные потомкам традиции.
4   Намек на лишение царевича царства незаконным наследником.


ОДА О КЛЕВЕТНИКАХ
(II,У,4)


I

Высоко ты, небо, в величье своем;
Отец наш и мать — так мы небо зовем.
Не знаю на нас ни греха, ни вины,
А смуты в стране велики и сильны,
И небо великое в гневе на всех,
Смотрю на себя и не вижу, в чем грех;
А кары великого неба сильны...
Смотрю на себя и не вижу вины.

II

Не с ложью ли смута сплетясь, разрослась.
Когда, государь, допустил ее ты?
И смута еще и еще разрослась,
Когда ты поверил речам клеветы!
Коль гневом ты встретил бы ложь, государь,
То сразу бы смута смирилась без сил;
Коль милостью истину встретил бы царь —
То сразу бы смуте предел доложил,

III

Великие клятвы5 ты часто даешь,
А все разрастаются смута и ложь.
Доверился людям, чье дело — разбой,
И яростней смута встает пред тобой.
Разбойничьи речи для слуха сладки,
А смута и ложь и сильны, и крепки.
Свой долг позабыв и добра не творя,
Готовят советники гибель царя.

IV

Храм предков, гляжу, — величав, величав —
Достойный правитель построил его;
Я вижу порядок великих начал —
Мудрец, заключаю, устроил его.
Стремление зрю в человеке другом —
Обдумав его, разбираю его.
А заяц — он петлями скачет, хитрец.
Собака навстречу, хватает его.

V

Деревья, что стали гибки и мягки,
Сажали для нас благородства мужи.
Услышишь случайных прохожих слова —
В них сердцем отделишь ты правду от лжи.
Великие в мире родятся слова
И прямо исходят из уст без труда,
А речи льстеца точно шэны поют, —
На важном лице не увидишь стыда.

VI

А тот, кто клевещет, — какой человек?
Жил в травах густых он, в излучинах рек;
Нет мужества в нем, нет и силы в руках,
Призванье его — быть лишь к смуте путем,
Опора гнила, как стопы в гнойниках!
Откуда возьмется и мужество в нем?
Хоть тьма у тебя начинаний больших,
Но много ль сторонников будет твоих?

5   Великие клятвы — торжественные, сопровождаемые закланием жертвенного животного клятвы во взаимной верности между царем и удельными князьями.


ОДА О ВЕРОЛОМНОМ ДРУГЕ
(II, V, 5)


I

Что ты за человек, не знаю я,
Но замыслы твои опасны. Кто ты?
Приблизился к моей запруде ты,
Но не зашел зачем в мои ворота?
Кто спутник твой — шел следом за тобой?
То Бао, он стоял у поворота.

II

Два человека шли друг другу вслед;
Кто создал мне несчастье так сурово?
Приблизился к моей запруде ты,
Зачем же не вошел утешить словом?
Таким вначале не был ты — теперь
Не счел меня достойным дружбы снова!

III

Что ты за человек, не знаю я.
Зачем ты подошел к дорожке сада?
И голос этот слышал я вблизи,
Но не видал, как ты вошел в ограду.
Не знаешь ты стыда перед людьми,
И страха перед небом знать не надо.

IV

Что ты за человек, не знаю я;
Так буйный вихрь летит, сбиваясь с круга.
Зачем не с севера приходишь ты,
Зачем ко мне ты не приходишь с юга?
Зачем приблизился к запруде ты
И только растревожил сердце друга?

V

Не торопясь, ты едешь, и тогда
Нет времени у нас остановиться;
Стремительно ты мчишься — и тогда
Находишь время смазать колесницу!
Чтоб ты хоть раз один ко мне пришел,
Как жажду я, — но суждено ли сбыться?

VI

Когда вернешься и войдешь ко мне —
Наполнишь сердце радостью такою;
А не войдешь, как будет трудно мне
Понять отказ и справиться с тоскою!
Когда бы ты хоть раз ко мне пришел,
И я б тогда исполнился покоя.

VII

Сюань и флейта в лад поют — сильна
Была в нас дружба с братскою любовью6,
Жемчужных мы на нитке два зерна!
Коль впрямь меня не знаешь, по условию,
Три жертвы7 принеси, и поклянись,
И губы омочи священной кровью!

VIII

Коль мертвый дух иль оборотень ты
Твое лицо для нас непостижимо;
Но виден всем твой лик, твои глаза,
И видишь ты всегда идущих мимо!
Я эту песню добрую сложил,
Чтоб двойственность твоя явилась зримо.

6   Сюань — духовой керамический инструмент. Имеется в виду, что старший брат играл на сюани, а младший вторил на флейте.
7   Три жертвы — собака, свинья и петух, кровью которых скреплялись торжественные, нерушимые клятвы.


ОДА О КЛЕВЕТНИКАХ
(II, V, 6)


I

Причудлвво вьется прекрасный узор —
Ракушками тканная выйдет парча.
Смотрю я на вас, мастера клеветы?
Давно превзошли вы искусство ткача.

II

Созвездие Сита8 на юге блестит,
Язык растянув, непомерно для глаз.
Смотрю я на вас, мастера клеветы,
Кто главный теперь на совете у вас?

III

Стрекочете вы, там и тут егозя,
Кого б оболгать, только ищете вы.
В словах осторожнее будьте. Увы! —
Уже говорят, что вам верить нельзя.

IV

Двуличный пронырлив — и тут он, и там.
Дать волю он думает лживым словам.
Смотрите же: то, что не примут от вас,
С бедою назад не вернулось бы к вам!

V

Спесивый и гордый доволен и рад,
Трудом изнуренный — печалью объят.
О синее, синее небо вдали,
Взгляни на спесивых и гордых земли,
Трудом изнуренных печаль утоли!

VI

О ты, клеветы зачинатель и лжи,
Кто главный у вас на совете, скажи?
Клевещущих, лгущих хватал бы я сам
И лютым бы тиграм бросал и волкам;
Коль тигры б и волки их жрать не смогли,
На север погнал бы их, к краю земли;
Коль в мрачные север не примет края,
К великому небу их кинул бы я!

VII

Дорожка от сада и ветвях тополей
Приводит к холму, что меж хлебных полей!9
Лишь евнух я10, Мэн-цзы, в покоях дворца;
Я эту правдивую песню сложил.
Прошу вас, прослушав ее до конца,
Размыслить о ней, благородства мужи!

8   Созвездие Сита — четыре звезды созведия Стрельца. Две из них считаются «языком» созвездия Сита.
9   Клевета, распространившаяся вначале в низах, постепенно охватывает верхи.
10   Звание евнуха дает основание полагать, что автор оды сам пал жертвой клеветы и подвергся мучительному и позорному наказанию оскоплением, существовавшему в древнем Китае.


О НЕВЕРНОМ ДРУГЕ
(II, V, 7)


С востока веет ветерок,
И дождь к нам прилетает вслед за ним,
Ты страхом был и ужасом томим —
В те дни лишь я с тобою был вдвоем.
Теперь и мир, и радость у тебя,
И брошен я, со мной ты стал другим.

С востока веет ветерок,
И вихри вьются вслед за ним, гляди.
Ты страхом был и ужасом томим,
Но ты меня носил в своей груди.
Теперь и мир, и радость у тебя,
И брошен я... Забвенье впереди.

С востока веет ветерок,
Он дует и на высях горных гряд.
Чтоб не увяла, нет такой травы;
Падут деревья, что теперь стоят.
Ты все мои достоинства забыл,
Свои обиды помнишь — все подряд!


КУВШИНКИ-ЦВЕТЫ
(II, V, 8)


I

Огромны, огромны кувшинки-цветы,
А я не кувшинкой — стал мелким цветком.
О, горе вам, горе, отец мой и мать!
Меня вы взрастали с великим трудом.

II

Огромны, огромны кувшинки-цветы,
А я не кувшинка, и жалок мой цвет.
О, горе вам, горе, отец мой и мать!
Меня вы взрастили средь горя и бед.

III

Коль нету в застольном кувшине вина —
То винного жбана позор и вина!
Чем сирому и одинокому жить —
Не лучше ль, коль ранняя смерть суждена?
Коль нету отца — где опора моя?
Доверюсь кому, если матери нет?
Вне дома тоску свою всюду несешь,
А дома — в ком помощь найдешь и совет?

IV

Отец мой и мать породили меня,
Заботой своей окружили меня,
Они обласкали, вскормили меня,
Взрастили меня, воспитали меня,
Взлелеяли нежно ребенком меня,
Вне дома и дома носили меня,
Мой долг перед ними, что в сердце возник,
Как небо безмерное, столь же велик!

V

Высокие южные горы мощны,
Порывистый ветер свистит вдалеке.
Все люди, я вижу, счастливы кругом,
Зачем только я, одинокий, в тоске?

VI

Громадами южные горы стоят,
Но ветер меж ними свиреп и жесток.
Все люди, я вижу, счастливы кругом...
Свой долг до конца совершить я не мог!


ОДА О ЗАПУСТЕНИИ
В ВОСТОЧНЫХ ЦАРСТВАХ11
(II, V, 9)


I

Был полон стол с зерном вареным блюд,
Жужубовый черпак красиво гнут.
Великий путь, как гладкий оселок,
Прямой стрелой стремился на восток.
Им проходили доблести мужи,
Простой народ смотрел на их поток...
Теперь, лишь оглянусь на этот путь, —
Струятся слезы, падая на грудь.

II

В восточных царствах, посмотрю кругом,
Пустуют станы с ткацким челноком,
И в легких туфлях, свитых из пеньки,
Там ходят по земле, покрытой льдом.
Князей потомки нежные теперь
По славному пути идут пешком.
Пройдут они туда, сюда, и вот
Опять страданье сердце мне сожмет.

III

Источника холодная струя
Пусть не найдет пути к тем срубленный
стволам;
Всю ночь без сна вздыхаю горько я:
О, горе, горе истомленным нам?
Надежда есть и срубленным стволам,
Что их перевезут куда-нибудь...
О, горе, горе истомленным нам!
И мы должны немного отдохнуть.

IV

У нас, восточных яштелей, сыны
Живут в труде, не ведая наград;
А жителей на западе сыны
В роскошных платьях, пышен их наряд!
Хоть лодочник отец — его сыны
Себе из шкур медвежьих шубы шьют,
И хоть отец слуга — его сыны
Сидят на важных службах там и тут!

V

Таких, пожалуй, угости вином —
Найдут, что лучше рисовый отвар;
Подвески им на пояс подари —
Не короток ли, скажут, ценный дар.
Горит на небе звездная река
И, видя нас, свой не умерит жар12.
Ткачихи угол в целый день пройдет
На семь делений весь небесный шар13.

VI

Хоть семь делений в день она проедет,
Она в подарок шелка не соткет,
Сверкает ярко в небе Бык в Ярме14,
Но он повозки нам не повезет.
Звезда зари с востока сходит к нам,
Чан-гэн15 на запад свой свершает ход.
На небесах изогнутая сеть —
Раскинулось созвездие Тенет16.

VII

На юге Сито свой бросает свет,
Но в Сите не провеешь ты зерна;
На севере мне виден только Ковш,
Но тем Ковшам не разольешь вина.
На юге Сито свой бросает свет —
Торчит Язык, готовый все пожрать;
На севере мне видан только Ковш —
На запад обращает рукоять!

11   Ода об упадке Хао — восточной столицы царей Чжоу (в нынешнем Шаньдуне) и о возвеличении Лояна — западной их столицы (в нынешней Хэнани).
12   Млечный Путь остается равнодушным к нашим страданиям.
13   Созвездие Ткачихи, образующее угол из трех звезд, проходит, как считали древние китайские астрономы, за сутки полный круг по небесной сфере, поделенной на двенадцать частей: семь делений за день с пяти часов утра до семи часов вечера и пять за ночь с семи часов вечера до пяти часов утра. Пути небесных светил остаются неизменными, говорится в этих строках.
14   Бык в ярме — шея созвездия Орла.
15   Звезда зари и Чан-гэн — Венера.
16   Созвездие Теней — созвездие Лавра.


ОДА О СМУТЕ В СТРАНЕ
(II,V,10)


I

Четвертой луной начинается лето,
В шестую — все пышущим зноем прогрето.
О предки! Иль вовсе не люди они?
Как терпят потомки страдание это?

II

В осенние дни увядает природа,
Все чаще и чаще стоят холода.
Я болей от скорби, и смут, и разброда.
Куда мне укрыться? Повсюду беда!

III

А в зимние дни холод злее и злее,
Порывистый ветер свистит и свистит.
Все люди кругом, как я вижу, счастливы;
Зачем одинок я и горем убит?

IV

Прекрасные в горных лощинах деревья,
Каштаны и сливы там радуют взоры.
Не знает никто: по чьему прегрешенью
Кругом у нас ныне злодеи в воры!

V

Смотрю на источника этого воды:
Они то прозрачны, то мутны они.
Все дни свои я только горе встречаю;
Смогу ли увидеть счастливые дни?

VI

И Хань, и Янцзы17 так обильны водою,
И связь и оплот они южной стране.
На службе все силы свои истощаю,
Ужели не знает никто обо мне?

VII

Нет, я не орел и не коршун... Крылами
Взмахнул бы я, к небу направив полет!
Нет, я не осетр и не малая стерлядь,
Сокрылся б я в бездну глубокую вод!

VIII

В горах этих папоротник вырастает,
В низинах там заросли ив и ракит.
Я, муж благородный, сложил эту песню,
Чтоб всем вам поведать, как сердце болит.

17   Хань и Янцзы — большие реки в южном Китае.




VI.




ОДА О НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ
(II, VI,1)


I

Когда поднялись мы на северный этот хребет,
Мы ив собирали побеги, пройдя через склон.
Мы слуги царя, и любой и могуч, и силен,
И каждый с утра и до вечера службу несет.
Мы знаем: нельзя быть небрежным на службе царю,
Но я об отце и о матери скорбью горю.

II

Широко кругом простирается небо вдали,
Но нету под небом ни пяди нецарской земли.
На всем берегу, что кругом омывает моря,
Повсюду на этой земле только слуги царя!
Совсем справедливости нету у царских вельмож
Иль верною службой я только, увы, и хорош?

III

И скачут, и скачут в четверке моей скакуны —
Справлять бесконечно мы царскую службу должны.
И все в восхищенье, что я не дряхлею пока,
Что мышцы на редкость тверды, не слабеет рука.
Поскольку я крепок и спину прямою держу,
В далеких пределах страны я порядок ввожу.

IV

Одни, отдыхая, живут, веселясь на пирах,
Другие же служат стране, изнывая в трудах.
Одни отдыхают, в постелях своих развалясь,
Другие в пути бесконечном и в холод и в грязь.

V

Одни не услышат и крика в покое своем,
Другие в тревоге и заняты тяжким трудом.
Как птицы на ветках, ленивы одни, посмотрю, —
Другие утратили облик на службе царю.

VI

Предавшись утехам, вино попивают одни,
Другие в тревоге — упрека боятся они.
Одни в пересудах вне дома и дома — везде,
А всякое дело другие свершают в труде.


НЕ ДУМАЙ О ПЕЧАЛЯХ
(II, VI, 2)


Большую телегу вперед не пускай —
Сам будешь в пыли и песке.
Не думай о многих печалях своих —
Лишь сам изведешься в тоске.

Большую телегу вперед не пускай —
В пыли затуманится свет.
Не думай о многих печалях своих —
В смятении выхода нет.

Большую телегу вперед не пускай —
Покроешься пылью — взгляни!
Не думай о многих печалях своих —
От дум тяжелее они!


ЕЩЕ ОДНА ОДА
О ДАЛЬНЕМ ПОХОДЕ
(II, VI, 3)


I

Исполнены светом вверху небеса,
Что смотрят на землю, сияя вдали!
Я с войском походом на запад иду
До дальних пустынь этой цюской земли.
С тех пор как вторая луна началась,
То в холоде я, то в жаре и в пыли,
И в сердце моем безысходная боль —
То ядом горчайшим его обожгли.
Лишь вспомню о тех, кто остался служить,
И слезы мои упадают дождей.
Ужели вернуться домой не хочу?
Боюсь, что немилости сеть навлечем.

II

Когда уходили мы в этот поход,
Сменились и солнце тогда, и луна;1
Не знаю, когда мы вернемся домой, —
Год пройден, приходят к концу времена.
Подумаю, как я теперь одинок,
Как тяжесть забот велика и сильна,
И в сердце моем безысходная боль,
Ни отдыха нет, ни покоя, ни сна.
Лишь вспомню о тех, кто остался служить,
И думой о них моя грудь стеснена.
Ужели вернуться домой не хочу?
Упрека боюсь, и немилость страшна.

III

Когда уходили мы в этот поход,
Дни делались теплыми с новой луной.
Не знаю, когда мы вернемся домой.
Теснят нас дела управленья страной.
Год пройден, подходят к концу времена:
Кувшинки сбирают, снимают бобы...
И в сердце моем безысходная боль —
Сам вызвал я эти невзгоды судьбы.
Лишь вспомню о тех, кто остался служить,
Встаю, покидаю ночлег — не уснуть.
Ужели вернуться домой не хочу?
Пред гибелью страхом сжимается грудь.

IV

Послушайте, вы, благородства мужи,
Не вечно бы жить на покое и вам!
Свершайте же мирно на службе свой долг,
На тех опирайтесь, кто честен и прям.
И светлые духи, услышав о том,
Одарят вас счастьем, одарят добром.

V

Послушайте, вы, благородства мужи,
Не вечно и вам отдыхать без забот!
Свершайте же мирно на службе свой долг,
Пусть честный в любви с благородным живет!
И светлые духи, услышав о том,
Исполнят вас благ и великих щедрот.

1   Имеется в виду начало нового года.


РАЗЛИВ РЕКИ ХУАЙ
(II, VI, 4)


То колокол громко звонит у реки,
И воды Хуай высоки, высоки.
И сердце поранено болью тоски:
Я полных достоинства наших царей
Забыть не могу, хоть они далеки.

Гудит и гудит этот колокол там,
К высоким Хуай поднялась берегам.
И сердце тоскует, и горесть сильна:
Я помню достоинства прежних царей,
Их светлая доблесть была без пятна.

Звучит барабан там, и колокол бьет,
Три острова вышли из схлынувших вод.
И сердцу покоя тоска не дает:
Я помню достоинства прежних царей —
Им доблестью равных не видит народ.

И колокол бьет, барабаны звучат,
И цитра и гусли настроены в лад,
А шэны и цины, сливаясь, звенят,
Великие оды и песни поют,
И танцы под флейту так радуют взгляд!


ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ ПРЕДКАМ
(II, VI, 5)


I

Густые, густые терновники скрыли поля;
От терний колючих очищена эта земля.
Издревле трудились зачем над прополкой земли?
Чтоб просо мое и ячмень в изобилье росли!
И просо мое все пышней и пышней что ни день.
Прекрасный, прекрасный на пашне густеет ячмень.
И хлеб мой в амбарах, и хлеба в амбарах полно,
В бесчисленных кучах на поле осталось зерно.
Довольно зерна для еды и питья соберу
И жертвою предков почту на обильном пиру.
Да их заместитель2, покоясь, отведает блюд,
Да счастьем великим меня наградит он за труд.

II

С почтеньем, с почтеньем достойным иду наконец
Для жертвы чистейших избрать и быков, и овец3.
Я жертвы и в осень и в зиму вершу что ни год.
Кто шкуры сдирает, кто варит, а кто подает,
Кто мясо раскладывает, кто подносит скорей,
Стоит прорицатель, чтоб духов встречать у дверей4.
И жертва готова, и блеском наполнен мой храм,
И званые предки явились в величии к нам!
И духохранитель5 поел, исполняя обряд,
И я, яз потомков почтительный, счастлив и рад.
И счастьем великий меня награждают за труд,
На тысячи лет долголетьем безмерным дарят.

III

С почтеньем очаг возжигают — достойно хвалы,
И с жертвенным мясом готовят большие столы.
И жарят, кто мясо, кто печень, тогда на огне,
В смирении строгом присутствовать — старшей жене;
И много сосудов расставила ныне она.
Я званым гостям наливаю в их чары вина;
Ответные чары скрестились с различных сторон,
И весь мы исполним обряд, как предпишет закон.
Улыбки и наша беседа пристойны вполне.
И духохранитель является ныне ко мне.
И счастьем великим меня награждают за труд,
На тысячи лет долголетием мне воздадут!

IV

В служенье я силы свои истощил; говорят,
Что без упущений исполнен великий обряд.
Придет прорицатель искусный, и скажет мне он:
«Потомок сыновнепочтительный, ты награжден.
Душисты сыновние жертвы во храме твоем,
И духи довольны весьма и едой и питьем.
И сотнями благ, возвещают, тебе воздадим,
И в срок надлежащий, по правилам строгим твоим.
И в жертву ты ныне и просо принес, и зерно,
И в должном порядке разложено было оно.
За это ты примешь немало великих наград
И благ мириады — десятки таких мириад!»

V

Закончено все — и великий, и малый обряд,
И в колокол бьют, наконец, барабаны звучат.
Потомок сынозвепочтительный занял престол.
И вновь прорицатель искусный к нему подошел:
Вещает, что духи упились довольно... И вот
В величье своем замещающий духов встает.
И бьют барабаны и колокол духам вослед —
Ушел заместитель, и духи уходят, их нет.
И слуги приходят и старшая с ними жена,
И без промедленья остатки уносит она.
И дяди одни остаются и братья со мной,
И только для родичей пир приготовлен иной.

VI

Вот входят в покой музыканты, я слышу игру —
Тогда насладись величанием здесь на пиру.
И подали яства твои, и расставили в ряд,
Здесь нет недовольных, здесь каждый и счастлив,
и рад:
Он вдоволь напился, и яством насытился он.
И малый и старый встают, отдавая поклон:
«Все духи довольны весьма и едой и питьем.
Тебе, государь, долголетие в доме твоем!
Ты жертвы принес по порядку за все времена,
Сыновний свой долг, как и надо, свершил ты сполна.
Сыны за сынами, за внуками внуки подряд
Твои приношенья своими надолго продлят».

2   Заместитель — лицо, определяемое гаданием в происходящее нз одного рода с приносящим жертву. Заместитель представляет духов предков: его сажают на почетное место и воздают ему почести как предку.
3   Избрать таких животных, которых требуют правила обряда, — одномастных, с правильно поставленными рогами и т. д.
4   Прорицатель — лицо, передающее просьбы духам и возвещающее их ответы. Он становится у дверей храма предков, чтобы встретить духов.
5   Духохранитель — заместитель предков.


ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ ПРЕДКАМ
(II, VI, 6)


I

Древле, воистину, в этих вот южных горах
Юй6 управлял, проявляя заботы о них,
Вспаханы были низины и выси кругом.
Правнук — веду полевые работы на них.
Мною размерена вся на участки земля,
И на восток, и на юг протянулись поля.

II

Вышнее небо тучей закрылось одной —
Хлопьями, хлопьями падает снег над страной.
Дождиком мелким нам влаги прибавит весна —
И плодородна повсюду земля, и влажна;
Влагой напитана ныне довольно она —
Много она в этот год народит мне зерна.

III

В добром порядке участки мои; что ни день —
Просо тучнеет на пашне, тучнеет ячмень.
Правнук — с полей соберу я немало зерна,
Яств наготовлю, сварю молодого вина,
Предкам моим и гостям приготовлю обед —
Мне долголетье на тысячи, тысячи лет!

IV

Хижины там посредине меж пашен и нив;
Тыквы растут на участках везде по межам —
Их положу я в рассол, на куски изрубив,
Предкам державным соленые тыквы подам.
Правнук — да буду тогда долголетен я сам,
Счастьем угодно меня наградить небесам.

V

Чистого сделаю для возлиянья вина,
Рыжего выберу после быка без пятна,
Предкам свой жертвенный дар приготовив сполна.
Нож с колокольчиком жертвенный — этим ножом
Шерсти клочок от ушей у быка отстрижем7,
Жертву зарезав, кровь с салом его соберем.

VI

В дар приношу эти чистые жертвы одни,
Слышен повсюду густой их, густой аромат.
Блеска исполнен обряд мой и храм мой, взгляни!
Предки явились, величия полны они —
Счастьем великим в награду меня одарят,
Тысячи лет ниспошлют, бесконечные дни.

6   Юй — легендарный царь древнего Китая (см. Гимны, гл. IV, примеч. 5).
7   Шерсти клочок от ушей у быка отстрижем — чтобы доказать духам, что бык чистой рыжей масти.


ШИРОКОЕ ПОЛЕ
(II, VI, 7)


I

Вижу широкое поле, здесь с каждого му
Жатву стократную в этом году я сниму.
С прошлого года оставшийся хлеб мой я сам,
Чтоб накормить их, моих земледельцев, отдам.
С древних времен урожай у нас в каждом году;
Вот и теперь я на южные пашни иду.
Полет один, тот земли присыпает к корням,
Просо мое и ячмень тучным-тучные там.
Место, где больше удобства и больше земли,
Самым способнейшим людям теперь отвели.

II

В жертву чистейшего сам отберу я зерна,
Выбран уже одномастный баран без пятна —
Духов земли и сторон четырех8 уважай!
Если на поле, бывало, хорош урожай —
Счастье моих земледельцев являлося тут.
Бьют в барабаны, и гусли, и цитры поют —
Встречу готовлю я предку и нив и полей9,
Сладостный дождь, умоляю, на землю пролей,
Чтобы ячмень уродился и просо под стать,
Чтоб земледельцев и жен их зерном напитать!

III

Правнук, пришел посмотреть я на землю отцов,
Вижу я жен, выходящих в поля, и юнцов —
С пищей на южные пашни скорее спешат...
Вот и надсмотрщик полей — подошел он и рад.
Справа и слева беру принесенный обед,
Пробую пищу: вкусна ли она или нет?
Хлеб мой возделан прекрасно вдоль каждого му —
Добрую жатву, обильную жатву сниму.
Не в чем людей упрекнуть мне, нет гнева на них.
Трудятся люди проворно на нивах моих.

IV

Вижу, колосья, как в крыше солома, часты;
Точно ярмо, изогнулись они с высоты.
Кучи зерна, что на поле оставили мы,
Как острова на реке или в поле холмы.
Тысяча, верно, не меньше, амбаров нужна,
Тысяч десяток телег для отвозки зерна!
Если и просо, и сорго, и рис возрастут —
Счастье моих земледельцев проявлено тут.
Благо, наградою будь земледельцам моим,
Тысячи лет долголетья безмерного им!

8   Имеются в виду духи четырех стран света.
9   ...предку и нив и полей. — Имеется в виду дух-земледелец Шэнь-нун, легендарный царь Китая.


БОЛЬШОЕ ПОЛЕ
(II, VI, 8)


I

Много нам сеять на поле — большое оно.
Мы приготовили все — отобрали зерно.
Все приготовили мы, за работу пора;
Каждая наша соха, как и надо, остра.
С южных полей начинаем мы землю пахать,
Всяких хлебов мы довольно посеять должны.
Княжеский правнук доволен, что всходы пышны,
Прямо они поднялись, высоки и сильны.

II

Вот уж и колос встает, наливает зерно,
Вот и окрепло, и стало добротным оно.
Травы и плевелы время выпалывать нам
И уничтожить грызущих ростки червяков,
Корни, коленца и листья грызущих жуков,
Чтоб не вредили в полях восходящим хлебам.
Предок полей, собери их, не медля ни дня,
Духом могучий, их ввергни в пучину огня!10

III

Туча возникла, все гуще и все тяжелей.
Дождь наплывающий, каплю за каплей пролей!
Общее поле11 сначала дождем ороси,
После коснись ты и наших отдельных полей!
Вот молодые колосья не срезаны там,
Связку вот эту оставим на поле смелей;
Горсть оставляем иную на поле зерна,
Эти колосья не тронем, совсем не сожнем.
Вдовым на пользу оставлено — вдов пожалей!

IV

Правнук, пришел посмотреть он на землю отцов,
Видит он жен, выходящих в поля, и юнцов —
С пищей на южные пашни скорее спешат.
Вот и надсмотрщик полей — подошел он и рад.
Духам сторон четырех мы усердно моления шлем,
Рыжего в жертву быка да и черного также избрав,
С собранным просом моим и также с моим ячменем
В дар вам, о духи, мы жертвы свои принесем.
Счастье великое, правнук, на доме твоем!

10   Шэнь-нун, по преданию, имел власть над стихией огня и назывался также Огненным государем.
11   Общее поле сообща обрабатывалось многими земледельцами. Урожай с него шел в пользу владельца земли.


ВСТРЕЧА ЦАРЯ,
ВЫСТУПАЮЩЕГО В ПОХОД
(II, VI, 9)


На Ло12 поглядите, как воды реки
Разлились широко и как глубоки...
Не так ли является нам государь?
Как травы, в нем счастье и благо сплелись.
Его наколенники красным горят,
Когда он выводит шесть ратей солдат.

На Ло поглядите, как воды реки
Разлились широко и как глубоки...
Не так ли является нам государь?
Нефриты блестят, и горит самоцвет
На ножнах меча. Так да здравствует царь
И дом сохранит свой на тысячи лет!

На Ло поглядите, как воды реки
Разлились широко и как глубоки...
Не так ли является нам государь?
И полное счастье и благо при нем.
Да здравствует царь наш, на тысячи лет
Он царство свое сохранит и свой дом!


12   Ло — река в центральном Китае. На ее северном берегу находилась древняя столица Китая — Лоян.


ПРЕКРАСНЫ, ПРЕКРАСНЫ ЦВЕТЫ
(II, VI, 10)


Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы,
И пышно листва их растет...
Я ныне на этого мужа смотрю —
И в сердце покой настает,
И в сердце покой у меня настает.
Хвала тебе, мир и почет!

Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы,
Собой они темно-желты...
Я ныне на этого мужа смотрю —
И тонкой он полн красоты!
Исполнен он тонкой такой красоты.
И радости будут полны и чисты!

Прекрасны, прекрасны, я вижу, цветы,
То желтый, то белый видны,
Я ныне на этого мужа смотрю,
В четверке все кони черны.
Он сам в колеснице, все кони черны,
И вожжи блестят у коней вдоль спины.

Коль слева поставишь такого у нас —
Он места достоин как раз;
Коль справа такому мы место найдем —
Достоинства многие в нем13.
Достоинства признаки вижу я в нем,
Внутри и снаружи на нем.


13   Все должностные лица при дворе делились на левую и правую стороны, чиновники становились на приемах каждый на свое место слева или справа от престола. Речь здесь идет о человеке, достойном и способном занять любую должность.




VII.




ЦАРЬ ПРИВЕТСТВУЕТ
СВОИХ ГОСТЕЙ
(II, VII, 1)


То птицы порхают на тутах, взгляни:
Сверкает их перьев прекрасный узор.
Мужи благородства мне радуют взор,
И милости неба да примут они!

То птицы порхают на тутах, взгляни:
Сверкают их шеи узором. И вот
Мужи благородства мне радуют взор,

Они — государства надежный оплот.
Вы — царства оплот, вы — опора и щит!
Пример государям с вас брать надлежит!
Не вы ль бережливы, не любите ль труд,
Не вам ли обильное счастье пошлют?

Кривые рога носорожьи возьмем,
Наполним их сладким и вкусным вином,
Без гордости друг перед другом мы пьем.
Пусть многие блага наполнят ваш дом!


ОДА ЦАРЮ
(II, VII, 2)


Селезень с уткою вместо летит —
Дайте сетей и тенет!
Тысячи лет да живет государь,
В радости тысячи лет!

Селезень с уткой на гати сидит,
Левым касаясь крылом.
Тысячи лет да живет государь,
Вечное счастье при нем!

Конь ездовой на конюшне стоит —
С сечкой зерна зададим!
Тысячи лет да живет государь,
Счастье до старости с ним!

Конь ездовой на конюшне стоит —
Резкой корми и зерном.
Тысячи лет да живет государь,
Счастлив и ночью и днем!


ПИР У СТАРШЕГО В РОДЕ
(II, VII, 3)


I

Люди, что в кожаных шапках теперь у тебя,
Что это, слушай, за люди, не скажешь ли нам?
Вкусное ныне ты им приготовил вино,
Яства прекрасны твои, что поставил гостям.
Люди какие пришли из чужой стороны?
Братья пришли, не чужие, приюта ища;
Так и ползучий вьюнок и лианы плюща
Вьются, цепляясь вкруг туи и крепкой сосны.
Доблести муж, если долго не видим тебя,
Сердце болит и сожмется, сожмется тоской;
Только лишь доблести мужа увидели мы —
Вот уж и радость у вас, и на сердце покой.

II

Люди, что в кожаных шапках теперь у тебя,
Что это все же за люди, скорее скажи!
Вкусное ныне ты им приготовил вино,
Яства прекрасны, по времени года, свежи!
Разве чужие пришли из чужой стороны?
Нет, это братья все вместе явились в твой дом;
Так и ползучий вьюнок и лианы плюща
Вьются вкруг крепкой сосны, прижимаясь листком.
Доблести муж, если долго не видим тебя,
Сердце у нас заболит, заболит от тоски;
Только лишь доблести мужа увидели мы,
Вот уж и радость! Печали от нас далеки.

III

Люди, что в кожаных шапках теперь у тебя,
Верно, с покрытой главою пришли они в дом?
Вкусное ныне ты им приготовил вино,
Яства обильны и высятся целым холмом.
Что же за люди пришли из чужой стороны?
Братья пришли и сестер твоих старших сыны!
Это подобно тому — если сыплется снег,
Прежде твердеет вода и становится льдом.
Смерть и погибель не знают особого дня —
Нам уж недолго сбираться для встречи в твой дом!
Будем же в нынешний вечер мы радостно пить,
Доблести муж, мы пируем — так чары нальем!


РАДОСТЬ НОВОБРАЧНОГО
(II, VII, 4)


I

Скрепы забиты в ось колесницы моей —
В думах о деве прекрасной я еду за ней.
Голод и жажду презрев, еду встретиться с той,
Что добродетелью славится и красотой.
Хоть мы и доброго друга себе не найдем,
Радостный пир мы устроим с тобою вдвоем.

II

Лес на равнине так высится пышен и густ!
Только фазаны сбираются день ото дня.
В день надлежащий ты, славная дева, пришла,
Редких достоинств полна, ты научишь меня.
Пир учинив, веселюсь, восхваляю тебя,
Буду любить тебя и — не устану, любя.

III

Хоть не имею прекрасного ныне вина,
Все же ты выпьешь со мною — надеюсь на то.
Хоть не имею отменнейших яств для тебя,
Все же ты пищу разделишь — надеюсь на то.
Хоть не имею достоинств я, равных твоим,
Вместе и спеть и сплясать нам придется двоим.

IV

Вот поднимаюсь на этот высокий хребет,
Ветви рублю я у дуба, вверху он растет.
Ветви рублю я у дуба, вверху он растет;
Листья, я вижу, на ветках у дуба пышны.
Счастье редчайшее — вижу тебя с вышины —
В сердце спокойная радость при виде жены.

V

Горы высокие разом окинул мой глаз,
Путь я прошел бы великий, к супруге стремясь.
Неутомимы четыре мои скакуна,
Вожжи — как струны на цитре, взял шесть их
рукой,
Вижу тебя, новобрачная ныне жена,—
Радостью сердце полно и на сердце покой!


СИНЯЯ МУХА
(II, VII, 5)


Синяя муха жужжит и жужжит,
Села она на плетень.
Знай, о любезнейший наш государь, —
Лжет клеветник что ни день.

Синяя муха жужжит и жужжит,
Вот на колючках она.
Всякий предел клеветник потерял —
В розни и смуте страна.

Синяя муха жужжит и жужжит,
Там, где орех у плетня.
Всякий предел клеветник потерял —
Ссорит с тобою меня.


О ВИНЕ
(II, VII, 6)


I

Званые гости к циновкам подходят сперва,
Справа и слева по чину расселись едва,
Вот и блюда, и сосуды расставлены в ряд,
Тут и плоды, тут и яства в порядке стоят.
Мягкое вкусом, отменное ставят вино;
Выпили гости по чарочке все заодно.
Вот барабаны и колокол ставят потом.
Чара заздравная поднята, ходит кругом.
Вот и большую мишень натянули, и вдруг
Стрелы готовы, и каждый натягивал лук.
Парами равные силой сошлися стрелки:
«Сударь, теперь вы покажете меткость руки!» —
«Эту мишень я стрелою пронижу насквозь,
Чтоб в наказание чару вам выпить пришлось!»1

II

Флейты звучат, барабаны и шэн... Плясуны
Полны гармонии — музыки звуки слышны.
Жертвы приятны прославленным предкам твоим
Ты по обрядам свершил приношения им.
Много обрядов. Они — что деревья в лесу.
Их исполняя, постигнешь и всю их красу.
Пусть же веселье и радость наполнят чертог —
Каждый из вас совершил по обрядам что мог.
Руки у гостя пустые — не стало вина.
Входит слуга, и опять его чара полна.
Снова заздравные чары у всех налиты...
В сроки всегда выполняешь обычаи ты.

III

Званые гости к циновке подходят сперва,
Каждый почтителен, тонок и щедр на слова,
В каждом, пока он еще не напился вина,
Важность осанки, как это и должно, видна.
Ну, а когда уже гости напьются вина,
Важность осанки в расстройстве и речь их бедна!
Место покинет, шатается там он и здесь,
Спляшет он несколько раз и кривляется весь.
Каждый, пока он еще не напился вина,
Важность осанки хранит — и достойна она.
Ну, а уж если напился он вдоволь вина —
Важность осанки совсем он теряет спьяна.
Тот, говорю, кто без меры упьется вином,
Тот и с порядком приличий совсем не знаком!

IV

Если уж гости надилися пьяными, тут
Спьяна без толку они и кричат, и орут.
Спутает пьяный сосуды мои без труда,
Спляшет не раз он, шатаясь туда и сюда.
Тот, кто напьется вина, говорю я, таков,
Что за собой никогда не заметит грехов.
Шапку свою набекрень нахлобучит он вкорь,
Пляшет подолгу, кривляется как ни пришлось.
Если напился да сразу оставил твой дом —
Счастье тогда и ему, и хозяину в том.
Если ж напился да дом не оставит никак —
Он своему и чужому достоинству враг.
Выпить вина — что ж, обычай сей очень хорош,
Если притом и осанку и честь сбережешь.

V

Так и везде, где бывает, что выпьют вина,
Трезвый один, но упился другой допьяна.
В месте таком обязательно ставится страж,
Стражу в помощники ты наблюдателя дашь.
Пьяный бывает таким нехорошим на вид;
Трезвый, напротив, — он пьяного часто стыдит.
Только вот пьяному — скажешь ли слово по нем?
Можешь ли буйство его успокоить стыдом?
Надо от слова дурного его остеречь,
Пусть не ведет он о том, что не следует, речь.
Если ты пьяный болтать без умолку готов —
Выйдет, пожалуй, козел у тебя без рогов!
Если с трех чарок ты память сумел потерять,
Смеешь ли ты напиваться опять и опять?

1   Побежденные на соревнованиях в стрельбе из лука должны были выпивать, как бы в наказание за свою неловкость, чару вина.


ПРИВЕТСТВИЕ ЦАРЮ В СТОЛИЦЕ
(II, VII, 7)


Рыба живет между порослей водных и трав,
И голова ее стала большою давно.
Царь наш в столице, столицею Хао избрав,
Здесь и счастливый, и радостный пьет он вино.

Рыба живет между порослей водных и трав,
В травах и хвост ее сделался длинный такой.
Царь наш в столице, столицею Хао избрав,

Пьет он, счастливый, вино и вкушает покой.
Рыба живет между порослей водных и трав.
Там защищают ту рыбу кругом камыши.
Царь наш в столице, столицею Хао избрав,
В месте покойном живет он, в глубокой тиши.


ВСТРЕЧА КНЯЗЯ С ЦАРЕМ
(II, VII, 8)


I

Сбираем бобы мы, сбираем бобы —
В корзинки и сита их надо сложить.
Пришли ко двору благородства мужи —
Не знаю: чем лучше мне их одарить?
Хоть нечем мне этих мужей одарить —
Дарю колесницы, упряжки коней...
Еще чем, не знаю, мне их одарить?
Одеждой узорной с драконом на ней2.

II

Ручей вытекает струей из земли,
В ручье мы душистые травы нашли.
Мужи благородства спешат ко двору —
Знамена с драконами видны вдали.
Знамена полощутся их на ветру,
И звоном звенит колокольчик сильней,
И тройки пришли, и четверки коней —
Мужи благородства спешат ко двору.

III

Горят наколенники красные их,
И стянуты икры в повязках косых —
Небрежности нет на приемах моих.
Сын неба, да буду я милостив к вам,
Я радуюсь вам, благородства мужи.
Сын неба, велю возвеличить я вас,
Я радуюсь вам, благородства мужи,
Кормленье3 велю увеличить для вас.

IV

Вы лишь поглядите на ветви дубов,
Как листья на них и пышны, и густы!
Я радуюсь вам, благородства мужи,
Вы — Сына небес государству щиты.
Я радуюсь вам, благородства мужи,
В вас тысячи благ воедино слиты.
И люди, что следом за вами пришли,
Вполне безупречны — и очень просты.

V

Колеблется в зыбях из тополя челн,
Его закрепляет на месте канат.
Я радуюсь вам, благородства мужи,
Сын неба ценить по достоинству рад.
Я радуюсь вам, благородства мужи,
И жалую много щедрот и наград.
О, как вы охотно из вашей земли
С готовностью в нашу столицу пришли!

2   Многозначные иероглифы этой строки содержат такой не вмещающийся в стихи смысл: одарить ли «черной верхней одеждой с вышитыми на ней драконами и юбками с вышитыми на них топорами». Речь, таким образом, идет об одеянии, приличествующем достоинству князей.
3   Кормленье — уделы, получаемые князьями за службу царю. Доходы с этих владений поступали в распоряжение князей, приносящих установленную дань царю.


ПОУЧЕНИЕ ЦАРЮ
(II,VII,9)


I

Ладно сработанный лук, вделанный в рог на концах,
Если отпустишь — концы врозь разойдутся легко!
С братьями дружно живи, со всею по женам родней.
Лучше ты с ними, о царь, не расходись далеко.

II

Будешь далек от родни, в ней не ночуешь оплот,
Станет чураться тебя собственный твой же народ.
Ты наставляешь народ, ты образец и закон —
Знай же: как ты поступил, так же поступит и он.

III

Если и тот и другой братья друг к другу добры,
Великодушия в них хватит с избытком на всех.
Если и тот и другой между собой недобры,
Будут друг другу они точно болезнь или грех,

IV

Нет и в народе добра, если — так кажется мне —
Тянут и тот и другой каждый к своей стороне!
Чин получает иной, только в нем скромности нет,
Смотришь: и чин утерял сам, по своей же вине.

V

Старый коняга не прочь стать молодым жеребцом,
Впрочем, последствий сего этот одер и не ждет!
Всякий, кто ест без конца, должен насытить живот;
Чарку за чаркою пьешь? — слишком упьешься винцом!

VI

Ты обезьян не учи лазать на ветви дерев!
К грязи ли грязь прибавлять, чувство стыда одолев?
Если пойдешь, государь, сам ты стезею добра,
Люди с тобою пойдут, сгинут и злоба, и гнев.

VII

Падает хлопьями снег, густ и обилен кругом,
Тает, однако, и снег с солнечным первым лучом.
Царь не желает лжецов ни прижать, ни изгнать —
Злобная гордость растет, с каждым сгущается днем.

VIII

Падает хлопьями снег, как он обилен, смотри!
С солнечным первым лучом все же растаял давно...
Стали как варвары мы, стали мы как дикари!
Сердце мое оттого скорбью великой полно.


ТАМ ИВА
(II, VII, 10)


Там ива, я вижу, пышна и густа,
Не сладко ль под ней отдохнуть по пути?
Верховный владыка наш грозен весьма —
Я сам не хочу к нему больше идти.
Могущество ль буду его укреплять,
Чтоб тяготы после нести и нести?4

Там ива, я вижу, пышна и густа,
Не сладко ль под ней отдохнуть без забот?
Верховный владыка наш грозен весьма —
Ужели кто сам себе вред принесет?
Могущество ль буду его укреплять,
Чтоб после принять еще больше тягот?

Бывает, что птицы высоко летят,
Но выше небес им лететь не дано.
А сердце людское желаний полно —
Где ставит пределы желаньям оно?
Могущество ль буду его укреплять,
Чтоб вызвать несчастье и горе одно?


4   Удельные князья в установленные сроки должны были являться ко двору царя Чжоу и приносить дань со своей земли. Однако право царя на земли князей и власть его над ними с ослаблением дома Чжоу оказывались нередко чисто номинальными, между тем как аппетиты двора росли. Были случаи, когда князья отказывались являться ко двору с данью.




VIII.




ОДА О ЗАПУСТЕНИИ
В СТОЛИЦЕ ХАО
(II, VIII, 1


I

Были служивые люди в столице тогда:
Шубы из лис понаденут, их шубы желты,
Вид благородный, ему не изменят они,
Красочна речь и тонка, как в узоре цветы.
О, если б снова в столицу вернулись они —
Тысяч и тысяч народа сбылись бы мечты!

II

Были служивые люди в столице тогда:
Шапки наденут — все черная ткань да камыш!
Жены домов благородных идут ли куда —
Как их прически пышны и красивы, глядишь!
Я их теперь не увижу... Ты, сердце мое,
Радости больше не знаешь и только болишь.

III

Были служивые люди в столице тогда:
Из самоцветив носили закладки в ушах...
Жены домов благородных идут ли куда,
Инь, говорят, или Цзи1 эта — так хороша!
Их я теперь не увижу, и сердце мое
Связано горькою скорбью, тоскует душа...

IV

Были служивые люди в столице тогда:
Ходит, и виснут концы на его пояске.
Жены домов благородных идут ли куда —
Локон лежит скорпионом на каждом виске!
Их я теперь не увижу, и сердце мое
Ноет. За ними бы вслед устремился в тоске!

V

Это не то, чтоб концы опускали они, —
Ткани избыток имели у них пояса!
Это не то, чтоб себя завивали они, —
Сами собой у красавиц вились волоса!
Их я теперь не увижу, и сердце мое
Ноет. Тебя повидать бы, былая краса!

1   Инь и Цзи — названия наиболее известных родов эпохи Чжоу.


В ОЖИДАНИИ МУЖА
(II, VIII, 2)


Целое утро рвала я, рвала тростники,
Но не наполнила ими и обе руки.
Волосы все растрепались и вкось развились;
Я возвращаюсь, омою их — будут мягки.

Целое утро рвала я индиго одна —
Даже подола собрать не сумела сполна.
Он мне сказал, что в разлуке мы будем пять дней,
Вот ж шестой! Я не вязку его и грустна.

Если, супруг, на охоту захочется вам,
Все приготовив, в чехол уложу я ваш лук;
Если с удою пойдете вы рыбу ловить,
Нить для уды заплету я вам, милый супруг!

Рыбы какой наловил мой супруг на уду?
Он наловил и лещей, говорят, и линей?
Он наловил и лещей, говорят, и линей,
Я поскорей поглядеть его рыбу иду!


ОДА О ПОСТРОЙКЕ ГОРОДА В СЕ2
(II, VIII, 3)


Пышные, пышные проса поднялись ростки —
Вспоены долгим они моросящим дождем.
Шаоский князь ободряет всех нас на пути,
К югу, далеко, далеко походом идем.

Тяжести носит и возит телеги солдат,
Нам выводить и быков, и новозки велят,
Только тогда лишь, когда мы закончим поход,
Нам и прикажут, чтоб мы возвращались назад.

Едут в повозках солдаты, проходят пешком,
Службу свою мы в отрядах и ратях3 несем.
Только тогда лишь, когда мы закончим поход,
Воина также на отдых отпустят в свой дом.

Строго прямые постройки красуются в Се,
Шаоский князь завершил начертания все.
Шаоский князь завершает творением рать —
Вот и идет она в грозной суровой красе!

Ровны низины теперь и высоты, и вот,
Мы расчищаем с истоков течения вод.
Город постройкою шаоский князь завершил —
В сердце царя и довольство, и мир настает!


2   Экспедиция под командованием шаоского князя Му-гуна для постройки новой столицы княжества Шэнь была отправлена в годы правления чжоуского царя Сюань-вана (827—781 гг. до н. э.), Се — местность в пределах территории нынешней провинции Хз-нань.
3   Отряд состоял из пятисот человек, в рать входило пять отрядов.


ТУТ
(II, VIII, 4)


Тут меж холмами редкой стоит красоты,
Листья на туте, я вижу, пышны и густы.
Муж благородный, лишь только увижу тебя —
Радость какая на сердце, что встретился ты!

Тут меж холмами редкой стоит красоты,
Свежие листья, я вижу, сверкают на нем.
Муж благородный, лишь только увижу тебя —
Как не почувствовать радости в сердце моем?

Тут меж холмами редкой стоит красоты,
Листья темнеют зеленые день ото дня,
Муж благородный, лишь только увижу тебя,
Сладость достоинств твоих проникает в меня.

Сердце исполнено нежной любовью к нему.
Но не скажу ему этого я — почему?
Буду хранить и беречь его в сердце моем!
Будет ли время, когда я забуду о нем?


ЖАЛОБЫ ОТВЕРГНУТОЙ ЖЕНЫ
(II, VIII, 5)


I

Годный для пряжи беленький этот цветок
С белой осокою свяжут в единую нить.
Стал мне супруг мой ныне и чужд, и далек,
Бросил, заставил меня одинокою жить.

II

Белая тучка сияет в сиянии дня,
Равно цветок напоит и осоку она.
Он, мой супруг, не такой — он не любит меня;
Трудные ныне пришли для меня времена.

III

Воды на север текут из проточных прудов,
Рис на полях оросит животворный поток.
Горько вздыхая, с болью на сердце пою:
В мыслях моих человек, что чрезмерно высок.

IV

Тутовых дров, что годятся в очаг, собрала —
Я их в жаровне сожгла, проливающей свет4.
Ты и высок, но к жене уважения нет!
Много ты делаешь сердцу и горя, и зла.

V

Бьют барабаны и в колокол здесь, во дворце,
Слышны, однако, снаружи удары и звон.
Я о супруге своем вспоминаю с тоской,
Но на супругу взирает с презрением он.

VI

Наглая цапля на нашу запруду взошла,
Скромный в дубраве журавль все страдает от бед5.
Ты и высок, но к жене уважения нет —
Много ты делаешь сердцу и горя, и зла!

VII


Селезень с уткой сидят на запруде у нас,
Левым крылом прижимаясь друг к другу, смотри!
Нет, о супруг мой, добра, как я вижу, у вас —
Чувство два раза меняете вы, даже три!

VIII

Низок тот камень, что он избирает для ног;
Низок и тот, кто поднялся на камень такой!
Стал мне супруг мой отныне и чужд, и далек,
Сделал больною меня он, измучив тоской!

4   Отвергнутая жена сетует: отличные тутовые дрова использованы ею не в очаге для тепла, а лишь на лучину. Так же поступает и супруг, лишив женщину достоинства главной жены.
5   Недостойная наложница заняла место жены, в то время как законная супруга томится в неподобающем ей месте.


ПЕСНЯ О ВОИНЕ,
ИЗНЕМОГШЕМ В ПОХОДЕ
(II, VIII, 6)


Желтая иволга песню поет,
Села она у излучины скал:
«Путь нам далекий, далекий лежит,—
Как поступить мне — я слаб и устал?»
Дайте воды, накормите его,
Дайте совет, научите его!
Кто же обозным приказ передаст,
Скажет: «В повозку возьмите его»?

Желтая иволга песню поет,
Села у края холма на логу:
«Смею ль бояться походных трудов?
Страшно, что быстро идти не смогу».
Дайте воды, накормите его,
Дайте совет, научите его!
Кто же обозным приказ передаст,
Скажет: «В повозку возьмите его»?

Желтая иволга песню ноет,
Села внизу у холма на пути:
«Смею ль бояться походных трудов?
Страшно, что мне до конца не дойти».
Дайте воды, накормите его,
Дайте совет, научите его.
Кто же обозным приказ передаст,
Скажет: «В повозку возьмите его»?


СКРОМНЫЙ ПИР
(II, VIII, 7)


Вижу, трепещут, трепещут на тыкве листы,
Ты соберешь их и сваришь, подашь их гостям.
Друг благородный, есть и вино у тебя —
В чарку его наливаешь и пробуешь сам.

Есть у хозяина заяц, да только один —
Зайца поджаришь на угольях прямо в шерсти.
Друг благородный, есть и вино у тебя,
Ты разольешь его в чарки, гостям поднести.

Есть у хозяина заяц, да только один —
Зайца изжаришь, как надо, гостям на обед.
Друг благородный, есть и вино у тебя —
Гости хозяину налили чару в ответ.

Есть у хозяина заяц, да только один —
Зайца изжаришь, как следует быть, над огнем.
Друг благородный, есть и вино у тебя —
Снова гостям наливаешь, и снова мы пьем!


ВОИН В ПОХОДЕ ВОСТОЧНОМ
(II, VIII, 8)

Камни и скалы нависли —
Кручи отвесных высот,
Дальние горы и реки —
Трудный, опасный поход!
Воин в походе восточном
Поутру не отдохнет.

Камни и скалы нависли,
Острые пики, гляди...
Дальние горы и реки
Кончатся ль там, впереди?
Воин в походе восточном,
Выбраться скоро не жди!

Белы у венрей копытца —
Бродят в воде — и как в дом,
Месяц в созвездье стремится
Би6 перед буйным дождем!
Воин в походе восточном,
Думать не смей о другом!


6   Би — созвездие Гиады.


ЦВЕТЫ НА ВЬЮНКЕ
(I, VIII, 9)


Распустились цветы на вьюнке
И теперь темно-желтыми стали...
О, сколь сердце жестоко скорбит,
Сердце ранили больно печали.

Распустились цветы на вьюнке,
Посмотри на листву голубую...
Не родиться б мне лучше на свет,
Если б знал про судьбу я такую.

У овцы голова велика,7
А мережа лишь звезды поймала;8
Знаю: люди, конечно, едят...
Сытых вижу так редко и мало.


7   Голова овцы выглядит непомерно большой, так как тело ее истощено голодом.
8   Рыбы в реке нет, и мереже нечего ловить, кроме отразившихся в воде звезд.


В ПОХОДЕ
(II, VIII, 10)


Какая трава, не желтея, растет?
Есть день ли такой, чтоб не шли мы

в поход,
И есть ли в пределах страны человек,
Свободный от бремени ратных тягот?

Какая трава не буреет в лугах?
Кто вместе с женой, что ему дорога?
О, горе нам, войнам, взйтым в поход!
Не люди лишь мы, что идем на врага.

И разве я тигр или ты носорог —
По дикой пустыне шагаешь, дружок?
О, горе нам, воинам, взятым в поход!
С утра дотемна отдохнуть я не мог.

И только пушистым хвостом промелькнет
Лисица — в траве одичалой пройдет;
Да наши телеги, что грузы везут,
Идут по великой дороге вперед.






ШИЦЗИН III


ДА Я

ВЕЛИКИЕ ОДЫ




I.




ОДА ВЭНЬ-ВАНУ
(III, I, 1)


I

Царь Просвещенный — Вэнь-ван1 — пребывает
теперь в вышине,
О, как на небе пресветлый сияет Вэнь-ван!
Чжоу издревле в своей управляли стране,
Новый престол им небесною волею дан2.
Или во славе своей не сияют они?
Воля небес неужели не знает времен?3
Ввысь устремитса Вэнь-ван или вниз низойдет4,
Справа иль слева владыки небесного он!

II

Царь Просвещенный был полон усердья и сил,
Слава его бесконечной является нам.
Небо свои ниспослало на Чжоу дары —
Внукам Вэнь-вана, потомкам его и сынам,
Внукам Вэнь-вана, потомкам его и сынам —
Корню с ветвями5, да жить им в веках и веках!
Людям служилым, что были у Чжоу в войсках,
Разве им также не славиться ныне в веках?

III

Разве они не преславны пребудут в веках
Тем, что с усердьем исполнили царский завет?
Полных величия, много служилых людей
Царство Вэнь-вана тогда породило на свет,
Царство Вэнь-вана их всех породило, и вот,
Чжоуский дом в них опору нашел и оплот.
Много достойнейших стало служилых людей —
Царь Просвещенный в спокойствии полном живет.

IV

Был величаво-прекрасен властитель Вэнь-ван,
Ревностным был он надолго прославлен трудом.
Воля небес6, о, насколько она велика!
Шанского дома потомки порукою в том.
Шанского дома потомки порукою в том:
Многое множество их пребывало в те дни,
Волю верховный владыка свою проявил —
Чжоу покорность свою изъявили они.

V

Чжоу они изъявили покорность свою.
Водя небес не навечно почиет на вас!
Лучшие лучших из иньских служилых людей
Предкам творят возлиянья в столице у нас.
Нашему предку творят возлиянья, надев
Платье с секирами, в прежнем убранстве главы7.
Вы, из достойных достойные слуги царя,
Вашего предка ужели не помните вы?

VI

Вашего предка ужели не помните вы?
Кто совершенствует доблесть духовную, тот
Вечно достоин пребудет и воли небес,
Много от неба и сам он получит щедрот.
Инь, до того как народ и престол потерять,
Вышнего неба владыке угодна была.
Инь пред очами да будет! Хранить нелегко
Судьбы великие. И сохранившим — хвала!

VII

Судьбы и волю небес сохранить нелегко!
Трон сохраняя, от неба себя не отринь!
Славы сиянье о долге свершенном простри,
Мудро размысли, как небо отринуло Инь!
Вышнего неба деянья неведомы нам,
Воле небес не присущи ни запах, ни звук!
Примешь Вэнь-вана себе в образец и закон —
Многие страны с доверьем сплотятся вокруг!

1   Царь Просвещенный — Вэнь-ван в действительности никогда не царствовал. В XII в. до н. э. был главою удела Чжоу и, по преданию, своим духовным совершенством стяжал милость неба, отвернувшегося от последних представителей династии Инь (Шан) за их недостойное поведение. Сын Вэнь-вана, царь У-ван (Воинственный), вторгся в царство Шан н подчинил себе древний Китай. Царем Вэнь-ван был наречен посмертно благодарными потомками, подчеркнувшими этим, что поцарствовавший Вэнь-ван явился родоначальником династии Чжоу и по мудрости своей был достоин престола.
2   Древний княжеский род Чжоу, управлявший уделом, получил по воле неба царский престол.
3   Разве воля верховного владыки не проявилась своевременно, даровав Чжоу престол?
4   Подымется ли дух Вэнь-вана в небо или опустится на землю для принятия жертвоприношений от благодарных потомков.
5   Корню с ветвями — то есть всевластному царю Чжоу и его родичам, принявшим от царя в управление уделы и мелкие владения.
6   Воля небес понимается здесь как вручение небом власти в стране какой-либо династии, как бы мандат от неба на престол.
7   Ныне побежденные потомки дома Инь в своих древних одеждах и шапках, отличных от наших, прислуживают при жертвоприношениях родоначальнику нашей династии Вэнь-вану.


ОДА О ЦАРЯХ ВЭНЬ-ВАНЕ И У-ВАНЕ
И О ПОКОРЕНИИ ЦАРСТВА ИНЬ-ШАН
(III, I, 2)


I

Светлая, светлая доблесть взошла на земле —
Воля державная неба сошла с вышины!8
Трудно, однако, на небо одно уповать
Да и царем быть — дела управления трудны.
Иньский наследник небесный престол занимал
Он и утратил четыре предела страны9.

II

Князем был Чжи, говорят. Его средняя дочь,
Жэнь по прозванью, в Инь-Шан появилась она.
К нам она в Чжоу пришла, чтоб супругою стать,
Жить она стала в столице как Ван-цзи10 жена.
Ван-цзи, наш предок, совместно с супругой своей
Жили, и долг свой они соблюдали сполна.
Там величавая Жэнь от него понесла,
Там Просвещенного в мир породила она.

III

Этот Вэнь-ван был наш царь Просвещенный, и он
Сердцем внимателен был и исполнен забот.
Вышнему неба владыке со славой служил,
Много от неба он принял и благ, и щедрот.
Доблесть души и достоинство в нем без пятна!
Царство над миром он принял и с ним его род.

IV

Вышнее небо взирает на землю внизу,
Воля небес поручить ему царство — тверда.
Годы правленья Вэнь-вана едва начались —
Небо готовит подругу ему навсегда.
Там, где находится северный берег у Ся,
В этой стране, что у самого берега Вэй11...
Брачного возраста царь Просвещенный достиг.
Царства великого князь был там с дочкой своей.

V

С князем великого царства и дочка его,
Чистой красою — как младшая неба сестра!
Сделав подарки, о счастье гадает Вэнь-ван —
К Вэй отправляться для встречи невесты пора!
Мост через реку из стругов готовит Вэнь-ван.
Разве не блеском сверкающим брак осиян?

VI

Воля от неба на землю тогда снизошла —
Волею неба и стал на престоле Вэнь-ван:
Стал он в столице, был в Чжоу удел ему дан.
Дева из Шэнь, — государыню-мать заменив,—
Старшая дочь из далеких явилася стран12.
Милостью неба от ней и родился У-ван.
Небо тебя сохранит и поможет тебе —
Небу покорный, пойдешь на великое Шан!

VII

Иньские, шанские — всюду отряды видны,
Лесу подобные, строятся рати солдат.
В полном порядке, как стрелы в пустыне Муе13.
Только и наши с достоинством рати стоят.
Неба верховный владыка с тобою, У-ван,
В сердце своем да не будешь сомненьем объят!

VIII

Эта пустыня Муе широка, широка!
Блещет сандалом своим колесница, ярка;
Каждая лошадь в четверке гнедая — крепка.
Шан-фу, великий наставник, искусен в боях —
Будто орел, воспаряющий ввысь в облака!
Помощь У-вану несет эта Шан-фу рука.
Шанскую мощную рать разбивает У-ван,
В это же утро страну очищают войска.

8   Когда внизу, на земле, появляется человек, сияющий светом духовной доблести и совершенной мудрости, на него нисходит величественная воля неба, дарующего ему престол.
9   Законный наследник из-за своих пороков отвратил от себя небо и лишился царства.
10   Ван-цзи — отец Вэнь-вана, один из предков дома Чжоу.
11   На берегах рек Ся и Вой лежало большое княжество Шэнь (в пределах территории нынешней Шэньси).
12   Старшая дочь шэньского князя вошла в дом Вэнь-вана его супругой, заменив в хозяйстве его покойную мать.
13   Пустыня Муе — территория в пределах нынешней провинции Хэнань (см. Гимны, гл. IV, примеч. 8).


ОДА О ПЕРЕСЕЛЕНИИ ПЛЕМЕНИ ЧЖОУ
(III, I, 3)


I

Тыквы взрастают одна за другой на стебле...
Древле народ обитал наш на биньской земле,
Реки и Цюй там и Ци протекают, струясь.
В древности Дань-фу14 там правил —
наш предок и князь.
Людям укрытья и норы он сделал в те дни —
И ни домов, ни строений не знали они.

II

Древний правитель однажды сбирает людей,
Утром велит он готовить в поход лошадей.
Кони вдоль западных рек уегремились, бодры, —
Вот к достигли нодножия Циской горы.
Он и супруга — из Цзянского рода сама —
Место искали, где следует строить дома.

III

Чжоу равнины — прекрасны и жирны они,
Горькие травы тут сладкими были в те дни...
Мы совещались сначала — потом черепах
Мы вопрошали: остаться ли в этих местах?
Здесь оставаться! Судьба указала сама —
Здесь и постройки свои возводить, и дома.

IV

Жителей князь расселил изволеньем своим:
Тех ободрит он, участки укажет другим,
Метит границы, назначит наделы земли.
Между участками — пашен межи провели.
С запада Дань-фу проходит страну на восток...
Всюду он задал работу, все сделал, что мог!

V

Дань-фу зовет управителя главных работ,
Также зовет уставителя общих тягот:
Здания он повелел возводить и дома,
Мерить веревкой — так будет постройка пряма;
Доски связать и набить между ними земли...
В строгом порядке храм предков сперва возвели.

VI

Рыхлую землю ссыпает в корзины народ —
Плотно ее между связанных досок кладет.
Громко удары звучат — уплотнилась стена,
Мажут, скоблят ее — только была бы ровна...
Многие тысячи футов возвысились в срок;
Рвенье большой барабан соразмерить не мог15!

VII

Ставят большие ворота в ограде дворца.
Очень высокие эти ворота! С крыльца
Ставят у входа дворцовые двери теперь —
В строгом величии высится каждая дверь.
Духам земли величавый алтарь возведен —
Всем начинаниям — место священное он16.

VIII

Ярость властителя неукротима была —
Слава его преуменьшиться тем не могла.
Выдернул он и дубы, и терновник с пути —
Ехать возможно теперь и свободно идти.
Варваров этих — гунь-и — разбежалася рать,
Быстро бежала, пыхтя и не смея дышать!

IX

Юйский и жуйский князья разрешили свой спор,
Быстро Вэнь-ван возрастил свою силу с тех пор17
Я же скажу: те внушали покорность другим,
Те — были первыми, эти — последними с ним;
Те, я скажу, о царе разносили хвалу,
Эти — давали отпор и насилью и злу!

14   Дань-фу — один из предков дома Чжоу.
15   Ударами в барабан, видимо, соразмерялся темп работ. В данном случае трудовой ритм был быстрее ударов.
16   Все походы, общие работы и прочее начинались с жертвоприношения духам земли.
17   Юйский и жуйский князья... — Князья царств Юй и Жуй спорили друг с другом в течение долгого времени из-за пахотного поля и наконец пошли разрешить свой спор в Чжоу к царю Вэнь-вану. Там они увидели, что везде, куда бы они ни пошли, жители Чжоу во всем уступали друг другу. Князья устыдились, повернули обратно и, уступая один другому спорное поле, оставили его свободным. Узнав об этом, сорок с липшим государств присоединились к Вэнь-вану.


СЛАВОСЛОВИЕ ЦАРЮ
ПРОСВЕЩЕННОМУ
(III, I, 4)


I

Пышные, пышные — кущею терны стоят —
Дров нарублю я и сделаю добрый запас,
Вы величавы собою, наш царь-государь,
Всюду народ ваш так тесно сплочен вокруг вас!

II

Царь величавый — творит возлияние он18
Чаши для жертвы подносятся с разных сторон.
Чаши подносят, достоинства сами полны,
Лучшие люди — служилые люди страны.

III

Вижу: ладья устремилась по Цзину-реке,
Много гребцов — опускаются весла их в ряд.
Чжоуский царь выступает, я вижу, в поход.
Вслед за царем устремились шесть ратей солдат.

IV

Как широка эта звездная в небе река,
В небе узором сияет светла и ярка.
Разве не царь вдохновляет примером людей?
Чжоуский царь — да живет он века и века!
Так вырезают, чеканят прекрасный убор:
Золотом с яшмой украсится тонкий узор.
Царь созидает основы, дал правила нам
В царстве обширном, что нет, не охватит твой
взор!

18   Царь совершал возлияние при жертвоприношении предкам.


ПОДНОЖИЕ ХАНЬСКОЙ ГОРЫ
(III,1, 5)


I

Взгляни на подножие Ханьской горы:
Орешник густой и терновник на нем.
Спокоен и радостен наш государь,
Стяжает он славу в веселье своем.

II

На яшмовом скипетре кубок тяжел:19
Для жертвы в нем желтое блещет вино.
Спокоен и радостен наш государь —
Вот счастье — ниспослано небом оно.

III

То ястреба в небе высокий полет,
То рыба метнулась под толщею вод!
Спокоен и радостен наш государь,
Не он ли к добру подвигает народ?

IV

Пресветлое в чаше вино, и ярка
Шерсть рыжего жертвенного быка:
Ты в жертву дары принесешь, государь, —
Да будет награда тебе велика!

V

Дубняк низкорослый — густой он, густой!
Его на дрова собирает народ.
Спокоен и радостен наш государь,
От духов он множество примет щедрот.

VI

Пышнеет, пышнеет вьюнок по нолям,
Ползет по ветвям и древесным стволам.
Спокоен и радостен наш государь,
Он счастье снискал, непорочен и прям.

19   На яшмовом скипетре (знак царского достоинства) устанавливалась чаша для жертвоприношения предкам.


ПОЧТЕНЬЯ БЫЛА ПРЕИСПОЛНЕНА
ТАЙ-ЖЭНЬ
(III, I, 6)


I

Почтенья была преисполнена Тай-жэнь,
Царя Просвещенного матерь она;
Свекровь свою — Цзян20 — почитала с любовью,
Достойная царского рода жена,
И Тай-сы прекрасную славу блюла;21
И были потомки царя без числа.

II

Князьям, своим предкам, царь следовал строго,
И светлые духи не знали обид22,
И светлые духи не знали печали,
Вэнь-ван для жены образцом предстает,
Он братьям высокий пример подает,
К добру направляет страну и народ.

III

Согласье и мир во дворце этом царском,
Царь входит с почтеньем сыновним во храм;
Один — а ведет себя будто при людях,
В труде неустанном блюдет себя сам.

IV

Не мог отвратить он великие беды23,
Но блеск и величье его без пятна.
Деянья, которым он не был научен, —
И те совершенны, в них мудрость видна.

V

И доблестью духа мужи овладели,
Стремилась к ней юноши с этой поры.
Был древний наш царь неустанно прилежен,
И славные царские слуги мудры!

20   Свекровь свою — Цзян — то есть супругу чжоуского князя Тай-вана, бабку Вэнь-вана.
21   Тай-сы, супруга Вэнь-вана, унаследовала и продолжила прекрасную славу своей свекрови.
22   Духи предков Вэнь-вана не были недовольны его поступками и жертвами, которые он приносил.
23   Последний царь династии Шан заключил Вэнь-вана в темницу, а на княжество его совершали набеги варварские племена.


ВЫШНЕГО НЕБА ДЕРЖАВЕН
ВЕРХОВНЫЙ ВЛАДЫКА
(III, I, 7)


I

Вышнего неба державен верховный владыка,
В грозном величии вниз он глядит и четыре
Царства предела кругом озирает и ищет
Места народ успокоить в довольстве и мире.
Так увидал он, что оба великие царства24
Сбились с пути — потеряли давно управленье;
Так озирал он и стороны света, и царства:
Воли небесной достойных25 — искал в размышленье,
Выбрав достойного, неба верховный владыка
Царства его захотел увеличить границы,
Взор обращает с любовью владыка на запад...
Земли дарует ему, чтобы в них расселиться.

II

Вот очищают там землю от мертвых деревьев —
И подгнивающих стоя, и павших на землю:
Всё подровняли, приводят в отменный порядок
В парках аллеи и буйно растущие чащи;
После всего прорядили как надо катальпы,
Лишние прочь удалили прибрежные ивы,
Лишние ветви у всех шелковиц отрубили,
Горные туты, почистив, подстригли красиво.
Светлого доблестью ставит Тад-вана владыка,
Варвары в страхе дороги заполнили... Милость
Небо явило, царю приготовив супругу:
Воля небес над Тай-ваном тогда укрепилась...

III

Вот озирает небесный владыка и гору:
Чащи колючие он разредил и дубравы,
Сосны и туи нечастыми стали. Владыка,
Царство воздвигнув, достойного ищет державы.
Жил-был Тай-бо, а при нем младший брат его
Ван-цзи26,
Следовал сердца влеченью — Тай-бо возлюбил он!
Нежно любил, почитая как старшего брата.
Ван-цзи свое торжество укрепил, возвеличил —
Был одарен он за это сверкающей славой,
Принял щедроты от неба... Приняв, не утратил —
Так завладел он и всею обширной державой.

IV

Этому Ван-цзи великий верховный владыка
Сердце измерил — и всюду разносит незримо
Славу о доблести духа и верности Ван-цзи.
С доблестью духа все стало тому постижимо:
Вещи он мог постигать и умел различать их,
Мог наставлять он и был государем народу,
Правя всей этой великой страною, снискал он
Всюду покорность и преданность царскому роду
Время настало царю Просвещенному править!
Доблесть духовная в нем навсегда безупречна,
Много щедрот он от вышнего неба владыки
Принял и передал детям и внукам навечно.

V

Молвил царю Просвещенному неба владыка:
«Людям изменчивым не уподобишься ныне,
Не уподобишься алчным и сластолюбивым!
Шествуя прямо вперед, поднимайся к вершине!»
Люди из Ми27 непочтенье свое показали,
Дерзко осмелясь перечить великой державе,
Вторглись в пределы Юани и Гуна достигли!
Царь поднимается, грозный и в гневе и в славе, —
Царь Просвещенный отряды свои собирает,
Чтоб подавить этой рати пришедшей дерзанье,
Благо для Чжоу еще укрепить, приумножив,
И утолить Поднебесной страны упованье!

VI

Царь наш спокоен в столице, а царские рати,
Выгнав врага из Юани за наши границы,
Горы проходят высокие; войско чужое
Больше на наших холмах не осмелится биться.
Нашими стали источники, наши — озера.
Хочет наш царь поселиться в прекрасной долине.
Циской горы избирает он южные склоны,
Там, где поблизости — вэйские чистые воды.
Тысячи стран в нем достойный пример обретают,
Снова царя обрели в Поднебесной народы.

VII

«Светлую доблесть и мудрость свою полюбил я, —
Молвил царю Просвещенному вышний владыка, —
Праведный гнев твой, глубоко в груди затаенный,
Вдруг не проявишь ты громким и яростным криком.
Не полагаясь на знанья свои в на опыт,
Ты подчинился владыкою данным заветам».
Молвил царю Просвещенному вышний владыка:
«Царства союзные все призывая к совету,
С братьями выступишь ты в единении ныне,
Лестницы ваши стенные захватишь с крюками,
Башни осадные двинув и взяв катапульты,
К городу Чун приступи со своими войсками».

VIII

Медленны, медленны так катапульты и башня,
Высятся, высятся мощные чунскве стены.
Чунских людей одного за другим изловили;
Суд учинив, мы обрезали уши у пленных.
Небу и богу войны совершили мы жертвы,
Этим покорно пристать к натм всех пригласили —
Нас не обидел никто в Поднебесной отказом.
Башни но стенам осадные били и били...
Чунские стены стоят нерушимо и крепко...
Царь, нападая, войска посылает, и боле
Рода их нет — он прервался, совсем уничтожен!
Нет в Поднебесной противников царственной воле.

24   Оба великие царства — династии Ся и Инь-Шан, правившие Китаем до династии Чжоу.
25   Воли небесной достойных — достойных царского престола.
26   Тай-бо, видя, что от Ван-цзи уже родился Вэнь-ван, и зная при этом, что небо остановило на Вэнь-вене свой выбор, удалился в страну У и не возвращался. После смерти предка царствовавшего дома царство Тай-вана было передано Ван-цзи.
27   Ми (Ми-сюй) — название древнего матриархального рода. Этим именем называлось царство на территории нынешней провинции Ганьсу, в пределах современной области Цзинчжоу. Там же находились княжество Юань и местность Гун.


ЧУДЕСНАЯ БАШНЯ
(III, I, 8)


Чудесную башню задумал построить Вэнь-ван,
Он выполнил все намеренья и вычертил плен.
И вот весь народ принимается строить ее,
И дня не прошло — завершает, усерден и рьян.
Вэнь-ван, начиная, сказал: «Не спешите к концу!»
Приходит народ наш к Вэнъ-вану, как дети к отцу.

Вот царь Просвещенный идет в свой

чудеснейший сад —
Олени и лани повсюду спокойно лежат,
И шерсть на оленях лоснится, лоснится, блестят,
И птиц белоснежных сверкает чистейший наряд!
Вот царь Просвещенный выходит на берег пруда
В нем рыбки резвятся, чиста и прозрачна вода.

Звучащие камни висят под узорным гребнем,
А мы в барабаны большие и в колокол бьем.
И стройно звучат барабаны и колокола,
И в школу средь круглого озера радость пришла!

Как стройно звучат с барабанами колокола,
И в школу средь круглого озера радость пришла!28
Из кожи каймана ритмично звучит барабан:
Слепые поют свои песни, чтоб слушал Вэнь-ван.


28   На острове в своем парке Вэнь-ван устроил школу, в которой молодые люди обучались стрельбе из лука, идеальным нормам поведения и обрядам.


ОДА У-ВАНУ
(III, I, 9)


I

Ныне У-ван29 утверждает правление Чжоу...
Мудрыми слыли цари у былых поколений:
Чжоуских три государя отныне на небе30
Их продолжатель в столице обширных владений.

II

Их продолжатель в столице обширных владений,
Хочет поднять он всю доблесть державного рода,
Вечно достоин он неба верховных велений,
Он пробуждает и веру в царя у народа.

III

Он пробуждает и веру в царя у народа,
Землям подвластным примером пребудет надолго.
Вечно сыновней любовью он полн и заботой,
И да пребудет примером сыновнего долга!

IV

Был он один над землею, любимый народом,
Доблесть покорная стала народа ответом.
Вечно сыновней любовью он полн и заботой,
Тем он прославлен, что следовал предков заветам.

V

Так он прославлен, что много грядущих потомков
Следовать будет примеру их предка У-вана.
Тысячи, тысячи лет от всевышнего неба
Будут щедроты они получать непрестанно.

VI

Неба щедроты да будут для них непрестанны;
С данью придут Поднебесной предела четыре!
Тысячи, тысячи лет протекут, а потомки,
Разве опоры себе не найдут они в мире?

29   У-ван — царь Воинственный, основатель династии Чжоу.
30   Предки царствующего дома — Тай-ван, Ван-цзи и Вэнь-ван.


ОДА ЦАРЮ ПРОСВЕЩЕННОМУ (ВЭНЬ-ВАНУ)
И ЦАРЮ ВОИНСТВЕННОМУ (У-ВАНУ)
(III, I, 10)


I

Царь Просвещенный, он славу имел:
Да, он великую славу имел!
Мира для царства искал он; удел
Мудрого — зреть торжество своих дел.
Был Просвещенный воистину царь!

II

Небо царю повеление шлет,
Он совершает свой ратный поход —
Чун31 покарал Просвещенный — и вот,
Город на фынской земле создает32.
Был Просвещенный воистину царь!

III

Стены возвел он по вырытым рвам,
Фын он воздвиг соответственно им,
Мелким не стал предаваться страстям,
К предкам — сыновнепочтителен сам.
Был он, державный, воистину царь!

IV

Славными были заслуги царя,
Только лишь стены он Фына воздвиг,
Стали едины пределы страны —
И точно столп царь державный велик.
Был он, державный, воистину царь!

V

Фын свои воды стремит на восток —
Юй совершил свои подвиги встарь!33
Стали едины пределы страны —
Царь наш державный им всем государь!
Он, наш державный, воистину царь!

VI

Круглый, как яшмовый скипетр, пруд
В Хао-столице34. С востока идут,
С запада, севера, юга... Смотрю:
Нет уж нигде непокорных царю!
Он, наш державный, воистину царь!

VII

Судит наш царь и гадает о том,
Будут ли в Хао столица и дом.
Будет! — решил черепаховый щит. —
Царь наш Воинственный дело вершит.
Он, наш Воинственный, — истинно царь!

VIII

Травы питает река наша Фын.
Разве У-ван не трудился один?
Планы исполнил для внуков своих,
Будет доволен почтительный сын!35
Царь наш Воинственный — истинно царь!

31   Чун — древнее царство, находившееся на территории нынешнего уезда Хусянь провинции Шэньси.
32   Фын — приток реки Вэн, впадающей в Хуанхэ. От него получили название прилегающая местность и столица царя Вэнь-вана.
33   Юй — легендарный царь Китая, прорывший каналы и изменивший течения рек. С этой строфы речь в оде идет о царе У-ване.
34   Царь У-ван перенес свою столицу в город Хао, неподалеку от города Фын. Перед дворцом он приказал вырыть пруд в форме яшмового кольца — знака княжеской власти, в центре пруда на острове основал школу.
35   Почтительный сын — царь Чэн-ван (1115—1078 гг. до н. э.).




II.




ОДА ГОСУДАРЮ ЗЕРНО (ХОУ-ЦЗИ)1
(III, II, 1)


I

Древен народ наш — с самых первичных времен!
Он Цзянь Юань — праматерью нашей — рожден.
Как порожден был народ наш? Могла Цзянь Юань,
Зная обычай, для жертвы принесть свою дань,
Чтобы бесплодье минуло ее, — и в ответ
Пальца большого владыки верховного след
Видит она, на него наступает... И вот,
Вся задрожав, в тот же миг понесла она плод...
Времени мало ждала она — ей суждено
Было родить и питать государя Зерно.

II

Месяцы вышли — был первенец ею рожден
Так же легко, как овцою ягненок рожден.
Он ей не рвал и не резал утробу тогда,
Не было матери славной ни мук, ни вреда.
Это ль не чудо явилось у всех на глазах?
Разве верховный владыка не рад в небесах?
Чистая жертва ему не приятна ль была? —
Первенца очень легко Цзянь Юань родила.

III

В узкий загон для скота положили его2.
Овцы с быками, жалея, укрыли его.
Был он покинут потом на равнине в лесу —
Но дровосеки его подобрали в лесу.
Брошен младенец на смерзшийся лед в водоем —
Птица его, согревая, укрыла крылом!
Птица едва оставляет ребенка на миг —
Князя Зерно раздается пронзительный крик.
Так был силен и протяжен им изданный звук,
Что все дороги собою наполнил вокруг!

IV

На четвереньках едва только ползает он,
Но, как скала, уже он и могуч и силен!
Пищу едва научился тянуть себе в рот —
А уж бобами успел засадить огород!
Пышно, как флаги, бобы в изобилье стоят,
Пышные злаки красиво посеяны в ряд,
Тучей тучнеет пшеница и с ней конопля,
Многое множество тыкв покрывает поля!

V

В поле Зерно государь изо всех своих сил
Силам природы взрастить урожай пособил.
Дикие сорные травы сгоняет с земли,
Сеет хлеба, чтобы, ярко желтея, росли.
Вот в скорлупе своей все набухает зерно,
Вот прорвалось, вот росток выпускает оно...
Вот и пробился росток, вот и колос стоит:
Зерна окрепли и стали добротны на вид.
Зернами полный склоняется колос — созрел!
Тай, как наследственный дом, получил он в удел,

VI

Много прекрасных семян раздавал он кругом:
Черное просо и просо с двойчаткой-зерном3,
Красное сорго в белое! Всюду подряд
Черное просо и просо-двойчатка стоят,
Сжали и в груды сложили весь хлеб на полях,
Сорго — и красным, и белым — покрыта земля,
Носят его на плечах, на спине по домам...
Жертвы приносит народ, что взлелеял он сам!

VII

Как же нам жертву такую готовить дано?
Тот обдирает, а тот растирает зерно,
Тот провевает, тот топчет колосья ногой,
Плещутся всплески — зерно промывает другой.
Варят зерно — вот уж пар над котлами поплыл.
Надо, чтоб каждый посильную лепту вложил!
Надо с полынью для жертвы размешивать жир,
Духам дороги баранов готовить на пир.
Мясо повсюду и варит, и жарит народ,
Чтобы успешно начать наступающий год.

VIII

Мы это мясо кладем в деревянный сосуд,
Чистым отваром сосуды из глины нальют...
Стал уж вздыматься от них к небесам аромат,
Неба верховный владыка доволен и рад —
Благоуханью ль, что не запоздало оно?
Жертве ль, указанной нам государем Зерно, —
Той, непорочной, что, свято блюдя, как закон,
Здесь приносили еще и до наших времен!

1   Хоу-цзи — государь Зерно — легендарный предок племени чжоу, научивший народ возделывать землю и впоследствии Считавшийся богом — покровителем земледелия.
2   Полагали, что необычайность рождения Хоу-цзя чревата несчастьями, и решили таким образом от него отделаться.
3   Черное просо, содержащее два зерна в одной оболочке.


ПИР4
(III, II, 2)


I

Густо тростник возле самой дороги растет,
Пусть не потопчет и пусть не примнет его скот!
Вот развернется тростник, свой наденет наряд —
Нежные листья его заблестят, заблестят.
Кровные, кровные братья теперь у меня —
Не разлучайтесь, да будет вся вместе родня!
Вот и циновки для пира подстелены вам,
Низкие столики ставят — опору гостям.

II

Столики поданы, мат на циновку кладут,
Слуги, сменяясь все время, подносят еду.
Чаши хозяин сперва наливает гостям —
Гости подносят ему, чтобы выпил он сам.
Чаши омыты, но их наполняют опять:
Каждый отставил в сторонку, не стал выпивать.
Ставят соленья и с соусом острым блюда,
Ставят жаркое и печень. Богата еда!
Лакомый самый кусочек — язык и сычуг.
Гусли поют... В барабаны ударили вдруг!

III

Лук установлен — изогнуты круто углы,
И в равновесии строгом четыре стрелы;5
Спущены стрелы, в цель они метко летят...
Судя по меткости, гости поставлены в ряд.
Туго натянуты луки резные, и вот,
Каждый четыре стрелы из колчана берет:
В цель как впиваются стрелы! Закончив игру,
Тех, кто не чванился, ценят гостей на пиру.

IV

Пира хозяин — потомок преславных отцов —
Добрым, приятным вином угостить нас готов.
Вот наливает большими ковшами, а сам
Жизни до желтых волос он желает гостям,
Желтых волос и пятнистой спины, как у рыб6, —
Чтобы друг другу советом всегда помогли б,
Чтоб долголетней счастливая старость была, —
Дни благоденствия множатся пусть без числа!

4   В оде описан пир, дававшийся главой знатного рода своим родичам после храмового жертвоприношения общему предку. Пир сопровождался пением под аккомпанемент арф и боем барабанов, а также состязанием гостей в стрельбе из лука.
5   Во время состязания каждому стрелку полагалось выпустить четыре стрелы, у которых строго выравнивался центр тяжести, что обеспечивало их прямой полет.
6   Речь идет о пожелании дожить до самой глубокой старости, когда белые волосы желтеют, а на спине появляются пятна.


ОДА ХОЗЯИНУ ПИРА
(III, II, 3)


I

Ныне вином напоил допьяна,
Нас напитал от великих щедрот.
Тысячи лет да живешь, государь!
Светлое счастье твое да растет!

II

Ныне вином напоил допьяна,
Данный тобою прекрасен обед.
Тысячи лет да живешь, государь!
Да возрастет лучезарный твой свет.

III

Свет лучезарный твой блещет кругом -
Ясность высокая с добрым концом!
Добрый конец ты теперь заложил —
Мертвых наместник7 добро возвестил.

IV

Что возвестил он? Сосуды полны,
Яства в сосудах чисты и вкусны.
В помощь избрал ты достойных друзей8
В них величавость и строгость видны.

V

В срок величавость и строгость яви!
Сын твой почтительной полон любви.
Не оскудеет любовью твой сын,
Благо вовеки тебе, господин!

VI

Благо какое да будет тебе? —
Вечно счастливый, в покоях дворца
Тысячи лет да живи, государь!
Будет потомство твое без конца!

VII

А каково же потомство твое?
Милость небес навсегда над тобой,
Тысячи лет да живи, государь,
Ты, одаренный великой судьбой!

VIII

Как одарен ты судьбой навсегда?
Ты удостоен преславной жены,
Ты удостоен преславной жены —
Внуков отцами да будут сыны!

7   Мертвых наместник — лицо, представляющее предков и принимающее от их имени жертвоприношение.
8   Имеется в виду помощь при жертвоприношениях общему предку.


ОДА
О НАМЕСТНИКЕ МЕРТВЫХ
(III, II, 4)


I

Утка и чайка на Цзине-реке — над водой9.
Мертвых наместник пришел насладиться едой.
С чистым вином твоим, вижу, сосуды стоят,
Яства твои издалека струят аромат.
Мертвых наместник пирует и пьет у тебя,
Счастье его совершенно, он весел и рад.

II

Утка и чайка сидят на песке у воды.
Мертвых наместник явился отведать еды.
Ты угощаешь его в изобилье вином,
Яства прекрасны на вкус на обеде твоем.
Мертвых наместник пирует и пьет у тебя,
Гостеприимная радость наполнила дом.

III

Утка и чайка на остров садятся средь вод.
Мертвых наместник теперь на пиру отдохнет.
Чисто отцежено, вижу, для гостя вино,
Яства твои — то крошеное мясо одно.
Мертвых наместник пирует и пьет у тебя,
Радость нисходит на гостя, и счастье полно!

IV

Утка и чайка по устью притока плывут.
Мертвых наместнику — пир и почет воздадут!
Ныне едой насладиться явился он в храм10,
Счастье и радость нисходят с наместником к нам.
Мертвых наместник пирует и пьет у тебя,
Высшим блаженством и счастьем исполнен он сам!

V

Утка и чайка в стремнине потока меж скал.
Мертвых наместник, он радостным, радостным стал!
Вкусно вино твое и веселым-весело,
И ароматами мясо давно изошло!
Мертвых наместник пирует и пьет у тебя,
В будущем минут тебя и несчастье и зло.

9   Цзин — приток р. Вэй, впадающий в Хуанхэ.
10   Жертвоприношение совершалось в храме предков, в заднем притворе которого на другой день особо чествовалось лицо, представлявшее предков.


ОДА ЦАРЮ
(III, II, 5)


I

Счастлив наш государь, прекрасен он,
Достоинством высоким одарен.
Ведя как подобает свой народ,
От неба принял множество щедрот,
И волей неба верно он храним,
И милость неба непрерывно с ним.

II

Его богатств крупнее не найдешь,
Бессчетно и его потомство тож.
Почтительны державные сыны —
Князья, цари, достойные страны, —
Не умалят того, что сделал он,
Блюдя и помня древний наш закон!

III

У них величья полон строгий вид,
Их слава без ущерба прозвучит,
Чужды им будут ненависть и гнев.
Друзей своих советы рассмотрев,
Они стяжают счастье свыше мер,
Для всей страны кормило и пример!

IV

Кто нам пример, тот явит и закон,
Друзьям и близким мир дарует он.
Владыка, и вельможа, и солдат
К царю с любовью взоры обратят.
Кто не ленив на троне будет, тот
В довольстве успокоит свой народ.


ОДА КЖЯЗЮ ЛЮ
(III, II, 6)


I

Великодушен князь — преславный Лю11!
Он отдыха не знает от работ:
Межи в полях, черты границ ведет,
С полей в амбары жатву соберет.
Зерно сложил в мешки на этот год,
В тюка припасы: думал он свой род
Во славе успокоить. «Пусть народ
Натянет луки, стрелы припасет,
Секиры, копья и щиты возьмет!»
Князь Лю тогда отправился в поход.

II

Великодушен князь — преславный Лю!
К долине этой обращает лик:
На ней народ числом уже велик.
Народ спокоен: всюду он проник —
Народ вздыхать подолгу не привык!
И вот поднялся князь на горный пик,
Спустился вновь в долину, где родник.
На поясе что было у него?
Редчайшие каменья и нефрит,
И в самоцветных ножнах меч висит.

III

Великодушен князь — преславный Лю!
Идет туда, где сто истоков вод,
Широкою долиною идет;
Поднялся он на южные хребты,
Высокий холм увидел с высоты:
Там место есть для множества жилищ,
Он жителей велел селить на нем.
Для чужеземцев он построил дом,
И здесь за словом слово будет течь,
А там пойдет за мудрой речью речь.

IV

Великодушен князь — преславный Лю!
Себе на горке прочно ставит дом.
Величья полные мужи кругом...
Велит постлать циновки в доме том,
Зовет на пир, и гости входят в дом,
Расселись — приказал он пастухам:
Свинью из хлева выбрали б, — а сам
В простые тыквы льет вино гостям.
И те едят и вьют вино его
И как царя, как предка чтут его12.

V

Великодушен князь — преславный Лю!
Его земля обширна — всех сторон
Границы очертил по тени он;13
Где солнечный и где тенистый склон,
Где токи рек, стремится он узнать.
Три легиона — княжеская рать...
Он знает, где возвышенность, где падь.
Межи и подати ввел с этих пор.
Узнал страну он к западу от гор.
Владений Бинь просторным стал простор!

VI

Великодушен князь — преславный Лю!
Лишь временный себе поставил дом.
Как через Вэй устроил он паром,
К себе железо стал возить на нем.
Устроив всех, межи везде ведет —
В довольстве множится его народ.
Строенья сжали весь Хуан-поток,
Достигли мест, где мчится Го-поток, —
Идут они, густы и широки,
До самых до излучин Жуй-реки!14

11   Преславный Лю — по преданию, потомок Хоу-цзи и предок дома Чжоу. Князь Лю вывел свой народ из страны западных варваров в сторону Бинь, где и основал свое княжество.
12   ...как предка чтут его — признают его главой рода.
13   Речь идет об определении сторон света по тени, отбрасываемой шестом.
14   Жуй — приток реки Цзин.


ОДА БЛАГОСКЛОННОМУ ГОСУДАРЮ
(III, II, 7)


Там далёко вода дождевая бежит по дороге —
Зачерпните ее, принесите сюда эту воду:
Можно рис отварить и, обед приготовив, подать.
Государь и счастливый, и вместе любезный народу,—
Для народа он словно отец и родимая мать!

Там далёко вода дождевая бежит по дороге —
Зачерпните ее, принесите сюда эту воду:
Пригодится она, чтобы вымыть в ней винный сосуд.
Государь и счастливый, и вместе любезный народу, —
И народ, прибегая к нему, обретает приют!

Там далёко вода дождевая бежит по дороге —
Соберите скорей, принесите сюда эту воду:
Пригодится, чтоб вымыть сосуды водою такой!
Государь и счастливый, и вместе любезный народу, —
И народ, прибегая к нему, обретает покой!


ОДА ЦАРЮ
(III, II, 8)


I

Где холм стоит, в излучину на нем
Донесся с юга теплый ветер вдруг.
Ты, наш счастливый, добрый государь,
Пришел гулять и песни петь вдвоем;
Услышь же песни этой стройный звук.

II

Прогулки — красят твой досуг они;
С приятностью гуляя, отдохни.
Ты наш счастливый, добрый государь,
Да будет долгой жизнь твоя, и ты,
Как прежние цари, окончишь дни!

III

Обширна и славна твоя земля,
И все растет и крепнет день за днем.
Наш благосклонный, мудрый государь,
Да будет долгой жизнь твоя, и ты
Всех духов, как гостей, да вводишь в дом15.

IV

По воле неба взыскан ты давно
Щедротами16, и благо суждено
Тебе, счастливый, добрый государь!
Да будет долгой жизнь твоя! Тебе
Навеки счастье чистое дано.

V

Да будут же помощники царя
Сыновним долгом, доблестью полны —
От них совет и помощь для царя.
Ты, наш счастливый, добрый государь,
Да будешь ты законом для страны!

VI

Величья полон твой достойный вид,
Будь духом чист, как скипетра нефрит17,
Пусть слава добрая твоя звучит.
Ты, наш счастливый, добрый государь,
Для всей страны ты — правило и щит!

VII

Четою ныне фениксы летят,
В полете крылья их шумят, шумят,
Вот по местам они расселись вдруг.
Есть у царя немало верных слуг,
Почтительных, готовых для услуг:
Сын неба для таких — любимый друг!

VIII

Четою ныне фениксы летят,
В полете крылья их шумят, шумят,
И неба достигает их полет.
Царь много, много добрых слуг найдет:
Коль царь свои приказы им дает,
Они полюбят весь его народ18.

IX

И ныне фениксы поют четой,
На том хребте поют, что так высок...
Растут утунги на горе на той,
Чей склон глядит под солнцем на восток:
Утунги19 в зелени густы, густы,
А звуки пенья так чисты, чисты!

X

Есть колесницы ныне у царя —
В его войсках так много, много их.
Есть у тебя и кони, государь,
И быстр привычный бег коней твоих!
Ты песни пел — и лишь в ответ на них
Сложил и я короткий этот стих.

15   Да продолжишь ты жертвоприношения духам своих предков, как это надлежит главе рода, да воздашь им почести в храме.
16   Небо давно уже вручило царство твоему предку, твоему роду.
17   Нефрит и яшма издавна считались в Китае символом чистоты.
18   Если вы, государь, не будете передоверять свою власть недостойным людям, а будете лично заниматься делами управления, то и ваши слуги будут заботиться о народе и любить его.
19   Утунг — масличное дерево. Согласно легенде, на него садятся чудесные птицы — фениксы.


НАРОД СТРАЖДЕТ
(III, II, 9)


I

Народ наш страждет ныне от трудов —
Удел его пусть будет облегчен.
Подай же милость сердцу всей страны20,
Чтоб мир снискать для четырех сторон.
Льстецам бесчестным воли не давай,
Чтоб всяк недобрый был предупрежден,
Закрой пути злодеям и ворам —
Небесный ведь не страшен им закон.
Дай мир далеким, к близкий добрым будь,
Да укрепится этим царский трон!

II

Народ наш страждет ныне от трудов —
Пусть он вздохнет немного от работ.
Подай же милость сердцу всей страны,
Чтоб стал единым ныне наш народ!
Льстецам бесчестным воли не давай,
Чтоб в страхе был смутьянов шумный сброд.
Закрой пути злодеям и ворам,
Избавь народ от горя и забот.
Не оставляй трудов своих — тогда
Покой и государь наш обретет.

III

Народ наш страждет ныне от трудов!
Чтоб передышку все же он имел,
Столице нашей милость окажи,
И в мире будет каждый наш удел.
Льстецам бесчестным воли не давай,
Чтоб тот был в страхе, кто забыл предел.
Закрой пути злодеям и ворам,
Пусть зло они отныне не творят.
Блюди всегда достойный, строгий вид,
И те придут, кто доблестью богат.

IV

Народ наш страждет ныне от трудов,
Пусть он немного отдохнет пока.
Подай же милость сердцу всей страны,
Чтоб скорбь людей была не так горька.
Льстецам бесчестным воли не давай,
Зло обуздай, смири клеветника,
Закрой пути злодеям и ворам,
Чтоб истина не рушилась века!
И пусть теперь ты сам и мал, и слаб,
Твоя заслуга будет велика!

V

Народ наш страждет ныне от трудов,
Он мог бы в мире жить, но мира нет.
Подай же милость сердцу всей страны,
И царство не узнает больше бед!
Льстецам бесчестным воли не давай,
Чтоб вечно в страхе подлый был клеврет,
Закрой пути злодеям и ворам,
Чтоб истине не причиняли вред.
Как яшму, будет царь любить тебя, —
Прими же этот строгий мой совет.

20   Сердцу всей страны — то есть столице.


ОДА В ПОУЧЕНИЕ БЕСПЕЧНОМУ
ЦАРЕДВОРЦУ
(III, II, 10)


I

Милость верховный владыка сменил на грозу:
Страждет от гнева его весь народ наш внизу.
Сходное с истинным слово не выйдет из уст.
Так и расчет недалек, что ты строишь, и пуст.
«Нет мудреца и опоры!» — ты скажешь в ответ?
Только воистину правды в речах твоих нет —
Этот расчет, что построил ты, вновь недалек!
В слове моем оттого и великий упрек.

II

В дни, когда небо лишь беды нам шлет с высоты,
Не подобает быть вовсе веселым, как ты.
В дни, когда небо колеблет всю землю, — пред ним
Не подобает быть вовсе беспечным таким!
Если в согласие с истиной слово придет,
Будет в согласии добром отныне народ.
Речь твоя доброю будет — от речи такой
Будут в народе устойчивы мир и покой.

III

Службы хотя и различны у нас, говорю:
Мы, как товарищи, оба на службе царю.
Ныне пришел я, чтоб дать тебе добрый совет,
Слушаешь ты, а к словам и внимания нет.
Ныне о важных делах я веду свою речь —
Этим с усмешкой такою нельзя пренебречь.
Древний народ говорил, что разумен лишь тот,
Кто и у сборщика сучьев советы берет!

IV

В дни, когда небо являет жестокость и гнев,
Не подобает над этим шутить, обнаглев.
Правдою правда в словах у меня, старика, —
Ты же хоть молод, а гордость твоя велика
Так не считай же безумными сказанных слов! -
Горе в забаву себе обратить ты готов.
Видишь: пожар все сильней и опасней везде,
Только лекарства не сыщешь ты в помощь беде!

V

В дни, когда ярости неба народу не снесть,
Не подобают тебе ни зазнайство, ни лесть.
Вид и достоинство ныне теряешь ты сам!
Добрые люди подобны теперь мертвецам21.
В дни, когда плач и стенанье — народа удел,
Вникнуть в причину стенанья никто не посмел!
Смута везде, разоренье и гибель, и вот:
Нет никого, кто б утешил наш бедный народ!

VI

Небо людей просветляет, им радость дарит,
С флейтою нежной согласно сюань так звучит,
Княжеский жезл так слагался из яшм — так оно
Вам покровительствует и ведет вас давно22.
Если ведет, разве спросишь прибавки? И вот
Так же легко небеса просветляют народ!
Много грехов у народа, и ныне при всех
Не выставляй напоказ ты и собственный грех!

VII

Доблести муж величавый — он царства оплот,
Царства ограду собою являет народ,
Сильных удел — перед входом поставленный щит23.
Род знаменитый — столпом и опорой стоит,
В мире любовью к добру утвердится страна,
Родичи наши — тебе крепостная стена;
Не допускай же, чтоб стены разрушились в прах,
Чтоб не осилил, тебя, одинокого, страх!

VIII

Страх перед гневом небес постоянно имей
И предаваться веселью и играм не смей;
Бойся, что небо изменит все судьбы людей,
И на погибель страшись погонять лошадей!
Небо державное — это сияющий свет,
Где б ты ни шел, от него не укроешься, нет!
Небо державное — это как солнца восход —
Всюду беспутство твое озарит и найдет!

21   ...подобны... мертвецам — то есть совершенно беспомощны.
22   Небо просветляет народ с такой же легкостью, с какою звучат вместе сюань и флейта, с какою складывается из двух половин яшмовый княжеский жезл.
23   Перед входом поставленный щит. — См. Нравы царств, гл. VIII, примеч. 2.




III.




СЛОВО ВЭНЬ-ВАНА
ПОСЛЕДНЕМУ ГОСУДАРЮ ШАН1
(III, III, 1)


I

Великий, великий верховный владыка —
Владыка народов, живущих внизу.
Жестокий и грозный верховный владыка —
Дары его злом осквернились внизу!
Хоть небо рождает все толпы народа,
Нельзя уповать лишь на волю творца:
Недобрых совсем не бывает вначале,
Но мало кто добрый дожил до конца2.

II

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
Насилие и угнетение вижу,
Одна лишь корысть и стяжанье вокруг!
Насильники эти на месте высоком,
А ты из стяжателей выбрало слуг —
Нам небо их, наглых, на муку послало,
А ты подняло их, ты силу им дало».

III

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
Имеешь ты к долгу ревнивых людей,
Насильники ж злобу плодят между нами,
Тебе отвечают пустыми словами,
А здесь при дворе только вор и злодей:
С проклятьями злоба кругом зашумела,
И нет им границы, и нет им предела!»

IV

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
В стране лишь твоя злая воля была,
И доблесть твоя — лишь стяжание зла,
И доблесть царя твоего не светла!
Нет помощи трону кругом, но хула
Идет, что померк твоей доблести свет
И в царстве достойных советников нет».

V

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
Вином разве небо поит тебя? — Нет!
Ты следуешь тем, что от долга далеки,
Ты облик достойный теряешь в пороке,
И света от полного мрака невмочь
Тебе различить, только крики и вопли
Я слышу, и день обратило ты в ночь!»

VI

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
Гудит, как цикады, и ропщет народ,
Бурлит, как в разливе вскипающих вод:
Великий и малый здесь гибель найдет,
Но ты продолжаешь губительный ход,
И гнев поднимается в царстве Срединном3,
До демонских стран4, разливаясь, идет».

VII

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
Безвременье шлет не верховный владыка —
Ты, Инь, небрежешь стариною великой.
Хоть нет совершенных и старых людей,
Законов живет еще древнее слово,
Но ты не вникаешь в законы, и снова
Великие судьбы распасться готовы»5.

VIII

И царь Просвещенный воскликнул: «О, горе!
О, горе великое царству Инь-Шан!
Народ поговорку имеет такую:
Коль валятся, корни подняв, дерева,
А ветви их целы, жива и листва,
То были подрезаны корни сперва!6
Для Инь недалеко и зеркало есть,
И память о Ся государе7 жива!»

1   Последний царь династии Шан (1766—1122 гг. до н. э.) по имени Чжоу, известный распутством и жестокостью, был свергнут с престола вторгнувшимся в пределы его царства с запада племенем чжоу, которое основало свою династию — Чжоу. Вэнь-ван — царь Просвещенный, глава племени чжоу, предупреждает шанского царя Чжоу о близкой гибели и призывает его положить конец своим беззакониям.
2   Человек от рождения добр, но натура его искажается из-за приобретаемых в течение жизни пороков, и это приводит в гнев верховного владыку.
3   В царстве Срединном — в Китае.
4   До демонских стран — до самых отдаленных стран, где обитают варвары и демоны.
5   ...снова великие судьбы распасться готовы. — Небо, давшее трон династии Шан, готово изменить свое решение, и тогда династия падет.
6   Если царство, на которое не нападают извне и где нет восстаний внутри, со стороны князей, находится все же на краю гибели, то, значит, сам корень этого царства — государь его — утратил сознание долга и сам является виновником гибели.
7   Судьба тирана Цзе, последнего царя первой китайской династии Ся, свергнутого с престола первым царем шанской династии, могла бы служить зеркалом и примером для самой династии Инь (Шан) в лице ее последнего представителя.


ПОУЧЕНИЕ ПРАВИТЕЛЮ
(III, III, 2)


I

Прежде всего за достойной осанкой следи:
Признак она, что достоинство скрыто в груди.
Люди теперь поговорку сложили вот так:
Всякий мудрец, говорят, непременно дурак!
В глупости черни, пожалуй, сказать бы я мог,
Главное то, что она прирожденный пророк;
Из мудрецов же бывают лишь те дураки,
Кто поступает природе своей вопреки.

II

Силы мудрей человека воистину нет:
Вся Поднебесная слушает мудрый совет.
Если: б явил он и доблести светлой дела —
Вся бы страна за таким государем пошла.
Тверды указы, и планы его широки,
К времени слово, и думы его далеки,
Если блюдет и осанку достойную он,
То для народа правитель — пример и закон.

III

Если же ныне блуждает правитель иной,
Сам поднимает он смуту в правленье страной,
Доблести духа в себе ниспровергнул давно
И погрузился бездумно в одно лишь вино.
Ты хоть утехам безмерно предаться готов,
Разве не вспомнишь и ты о наследье отцов?
Не устремишься ль душою ты к древним царям,
Правилам светлым ужель не последуешь сам?

IV

Небо державное нас отвергает, и вот,
Не уподобимся ль ныне источнику вод:
В бездне исчезнуть в мы не стремимся ужель?
Раньше вставай и лишь ночью ложися в постель,
Двор свой опрыскай и вымети сор со двора:
Будешь народу примером труда и добра.
Сам же готовь и коней с колесницами ты,
Стрелы и копья готовь, и мечи, и щиты:
Будешь на страже ты против внезапной войны:
Прочь да изгонишь и варваров южной страны.

V

Да укрепишь ты народ свой на добром пути,
Княжеский долг и закон исполняй ты и чти.
Будь наготове, чтоб недруг врасплох не застиг,
Будь осторожен в словах, что пришли на язык.
Вид величавый и вместе достойный блюди:
Будет во всем и добро и покой впереди.
Если с пороком белейшая яшма жезла,
Тут бы шлифовка исправить порок помогла;
Если же в слове твоем оказался порок,
Что б ты ни делал, но слова б исправить не мог.

VI

Пусть легковесного слова не скажут уста,
Речь у тебя да не будет небрежно пуста:
Знай, что не держит никто языка твоего,
Слово нельзя отпустить, не обдумав его.
Знай же, что слово найдет непременно ответ,
Блага, чтоб кануло без воздаяния, — нет.
Милостив будешь к советникам — станешь любим,
Милостив будь и к народу, как к детям своим.
Внуков пойдет от тебя непрерывная нить:
Тысячи тысяч да будут им вечно служить.

VII

Видят, как ты е благородными дружбу ведешь!
Лик твой приятен и мягок, и сам. ты хорош,
Думаешь, как бы не вышло ошибки какой,
Будь же таким и тогда, как заходишь в покой:
Перед отверстием в крыше8 своей не красней,
Не говори, что не видно, каков ты под вей,
И что никто за тобой не следит: и тогда
Светлые духи незримо приходят сюда.
Можно ль предвидеть и их появление здесь?
Может быть, паче у них отвращение есть.

VIII

Если, правитель, ты явишь нам доблесть души,
Если поступки добры и всегда хороши,
Если хранишь ты заботливо благостный вид,
Без упущений ведешь себя, как надлежит,
Если чужды тебе будут обида и грех,
Разве не будешь, правитель, примером для всех?
Кто мне подарит душистого персика плод,
Сливу всегда от меня в благодарность возьмет.
Кто ж от ягненка захочет рогов, не шутя,
Только обманом потешит себя, как дитя9.

IX

Ствол деревца, если нежен он, гибок, упруг,
Шелковой нитью покроют и сделают лук.
В том, кто исполнен вниманья к другим и тепла,
Доблесть в таком человеке опору нашла.
Если я мудрого разумом вижу и сам
Тут же его поучаю я добрым словам,
Будет добро он послушно творить до конца;
Если ж случится учить от природы глупца,
Скажет, напротив, такой, что я вовсе не прав:
Каждый в народе имеет свой собственный нрав.

X

Малый ребенок недавно явился на свет,
Не понимает еще, что добро и что нет;
Я же не только ребенка за ручку вожу,
Но непременно и дело ему покажу;
Кроме того, что учу его с глазу на глаз,
Уши, бывает, ему надираю не раз.
Если ж ты скажешь, что сам неразумен, — то ложь.
На руки сына и сам ты порою берешь.
Кто, как не полный гордыни, постигнув с утра,
Только к закату исполнил бы дело добра.

XI

Неба державного всепроникающий свет!
В жизни моей ни веселья, ни радости нет.
Вижу я, мрак омрачил тебя, точно во сне,
Болью болеет от этого сердце во мне.
Я поучал тебя, вновь повторяя слова,
С видом небрежным меня ты прослушал едва,
Не за того меня счел ты, кто учит людей,
А за того меня счел, кто другому злодей.
Если ж ты скажешь, что разумом сам не велик, —
Вспомни, что сам ты почтенный глубокий старик!

XII

Если ж и впрямь ты как малый ребенок теперь,
Древние истины я повествую, поверь!
Слушай и следуй отныне советам моим,
Горьким раскаяньем после не будешь томим.
Небо нам беды и скорби послало пока,
Гибель, скажу я, и этому царству близка.
Мне за примером не надо далеко идти:
Небо державное, знай, не блуждает в пути.
Кто ж исказил в себе доблесть врожденную, тот
Сам навлекает великую скорбь на народ!

8   В северо-западных, наиболее интимных, помещениях дворца обычно не делали окон, и свет в них проникал через особые отверстия в крыше. Перед отверстием в крыше — в месте, где тебя никто не видит.
9   Если правитель явит народу добрые качества, то и народ воздаст ему добром. Если же правитель захочет добра от народа, не давая ему примера сам, то он уподобится человеку, желающему получить от ягненка бараньи рога.


ОДА БЕСЧЕСТНЫМ ПРАВИТЕЛЯМ
(III, II, 3)


I

Нежная в пышной листве шелковица10,
Тень ее всюду под нею ложится.
Листья сорвали, и ствол засыхает:
Люди без тени под нею страдают.
Сердце безмерной точится тоскою,
В скорби своей я не знаю покоя.
Вышнее небо, повсюду твой свет;
Разве ко мне сострадания нет?

II

Кони в четверках могучи, могучи,
Носятся сокол и змеи, как тучи,
Мира не стало, и смута родится,
К гибели каждое царство стремится11.
Черноволосых в народе не встретишь12,
Всюду лишь горе и пепел заметишь.
Горе! Печалью исполнен народ:
Царство опасной дорогой идет!

III

Царство идет к своей гибели скорой,
Heбo оставило нас без опоры!
Даже пристанища нам не найти.
Как мы идем, по какому пути?
Коль благородные люди на деле
В сердце охоты к вражде не имели,
Кто ж породил бесконечное зло,
Что нас к несчастью теперь привело?

IV

Скорбное сердце тоскою изныло:
Вспомнил о доме и родине милой.
Видно, родился в недоброе время:
Вынес я гнева небесного бремя.
С дальнего запада шел на восток я:
Места найти, где б укрыться, не мог я,
Много страданий я видел — сильней
Боль испытал у родных рубежей,

V

Держишь советы, и сам ты на страже:
Слабнешь, а смута расширилась даже!
Правду скажу вам про ваши печали —
Если б к себе мудрецов приближали,
Кто же горячее взял бы рукою,
Не остудив его прежде водою?
Можем ли кончить мы дело добром,
Если все вместе в пучину идем?

VI

Ветер навстречу подует — пожалуй,
С ним в не справится путник усталый...
Люди в народе есть доброго нрава,
Но говорят: «Мы не справимся, право!»
Вместе с народом и до утомленья
Любят пахать они вместо кормленья13.
И лишь один земледельческий труд
Вместо «кормленья» и ценят и чтут.

VII

Небо нам смуты и смерти послало:
Царь наш лишен уже мощи бывалой.
Шлет оно вредных жуков, угрожая
Хлебные нивы лишить урожая.
Царство в великой печали и в горе:
Все в запустенье окажется вскоре.
Силы не стало хребет распрямить,
Взор на синеющий свод обратить!

VIII

Царь справедливость проявит — и вежды
Люди, очнувшись, поднимут с надеждой...
Планы задумавши, — пусть не однажды
Царь проследит за помощником каждым!
Если ж бессмысленно всех ты неволишь,
Правым считаешь себя одного лишь,
Прихоти следуешь только — и вот,
В ярость безумья приводишь народ!

IX

В чаще лесов ты увидишь: под сенью
Дружно стадами гуляют олени...
Здесь же друзья прекословят друг другу,
Доброе дело не ставят в заслугу!
Есть поговорка: куда ни пойдешь —
Взад ли, вперед ли — все в ров попадешь!

X

Мудрого взгляду и мудрого речи
Сразу сто ли перейти — недалече;14
Если же глупого взять для примера,
Рад он безумствовать всюду без меры...
Слово дрожит у меня на устах —
Вымолвить только мешает мне страх...

XI

Добрые люди нашлись бы, но сами
Их не зовут и не дарят чинами;
Тех же, чье жесткое сердце сурово,
Ценят все более снова и снова.
Смуты народ полюбил наш и рад
Горький точить и губительный яд!

XII

Ветер великий путями своими
Долами бродит — пустыми, большими...
Коль человек добронравен — ужели
Добрым себя не окажет на деле?!
Кто же злонравен и дерзостен, тот
Темной и грязной дорогой идет.

XIII

Ветер великий пути свои любит...
Алчный — своих же товарищей губит.
Слушали б — знали бы правду мою;
Ныне ж, как пьяный, лишь песню пою.
Добрыми царь небрежет, — и от дум
Больше и больше мутится мой ум!

XIV

Ныне же, друг ты мой милый, ужели
Песню слагал я, не ведая цели?
Песня моя — точно дротик летящий,
Мелкую мошку порою разящий...
Шел я спасти тебя, песню пропев, —
Встретил в ответ лишь угрозу и гнев.

XV

То, что выходит народ за пределы, —
Это — его совратителей дело!
Зло причинять ему — входит в обычай,
Только, пожалуй, не сладить с добычей!
Те, кто народ наш с пути совратил,
Спорят над ним изо всех своих сил.

XVI

Будет народ успокоен не скоро,
Грабят народ наш жестокие воры.
«Это нельзя», — говорят лицемеры,
Лгут за спиной и поносят без меры.
«Это не мы!» Но ответите вы,
Песню про вас я слагаю, увы!

10   Под шелковицей подразумевается царство Чжоу, прежде цветущее, а затем все более приходившее в упадок.
11   Гибель — неизбежная судьба враждующих между собой удельных князей.
12   Все молодые мужчины взяты в войско или погибли, остались лишь седые старики.
13   Речь идет о тех, кто предпочитает плоды своего личного земледельческого труда доходам от должностей и поместий, жалуемых царем, и не хотят идти на службу.
14   Мудрец предвидит событие по его признакам, сам находясь вдалеке от места его свершения; слова мудреца широко распространяются.


ОДА О ЗАСУХЕ
(III, III, 4)


I

Горела ярко звездная река15,
Кружа, пересекала небосвод.
И царь сказал: «Увы мне, горе нам!
Чем ныне провинился наш народ?
Послало небо смуты нам и смерть
И год за годом снова голод шлет.
Все духам я моленья возносил,
Жертв не жалея. Яшмы и нефрит
Истощены в казне. Иль голос мой
Не слышен стал и небом я забыт?

II

А засуха ужасна и грозна,
И зной, скопясь, поднялся к небесам.
Я жертвы непрестанно возношу,
Переходя е мольбой из храма в храм.
Давно погребены мои дары16
И небу, и земле, и всем богам,
Но князь Зерно помочь в беде не мог,
А царь небесный не снисходит к нам.
Чем видеть мор и гибель на земле,
Я кару принял бы за царство сам!

III

А засуха ужасна и грозна!
Ее не отвратить, и смерть кругом,
И страхом я и ужасом объят,
Как будто надо мной грохочет гром.
О царство Чжоу, где же твой народ?
Калек, и тех не остается в нем!
Небес великих вышний государь,
Ужель царя ты не оставишь в нем?
О предки, как нам в трепет не прийти? —
Не станет жертв пред вашим алтарем!17

IV

А засуха ужасна и грозна!
Ее не угасить, и все в огне,
И все кругом покрыл палящий зной,
И места нет, куда б сокрыться мне.
Надежды нет, куда ни бросишь взор —
Судеб великих близится конец!
Я помощи не вижу от князей,
Издревле правивших в моей стране...
Ужель вы не жалеете меня,
Отец, и мать, и предки в вышине?

V

А засуха ужасна и грозна!
Гора иссохла, и иссяк поток,
И всюду сеет пламя и пожар
Свирепый демон — засух грозный бог.
Изнемогает сердце от жары —
Как бы огонь больное сердце сжег!
Князья, что древле правили страной,
Не слышат нас (мой голос одинок).
Небес великих вышний государь,
О, если б я уйти в изгнанье мог!

VI

А засуха ужасна и грозна!
В смятенье я — бежать мешает страх,
И засухой, не знаю сам за что,
Наказан я, и этот край исчах!
У стран земли моля обильный год18,
Я жертвы в срок вознес на алтарях.
Небес великих вышний государь,
Ужель забыл ты о моих мольбах?
Пресветлых духов чтил я — не должны
Меня их гнев и ярость ввергнуть в прах.

VII

А засуха ужасна и грозна!
Все разбрелись кругом, ослаб закон,
В беде правители моей страны,
Советник царский скорбью поражен.
Начальник стражи нашего дворца,
И конюший, и кравчий — двух сторон
Вельможи19 — все спешат помочь, никто
Не говорит, что не способен он20...
Я взор подъял к великим небесам —
Ужель удел мой только боль и стон?

VIII

Я взор подъял к великим небесам —
Сверкают звезды, предвещая зной!
Мужи совета, доблести мужи,
Свершили все под светлой вышиной.
Судеб великих близится конец —
Не оставляйте труд ваш!.. Я иной
Удел у неба не себе ищу,
А вам, что правите моей страной.
Я взор подъял к великим небесам:
«Да будет милость их и мир со мной!»

15   Звездная река — Млечный Путь.
16   Погребены мои дары. — Одним из способов передачи жертвы духам было погребение ее в землю.
17   Царство падет, и династия прервется.
18   Дословно: обратившись с мольбой к духам всех четырех сторон и к духам земли.
19   Двух сторон вельможи, — стоящие по левую и правую сторону от трона высшие советники царя.
20   Никто не желает уйти в отставку — все остаются на своих местах.


ОДА ШЭНЬСКОМУ КНЯЗЮ21
(III, III, 5)


I

Горы святые22 высоки, велики:
Самого неба достигли их пики.
Духа сошла с них священная тень,
Фу порождает он роды и Шэнь23.
Шэнь поднялися и Фу и с тех пор
Стали для Чжоу24 на место опор,
Царств четырех они стали стеной,
Доблесть явили пред нашей страной!

II

Трудится Шэнь-князь, по царскому слову
Подвиги предков продолжить готовый.
Жалован в Се25 был столицею он,
Южным уделом, — в пример и закон.
Шаоский князь, отряженный царем,
Строит для Шэнь и столицу, и дом,
Юг устрояет: пребудут в веках
Подвиги Шэнь у потомства в руках!

III

Шэньского князя царь чтит приказаньем:
«Южным уделам служить назиданьем;
И чтобы жители сеской земли
Город и крепость тебе возвели».
Шао велел царь, чтоб подати все
С шэньских земель собиралися в Се.
Домоправителю велено вдруг
В Се перевесть домочадцев и слуг.

IV

В Се началися для князя работы,
Князю из Шао тут было заботы.
Прежде воздвиг он вкруг города вал,
Храм и с пристройками после создал;
Храм тот пространно построенный был.
Шаньскому князю наш царь подарил
Сильных-пресильных четыре коня,
Бляхи блестят на них ярче огня.

V

Царь отправляет его из столицы
В царской с четверкой коней колеснице.
«Думал о доме твоем, не нашли
Места достойнее южной земли.
Яшмовый жезл я тебе подарю —
Знак драгоценный, что служишь царю.
Дядя царя своего ты, иди,
Южные наши владенья блюди!»

VI

Вот шэньский князь отправляется, следом
В Мэй26 его царь угощает обедом.
Шэньскому князю на юг повернуть
Надо, он в Се направляет свой путь.
Князю из Шао приказано: все
Были бы подати собраны в Се,
Чтоб в закромах накопилось зерно,
Князю в пути пригодится оно!

VII

Шэньский наш князь так воинственно, смело
В Се приезжает, и свита поспела;
Тьма колесниц, и спешит пешеход.
В царстве великом ликует народ:
«Добрый оплот ныне будет и щит!
Шэньский наш князь разве не знаменит?!
Дядя старейший царя! Наконец,
Будет для власти живой образец!»27

VIII

Шэньский наш князь трех достоинств радетель:
Мягкий, прямой он, для всех благодетель.
Он успокоил уделы страны,
Славою князя все царства полны.
Цзифу28 сложил эту песню о нем,
Сложена песня с большим мастерством:
Полное звуков согласье творю,
Шэньскому князю ту песню дарю.

21   Князь Шэнь был старшим дядей чжоуского царя Сюань-вана (827—781 гг. до н. э.).
22   Святыми горами называли Тайшань (в пределах нынешней провинции Шаньдун), Хуашань (в Шэньси), Хэншань (в Хэ-бэй) и Суншань (в Хэнани). На этих горах царь совершал жертвоприношения.
23   Фу и Шэнь — названия родов, а затем княжеств в пределах нынешней провинции Хэнань. Оба рода происходят из знаменитого в древнем Китае рода Цзян, основатель которого был, по преданию, высшим сановником легендарного царя Яо и хранителем четырех святых гор.
24   Чжоу — название царствующей династии.
25   Май — селение в пределах нынешней Шэньси.
26   Се — княжество в пределах нынешней Хэнани.
27   Будет образцом для военной и гражданской власти.
28   Цзифу (Инь Цзифу) — советник царя Сюань-вана (827—781 гг. до н. э.), автор оды.


ОДА ЦАРСКОМУ НАСТАВНИКУ
ЧЖУН ШАНЬФУ29
(III, III, 6)


I

Небо, рождая на свет человеческий род,
Тело и правило жизни всем людям дает.
Люди, храня этот вечный закон, хороши,
Любят и ценят безмерную доблесть души.
Небо, державно взирая на чжоуский дом,
Землю внизу осветило горящим лучом,
И, чтобы Сына небес не коснулося зло,
Небо в защиту ему Чжун Шаньфу родило.

II

Доблестью духа был наш Чжун Шаньфу одарен,
Мягок, прекрасен, всегда почитал он закон,
Видом достойным и всем выраженьем лица,
Был осторожен, внимателен был до конца.
Древних реченьй как правила жизни любил,
Вид величавый блюдя изо всех своих сил.
Сыну небес был послушен всегда и не раз
Всем возвещал государя пресветлый приказ.

III

Царь говорит: «Чжун Шаньфу, повеленью внемли!
Будь ты примером властителям нашей земли,
Предков своих продолжая заслуги и путь,
Царской особе ты телохранителем будь.
Царскую волю вещая и всюду творя,
Будешь ты сам языком и устами царя!
Наши решенья везде быть известны должны,
Их да исполнят четыре предела страны!»

IV

Важными, важными были приказы царя:
Чжун исполняет их, царскую волю творя,
Был ли послушен иль был непокорен удел —
Светлым умом Чжун Шаньфу это все разумел.
Разума ясность и мудрость ему помогла
И самому оградиться от всякого зла.
Отдыха он не имеет ни в утро, ни в ночь,
Чтоб одному человеку30 в правленье помочь.

V

Мягкий кусочек легко принимают уста,
Выплюнешь твердый кусок не жуя изо рта —
Тоже сложил поговорку такую народ.
Но Чжун Шаньфу человек был, однако, не тот:
Мягкий кусочек его не глотали уста,
Твердый кусок не выплевывал он изо рта —
Не угнетал, как другие, он сирых и вдов,
Сильных отпора не труся, был с ними суров!

VI

Доблесть души человека легка, точно пух,
Редкий поднять ее только найдет в себе дух —
Тоже сложил поговорку такую народ.
Я поразмыслил, подумал над нею, и вот,
Только один Чжун Шаньфу и поднять ее мог,
Я, хоть люблю его, в этом ему не помог.
Царское платье с изъяном бывает31, не зря
Лишь Чжун Шаньфу не боится поправить царя.

VII

Жертву приносит Чжун духам дороги: на ней
Крепких из крепких четверка могучих коней.
Быстрые, быстрые люди собрались в поход:
Думает каждый из них лишь, что он не дойдет.
Мощные, мощные кони четверкою в ряд,
Восемь на них колокольчиков звоном звенят.
Царь повеление дал Чжун Шаньфу, чтобы в срок
Крепость построить, он ехал теперь на восток.

VIII

Сильными, сильными были четыре коня,
Восемь бубенчиков брякают, звоном звеня:
В княжество Ци32 Чжун Шаньфу отправляется мой.
О, поскорей, поскорей возвращайся домой!
Цзифу хотел бы, тебе эту песню сложив,
Нежную песню, как чистого ветра порыв,
Чтоб, Чжун Шаньфу, среди долгих раздумий твоих,
В сердце вошел и печали утишил сей стих.

29   Чжун Шаньфу — первый советник, наставник и телохранитель чжоуского царя Сюань-вана.
30   Одному человеку — то есть царю.
31   И у царя есть свои недостатки.
32   Княжество Ци находилось на территории полуострова Шаньдун.


ОДА ХАНЬСКОМУ КНЯЗЮ33
(III, III, 7)


I

Мощные, мощные Лянские горы34,
Юй лишь один их измерил просторы.
Ханьский наш князь на великом пути,
Должен к царю за указом идти35.
Княжеский жезл царь вручает и званье:
«Дабы продолжил ты предков деянья.
Долг не нарушив пред нами, о князь,
Денно и нощно трудись, не ленясь.
Если ты долг свой исполнишь исправно,
Мы не изменим указ наш державный36.
Дань ко двору не несущих смиря,
Будешь помощником верным царя».

II

Кони в четверке прекрасны и ровны,
Длинны тела их и ростом огромны.
Ханьский наш князь к государю спешит,
С ним его скипетр — чистый нефрит.
Принят был князь государем, потом
Сделаны были подарки царем:
Знамя узорное с перьями птицы,
Верх и резное ярмо к колеснице,
В сбруе чеканные пряжки горят,
Алые туфли и черный халат,
Тут же тигровая шкура лежала,
Вожжи из кожи с кольцом из металла.

III

Жертву приносит всех путников богу
Князь этот ханьский, пускаясь в дорогу.
В Ту ночевал князь, и там для него
Сянь-фу37 готовил уже торжество.
С чистым вином сто кувшинов могли бы
Всех напоить, черепахи и рыбы,
И для приправы к ним поданы лишь
В нежных побегах бамбук и камыш.
Был он одарен, пред тем как проститься,
Царской упряжкой с большой колесницей.
Блюд было множество там, на пиру
Были князья, что пришли ко двору.

IV

Князь избирает супругой желанной
Дочку сестры государя Фэнь-вана38,
Гуй-фу, советника царского, дочь.
Ханьский наш князь, чтобы делу помочь,
К Гуй-фу поехал за девою тою:
Сто колесниц — красота красотою,
Восемь бубенчиков звоном звенят —
Блеск этот разве не радует взгляд?
Вышла невеста и с нею сестрицы —
Словно как туча по небу стремится;
Ханьский наш князь оглядел их в упор —
Словно бы блеском наполнился взор!

V

Гуй-фу с великой отвагою, смело
Все объезжает на свете уделы
И не находит для Хань-цзи39 своей
Ханьского славного царства милей.
В ханьской земле этой радуют взоры
Реки большие, большие озера,
Жирны здесь окуни, жирны лещи,
Ланей же — сколько угодно ищи,
Тут и медведи — большой есть и малый,
Диких котов здесь и тигров достало.
Доброму месту был Гуй-фу наш рад:
Будет для Хань-цзи премного услад.

VI

Ханьский был город велик и достоин,
Некогда яньским народом построен40,
Предкам указ был торжественно дан:
Править народами варварских стран.
Снова обласкан был князь государем:
Чжуй ему дарим и Мо ему дарим.
Севера земли преемствуя, он
Станет главой для окрестных племен.
Стены да строит со рвами и башни,
Пусть собирает он подати с пашни,
В дань представляя, другим не в пример,
Бурых медведей и рыжих пантер.

33   Хань — княжество в пределах нынешней провинции Шэньси.
34   Лянские горы служили как бы естественным укреплением княжеству Хань.
35   Ханьский князь после смерти своего отца должен явиться к царю за получением указа, утверждающего его наследственное право на его княжество, и яшмового скипетра.
36   Ты не будешь лишен княжеского достоинства и власти.
37   Сянь-фу — советник царя Сюань-вана, дававший от имени государя прощальный пир ханьскому князю.
38   Фэнь-ван — царь реки Фэнь. Так был назван чжоуский царь Ли-ван (878—827 гг. до н. э.), свергнутый с престола за жестокости и поселившийся на берегах р. Фэнь.
39   Хань-цзи — дочь Гуй-фу и сестры Ли-вана, жена ханьского князя.
40   Город построен был жителями княжества Янь (в нынешнем Хэбэе). В «Шицзине» есть ряд упоминаний о том, как население различных княжеств сгонялось к границам царства Чжоу для постройки укрепленных городов.


ОДА ШАОСКОМУ КНЯЗЮ ХУ41
(III, III, 8)


I

В Цзяне и Хань высока, высока вода...
Мощным потоком, солдаты, спешим сюда.
Отдых неведом нам вовсе и чужд покой:
Ищем мы варваров там, за Хуай42 рекой.
Вышли уже колесницы у нас в поход,
С соколом знамя расшитое вновь встает.
Ни отдохнуть не могу, ни замедлить шаг:
Стройное войско сразится и дикий враг.

II

Воды и в Хань, и в Цзяне кипят, кипят...
Грозный из грозных вид у моих солдат!
И, успокоив пределы своей страны,
Мы известить о победе царя должны.
«Мирны теперь пределы твоей земли,
Царским владеньям твердый оплот нашли».
Нынче у нас надолго окончен спор...
В сердце царя нисходит покой с тех пор.

III

...Там возле Хань и Цзяна, где рать у нас,
Вновь Шао Ху получает царя приказ:
«Наши расширить земли мы слали рать,
Здесь, на границах, подать с земли собрать,
Мы не тесним с обидою наш народ,
Пусть, как у нас, и всюду налог идет!
Земли межуйте, делите поля скорей,
Так поступайте до самых южных морей!»

IV

Вновь Шао Ху получает приказ царя:
«Так поступайте всюду, указ творя.
В дни, когда Просвещенный престол снискал43,
Шаоский князь для Чжоу опорой стал.
Нас ты теперь дитятей считать забудь!
Шаоский князь, ты предку подобен будь.
Славны твои заслуги, и по трудам
Счастьем великим ныне тебе воздам!

V

Дам я скипетр из яшмы и кубок в нем44,
Для возлияний предкам кувшин с вином.
В храме, где Просвещенный, — его спросив45, —
Много я дам тебе горя, земель и нив!
Ныне от Чжоу получишь ты мой указ,
Примешь, как предок Шао, свой сан от нас».
Ху поклонился в землю, сказав в ответ:
«Царь да живет наш долгие тысячи лет!»

VI

Ху поклонился в землю, обряд творя
И восхваляя милость и дар царя.
Запечатлел князь Шао свои дела —
Тысячи лет Сыну неба, царю — хвала!
Светлый-пресветлый принял владыка вид,
Добрая слава о нем без конца гремит,
Доблести дух высокий он нам несет,
Благом исполнив царства и свой народ!

41   Шаоский князь Ху (Шао Ху) — выдающийся полководец и строитель укрепленных городов на границах царства Чжоу в годы царствования Сюань-вана.
42   Цзян (Янцзыцзян), Хань (приток Янцзы) и Хуай — крупные реки на юге древнего Китая.
43   ...когда Просвещенный престол снискал — когда основателю дома Чжоу, царю Просвещенному (Вэнь-вану), небо передало власть над страной.
44   Такие скипетры употреблялись для возлияний при торжественных жертвоприношениях предкам.
45   Готовясь к торжественной церемонии в храме предков и как бы испрашивая на нее одобрения перед таблицей основателя династии — царя Просвещенного.


ОДА ПОДВИГАМ ЦАРЯ СЮАНЬ-ВАНА
(III, III, 9)


I

Грозный из грозных и светлый-пресветлый у нас
Царь Сюань-ван! Он советнику отдал приказ —
То Хуан-фу, достославного Нань-чжуна внук,
Царского дома великий наставник и друг:46
«В строй расположишь ты ныне шесть ратей моих.
Наше оружье сперва приготовив для них,
С должной опаской (дабы не узнали враги)
Южным уделам скорее в беде помоги».

II

Инь господину47 наш царь говорит, торопясь:
«Сю-фу, приказ напиши, чтобы чэнский тот князь
Войско и справа и слева расставил в ряды,
Рати свои остерег бы в пути от беды.
Следуя вдоль по Хуай, по ее берегам,
Сюйские земли48 как надо разведал бы сам;
Чтобы не ставил солдат, не держал их в пути,
Дабы три рода работ продолжали идти».

III

Грозный из грозных, великий, великий был царь —
Полный величия, истинный наш государь!
Рати царя, мы неспешно, спокойно идем,
В ком не сжимаясь и не разбредаясь кругом.
Сюйскую землю тревога объемлет — и вот
Страхом объятый трепещет весь сюйский народ,
В молниях будто, обрушился грома раскат,
Сюйский народ весь трепещет — он страхом объят!

IV

Наш государь проявил свой воинственный пыл:
Весь встрепенулся — так гнев его яростен был.
Двинул он воинов, храбрых, как тигры, вперед,
Тигру подобный, что в ярости гневной ревет!
Густо отряды усеяли берег реки,
Пленных хватают — их толпы уже велики.
В добром порядке отныне Хуай берега,
Царские рати здесь встали на место врага.

V

Царские рати спешат за отрядом отряд —
Словно на крыльях, вперед устремляясь, летят,
Точно как Цзян и как Хань, велики и быстры,
Несокрушимые, будто подножье горы,
Будто струит свои воды могучий поток!
Строй их порвать и нарушить никто бы не мог.
Неизмеримы и непобедимы никем! —
Сюйское царство они покорили совсем.

VI

Были стремленья царя и честны и ясны —
Вот и склонился народ этой Сюйской страны.
Сюйские земли едины становятся вдруг —
Это плоды грсударевых были заслуг!
Мирны уже все четыре предела с тех пор;
Сюйские люди теперь посещают наш двор49.
Сюйские страны уже не изменят свой путь!
Царь приказал по домам наши рати вернуть.

46   Хуан-фу — царский советник и великий наставник при жестоком царе Ю-ване (781—770 гг. до н. э.), внук Нань-чжуна, усмирителя гуннов (см. II, I, 8).
47   Инь-господин — Инь Цзифу.
48   Сюйские земли считались варварскими. Населявшие их племена часто опустошали южные княжества царства Чжоу.
49   ...посещают наш двор — являются данниками царя.


ЦАРЮ Ю-ВАНУ50
(III, III, 10)


I

Я взор подъемлю к небесам,
Но нет в них сожаленья к нам.
Давно уже покоя нет,
И непосильно бремя бед!
Где родины моей оплот?
Мы страждем, гибнет наш народ:
Как червь, его грызете вы,
Мученьям нет конца, увы!
Законов сеть и день и ночь
Ждет жертв — и нечем им помочь!

II

Имел сосед твой много нив —
Но ты их отнял, захватив;
Другой имел людей и слуг —
Ты силой их похитил вдруг;
Кто был безвинен, чист и прав,
Того схватил ты, в узы взяв;
А кто и впрямь закон попрал,
Того простил и обласкал.

III

Мужчина град возвел — умен,
Да женщиной разрушен он!
В жене прекрасной есть, увы,
Коварство злобное совы.
Коль с длинным языком жена,
Все беды к нам влечет она.
Не в небесах источник смут,
А в женщине причина тут.
Ни поучений, ни бесед
Для евнухов и женщин нет.

IV

Пред ложью жен молчат мужи:
Лгут, отрекаясь ото лжи!
Как скажешь: «Вам преграды нет!»
«Что ж тут плохого?» — их ответ.
Как благородным на базар
Сбывать за три цены товар, —
Так не к лицу жене твоей
Оставить кросна и червей!51

V

Зачем же неба грозный глас
И духи благ лишили нас?
Презрев набеги диких орд,
Ты лишь со мной гневлив и горд52,
Перед несчастьем не скорбя!
И нет величья у тебя,
И верных нет людей — и вот,
Все царство к гибели идет!

VI

Нам небо ныне беды шлет;
Увы, уж им потерян счет.
Нет праведных людей в стране —
Скорбь раздирает сердце мне.
А небеса нам беды шлют,
Они близки, они грядут.
Нет, нет людей, день ото дня
Печальней сердце у меня!

VII

Коль бьет и брызжет водный ток —
Тогда исток его глубок.
Коль в сердце горечь так сильна —
Сейчас ли началась она?
Зачем пришел не раньше нас,
Не позже этот скорбный час?
О небо! Так ли сильно зло,
Чтоб ты исправить не могло?!
На предков стыд не навлекай —
Своих потомков, царь, спасай!

50   Царь Ю-ван, согласно китайской исторической традиции, вновь привел в упадок царство Чжоу.
51   Женщине так же не пристало вмешиваться в государственные дела, оставив свое ткачество и уход за шелкопрядом, как человеку знатному торговать на рынке втридорога.
52   Не принимая мер против усиливающихся варварских племен, которые свободно вторгаются в нашу страну, ты умеешь гневаться только на меня за мое правдивое слово.


ОДА БЕСЧЕСТНЫМ СОВЕТНИКАМ ЦАРЯ
(III, III, 11)


I

Небо благое взъярилось и гнева полно —
Щедро нам смерти теперь посылает оно,
Нас удручая, послало нам голод и мор.
Весь наш народ, погибая, разбрелся кругом,
В царстве до самых границ запустенье с тех пор.

II

Карами небо как неводом нас облекло!
Черви, грызущие нивы! Вы сеете зло.
Долга не помня, и мрак и насилье творя,
Злые смутьяны, вы призваны править страной,
Нашу страну успокоить по воле царя!

III

Горды-прегорды, клевещут, клевещут на всех —
Царь и не знает, каков их губительный грех!
Нас же, имеющих совесть, преследует страх —
Очень давно мы покоя совсем лишены:
Нас понижают, однако, все время в чинах.

IV

Это подобно тому, как в засушливый год
Пышно-зеленой трава никогда не растет;
В птичьем гнезде засыхает цветок водяной...
Как посмотрю я на нашу родную страну —
Смуты повсюду, повсюду над этой страной!

V

Были богаты мы в древние те времена...
Что же, богата, — но только несчастьем страна!
Горя такого, как ныне скопилося в ней,
Горя такого еще не бывало сильней!
Вы — будто в рисе отборном плохое зерно! —
Сами от службы зачем не откажетесь вы,
Чтобы не длилось несчастье, не крепло оно?

VI

Если иссохнет вода, наполнявшая пруд,
Не говорят ли, что берег причиною тут?
Если источник живой высыхает — тогда
Не говорят ли, что в нем иссякает вода?53
Ширится этот от вас истекающий вред,
Горе растет — и беда за бедою вослед!
Разве я сам не страдаю от тяжести бед?

VII

В дни, когда Чжоу престол приняла, воцарясь,
Люди такие бывали, как шаоский князь:54
За день тогда возрастала земля на сто ли, —
Ныне же за день по скольку теряем земли?
Тоже сто ли ежедневно теряет страна.
Горе нам, горе! Какие пришли времена!
Или среди появившихся ныне на свет
Древним подобных людей на земле нашей нет?

53   Не оттого ли высыхает пруд, что высокие берега препятствуют притоку воды? Не оттого ли высыхает ключ, что вода в его глубинах иссякла? Не оттого ли растет ваше горе, что вы, бесчестные правители, все больше сеете зла?
54   Шаоский князь Кан был ближайшим помощником основателя дома Чжоу — Вэнь-вана и непрестанно заботился об увеличении его владений.




ШИЦЗИН IV


СУН

ГИМНЫ



I. ГИМНЫ ДОМА ЧЖОУ




В ХРАМЕ
(IV, I, 1)


О, этот храм величественный и чистый!
Помощники светлые1 в полном согласье,
почтенья исполнясь,
И множество служек, толпами,
толпами к храму явившись,
Доблесть царя Просвещенного ныне храня
И отвечая ему, отошедшему в небо, —
Быстро большими шагами шествуют в храм.
Не светел ли он, не чтится ли вечно?!
И люди ему не наскучат!

1   Помощники светлые — князья, принимающие участие в царском жертвоприношении общему предку.

 



ГИМН ЦАРЮ ПРОСВЕЩЕННОМУ
(IV, I, 2)


Неба веленья и путь
Сколь в тайне своей бесконечны!
Разве не блещет в чистом единстве своем
Царя Просвещенного доблесть?!

Если же снидут на нас великие милости неба,
Мы их приемлем! Царю Просвещенному,

нашему предку,
Будем из всех наших сил подражать;
Отдаленные наши потомки к тому же да будут
стремиться усердно.

 



ГИМН ЗАКОНАМ
ЦАРЯ ПРОСВЕЩЕННОГО
(IV, I, 3)


Ясны законы царя Просвещенного,
Вечно да будут блистать!
С времени первого жертвоприношенья доныне
Дали они совершенство стране,
Счастье для Чжоу.



ВЫ, КНЯЗЬЯ ПРОСВЕЩЕННЫЕ2
(IV, I, 4)


Вы, князья просвещенные, славные, нас одарили
Благом и счастьем вот этим —
Милостью этою к нам бесконечной.
Дети и внуки пусть вечно ее сохраняют!

Не вымогали и не расточали вы в княжествах ваших!
Мы, наш владыка, вам почести жалуем ныне за это,
Помня о ваших вот этих высоких заслугах.
Ваши потомки, наследуя, их увеличат!

В мире ничто не бывает сильней человека:
Царства природы учиться к нему прибегают.
Нет и светлей ничего, чем душевная доблесть, —
Сотни владык подражают ей. вечно.
Прежние наши цари да не будут забыты!


2   Древние комментаторы видят в этом гимне благодарность князьям, участвовавшим в царском жертвоприношении предкам.



ГИМН ТАЙ-ВАНУ И ВЭНЬ-ВАНУ
(IV, I, 5)


Создало небо высокую гору.
Земли вокруг нее — предок Тай-ван3 обработал,
Дело начавши.
Царь наш, Вэвь-ван, в мире страну успокоил.
Были обрывисты горы — однако
Ровные к Циской горе4 протянулись дороги!
Дети и внуки их да сохраняют!

3   Тай-ван (Великий царь) — титул, присвоенный посмертно деду первого чжоуского царя. В действительности Тай-ван был вождем племени чжоу и никогда не царствовал.
4   Циская гора находится в пределах провинции Шэньси. Местность вокруг нее была заселена племенем чжоу до его вторжения в центральные княжества.


ГИМН ЦАРЮ ЧЭН-ВАНУ
(IV, I, 6)


Небо великое определило волю свою возложить:
Два государя5 приняли небесную волю.
Царь наш Чэн-ван6, в покое остаться не смея,
С утра и до ночи волю небес укреплял,
умудренный и мирный,
Светлую славу отцов он продолжил,
Все сердце свое отдавая державе
И ей покой обеспечив.

5   Два государя — основоположник династии Чжоу У-ван и его отец Вэнь-ван.
6   Чэн-ван — царь (1115—1078 гг. до н. э.).



ГИМН ВЕРХОВНОМУ ВЛАДЫКЕ НЕБА
И ЦАРЮ ПРОСВЕЩЕННОМУ
(IV, I, 7)


В жертву, как дар, принесли мы овцу и быка.
Неба владыка! Направо от них снизойди —
На почетное место! —

Приняв их за правило, — следуем и подражаем законам

царя Просвещенного,
Царства четыре предела вседневно покоя.
Он, одаривший нас благом, царь Просвещенный,
Направо — на месте почетном — радостно жертву
приемлет.

Мы утром и ночью
Чтим благоговейно величие неба,
Навечно дары его сохраняя.



ГИМН ЦАРЮ ВОИНСТВЕННОМУ
(IV, I, 8)


Мы в должное время объехали княжества наши.
Небо благое нас сыном признало своим.

Небо поставило Чжоу на месте почетном,

преемственность дав,
И немного мы всех всколыхнули князей —
Так всколыхнули, что каждый затрясся от страха!
Духов же светлых мы всех смягчили, к себе привлекая,
Также и духов рек и священных обрывистых гор.
Истинно стали царем и державным владыкой!
Светлая в блеске своем стала преславною Чжоу.
Мы по закону на должности ставим
советников наших;
Копья, а также щиты повелели собрать,
Луки и стрелы вложить обратно в колчаны.
К доблести мудрой мы тогда устремились,
Распространяя ее по древнему Ся7.
Истинный царь, — мы будем все это хранить!

7   Ся — название первой китайской династии; древнейшее название Китая.



ГИМН ЦАРЯМ У-ВАНУ, ЧЭН-ВАНУ
И КАН-ВАНУ
(IV, I, 9)


Силой и мощью владеет наш предок У-ван:
В славе заслуг с ним поспорить никто бы не мог.
Разве не светлы цари и Чэн-ван, и Кан-ван?!8
Был им престол их верховным владыкою дан.

Только Чэн-ван и Кан-ван — эти оба царя
Царства четыре приемлют, так ярко горя,
Светлый их свет разливается, все озаря!

Бьют в барабаны и колокол в лад они, в лад;
Цины с гуанем в согласье звучат и звучат.
Небо послало нам много обильных наград.

Небо нам счастье огромным-огромное шлет,
В нашей осанке торжественный виден почет.
Вот и упились вином и отведали яств.
Счастье и радость великие небо нам шлет.


8   Кан-ван — царь (1078—1052 гг. до н. э.).



ГИМН ГОСУДАРЮ ЗЕРНО
(IV, I, 10)


О просвещенный Зерно государь!
Смогший быть небу подобным,
Зерном одарил ты народ наш.
Такого, чего не достиг бы ты, — нет ничего!
Нам подарил ты ячмень и пшеницу,
По повеленью владыки небес
всюду народ наш питая.
Не зная границ и пределов,
Всюду по древнему Ся вечные
распространил ты законы!






II. ГИМНЫ ДОМА ЧЖОУ




ПОВЕЛЕНИЕ ЦАРЯ СОВЕТНИКАМ,
ВЕДАЮЩИМ ПОЛЕВЫМИ РАБОТАМИ
(IV, П, 1)


О вы, советники наши и слуги,
Ревностны будьте, свой долг исполняя!
Царь дал вам правила эти,
Чтобы над ними размыслить вам и подумать,
О вы, надсмотрщики пашен!
Конец весны наступает.
К чему еще нам стремиться?
Как обработать новые пашни?
О, сколь прекрасны ячмень и пшеница!
Мы соберем этот светлый дар неба.
Светлый, в блеске своем, верховный владыка
Ныне подаст нам год изобильный.
Прикажите всем нашим людям:
Лопаты с мотыгами пусть приготовят.
Скоро увидим: серпы срезают нам жатву!



ПОВЕЛЕНИЕ ЦАРЯ НАДСМОТРЩИКАМ
ЗА ПОЛЕВЫМИ РАБОТАМИ
(IV, II, 2)


О, государь наш, покойный Чэн-ван,
В блеске своем присутствует с вами.
Ведите своих земледельцев
Сеять различные виды хлебов.
Личные пашни свои да возделают ныне усердно
На протяжении всех тридцати ли1.
Пусть будут на пашне прилежны,
Чтобы стократную жатву собрать
на каждую дружную пару!2

1   Личные наделы десяти тысяч земледельцев были равны квадрату земли со сторонами в 30 ли по периметру.
2   Обычно два земледельца объединяли свои хозяйства и совместно вели все земледельческие работы.



ПРИВЕТСТВИЕ ГОСТЯМ
(IV, II, 3)


Мы любовались над западным озером, как
Стаей над водами белые цапли летят.
Гости явились к нам ныне, и думаем мы:
Точно у цапель, прекрасен их вид и наряд.

Гнева и там да не будет на них и стыда,
Здесь не наскучат они никому никогда.
Мы бы желали, чтоб ночи и дни им была
Вечной за это высокая честь и хвала.



БЛАГОДАРЕНИЕ ЗА УРОЖАЙ
(IV, II, 4)


Риса довольно и много теперь ячменя
В год урожайный — и полон высокий амбар!
Ныне несчетные меры зерна у меня.
Сварим хмельное мы и молодое вино:
В жертву да будет всем дедам и бабкам оно.
Все мы исполним обряды — в избытке зерно!
Счастье великое будет нам небом дано.


СЛЕПЫЕ ЯВИЛИСЬ
(IV, II, 5)


Слепые явились, слепые явились
На чжоуский храмовый двор!

Гребень зубчатый ставят на пару опор,
Зубья и перья цветные нам радуют взор,
Вешают малый, а с ним и большой барабан,
Чжу деревянный и юй, цинов звонкий набор3.
Музыка слышится... Вот ударяют в тимпан,
Флейта с гуанем в общий вплетаются хор.

Звуки раздались торжественно, в лад они, в лад —
С должною важностью стройные звуки звучат.
Слушают музыку предки:4 приятна она!
Гости, что ныне явились к нам ко двору,
Долго звучанию внемлют: их радость сильна!


3   Чжу — деревянное било в виде открытого, суживающегося книзу ящика, в который бьют изнутри колотушкой. Юй — трещотка. Цин — каменный гонг.
4   Слушают музыку предки — духи предков, явившиеся на устроенное в ях честь торжественное жертвоприношение, сопровождаемое пением гимнов, музыкой и танцами.


ГИМН ПРИ ПРИНЕСЕНИИ В ЖЕРТВУ РЫБ
(IV, II, 6)


В Цюй, как и в Ци5, в каждой этой реке
Рыбы помногу бывает в садке.
Жирная стерлядь плывет с осетром,
Карпы, угри и голавль с лещом.
В дар мы приносим их предкам своим —
Счастье великое снидет в наш дом!

5   Цюй и Ци — названия притоков реки Вэй в пределах территории нынешней провинции Шэньси.


ГИМН УСОПШИМ РОДИТЕЛЯМ ЦАРЯ
(IV, II, 7)


В полном согласье явились к нам ныне друзья,
Ныне пришли вы, почтительность важную нам
показав;
Здесь помогают в служении предку князья.
Ныне Сын неба и царь величав, величав.

В жертву приносят большого быка, наконец,
Нам помогают дары разложить... Господин,
О наш усопший великий, державный отец!
Будет тобой успокоен почтительный сын.

Ты, человек проницательной мудрости сам,
Царь Просвещенный, ты был и отважен и смел!
Радость и мир ты державным принес небесам,
В славе своей возвеличить потомство сумел.

Дай долголетье до белых бровей, без конца,
Пусть наше счастье великое также растет!
Ныне почет воздавая заслугам отца,
Матери мудрой мы также окажем почет.



БЛАГОДАРЕНИЕ КНЯЗЬЯМ,
ПРИНИМАВШИМ УЧАСТИЕ
В ЦАРСКОМ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ
(IV, II, 8)


Ныне князья предстают пред царем, говоря:
Ищем законы свои утвердить у царя6.
Вижу: знамена с драконами так и горят,
В сбруе коней колокольчики звоном звенят.
Кольцами звонко бряцают в упряжке ремни:
В блеске прекрасном и светлом явились они.

В храм пред таблицу усопшего их привели,
Сами сыновнепочтительно дар принесли.

К нам долголетье до белых бровей снизойдет,
Многое множество будет прекрасных щедрот,
Вечно их будем хранить, мы обязаны вам,
Славным заслугами и просвещенным князьям,
Тем, что благами обильно осыпан наш дом.
Влеск их продолжим навек в чистом счастье своем!


6   Князья предстают перед таблицей покойного царя в храме предков и просят утвердить их инвеституры, а также законы правления в их княжествах.


ПРИЕМ ДОРОГОГО ГОСТЯ
(IV, II, 9)


Гость к нам явился, гость к нам явился:
Белые кони его!
Полны почтенья, — яшме точеной
Люди подобны из свиты его.

Гость к нам явился — он только ночует;
Гость к нам явился — он будет две ночи.
Дать ему надо побольше веревок,
Чтобы коней он своих привязал.

Ах, уезжает! Его мы проводим —
Будет обласкан со всех он сторон.
Он удостоен почета большого,
Счастье нисходит так просто к нему!



ГИМН ЦАРЮ ВОИНСТВЕННОМУ
(IV, II, 10)


О державный Воинственный царь,
Равных нет преславным твоим деяньям!
Царь Просвещенный воистину был просвещенным:
Смог он подвиг начать, что завершили потомки;
Ты же, Воинственный царь, наследуя, принял его,
Инь победил, прекращая повсюду убийства7, —
Тем утвердил ты свой подвиг.

7   У-ван {царь Воинственный) победил последнего царя предшествующей Иньской династии и положил этим предел его жестокостям.





III. ГИМНЫ ДОМА ЧЖОУ




ГИМН УСОПШЕМУ ОТЦУ
(IV, III, 1)


Я, исполненный горя, как малый ребенок,
Принял дом наш, а он неустроен; один
Сирота сиротою в глубокой печали.
О усопший отец мой и наш господин,

Ты всегда был и будешь почтительный сын.
В мыслях ты, о державный, преславный наш

предок, —
Воспаришь ты и снидешь на храмовый двор!1
Только сам я теперь, словно малый ребенок,
Дни и ночи чтить буду тебя с этих пор.
Нет забвения предкам державным моим! —
Мы, наследуя предкам, их труд завершим!

1   Считалось, что дух предка то поднимается к небесам, то опускается на храмовый двор для принятия жертвоприношений.


ГИМН УСОПШЕМУ ОТЦУ
(IV, III, 2)


Посовещавшись, свое начинаем правленье.
Следовать будем отцу, чья таблица на озаренной стене.
Ах, далеко, далеко он ушел!
Нам весь его путь не закончить,
Мы бы хотели приблизиться только к нему:
Путь продолжая, еще от него отклонимся!
Мы подобны теперь малому только дитяти:
Трудностей много у нас — нет еще сил побороть.
Но духи всегда во дворе, поднимаясь и вновь
опускаясь,
То воспарят они ввысь, то вновь в этот дом снизойдут.
Знаем: в своей доброте державный отец наш усопший
Нас сохранит навсегда и светом своим просветит.


ОБРАЩЕНИЕ ЦАРЯ
К СОВЕТНИКАМ
(IV, III, 3)


Будьте вниманья, будьте почтенья полны:
Небо нам свет свой являет теперь с вышины!
Волю и милость его сохранить нелегко,
Не говорите: оно высоко, высоко.
С высей всегда снисходя, оно около нас —
Наши деянья зрит проникающий глаз!

Мы как дитя, что недавно явилось на свет,—
Силы ума и усердия в нас еще нет.
Но, поучаясь, вседневно идем мы вперед:
Путь наш яснеет — он к яркому блеску ведет.
Тяжесть умерьте для нас, что на плечи легла,
И покажите нам доблести светлой дела.



ПОУЧЕНИЕ ЦАРЯ
(IV, III, 4)


Опыт нас учит стараться, чтоб всякое зло
В будущем горьких забот причинить не могло.
Мы никогда не тревожили ос или пчел,
Чтоб не навлечь на себя ядовитый укол.
Был поначалу на персике слабый птенец,
Порх! Улетел он и хищником стал наконец.
Трудностей всех побороть не смогли мы, увы!
Вот и сидим, как среди ядовитой травы.


УРОЖАЙ
(IV, III, 5)


I

Прежде сгоняют траву и корчуют все пни,
Землю кругом раздробят и распашут они.

II

Тысячи пар на прополку явилися вдруг;
С пашен траву вырывают, с обочин вокруг.

III

Вместе с отцами тут старшие их сыновья,
Средние братья и вся остальная семья,
Тут и чужие на помощь сегодня пришли.
Громко жуют они: жены обед принесли.
Мужу милее становится ныне жена,
Мужа сильнее сегодня полюбит она.
Сохи наточат, чтоб каждая стала остра:
Ныне за южные пашни приняться пора.

IV

Всякого злака посеется ныне зерно,
Жизни зародыш в себе заключает оно.

V

Пышные, пышные всходы взошли из земли;
Вдоволь набравшие соков — всех выше росли.

VI

Каждый росток теперь землю сосет и сосет,
Всходы пропалывать вышел рядами народ.

VII

Толпами, толпами вышли жнецы на поля,
Грудами хлеба покрылась повсюду земля.
Груды — числа не имеют. Скопилось зерно —
Будет и крепкое, и молодое вино.
Жертвами дедов и бабок своих одарят:
Хватит вина, чтобы выполнить каждый обряд.

VIII

Запах приятный исходит у нас от вина,
Этим прославлена издавна наша страна.
С перцем вино аромат источает такой,
Что старики обретают в нем мир и покой.

IX

Это не только у нас так велик урожай,
Это не только сей год — изобильнейший год:
С древности наша земля урожаи дает!


БЛАГОДАРЕНИЕ ЗА УРОЖАЙ
(IV, III, 6)


I

Соху наточим — она и добра и остра:
Ныне на южные пашни сбираться пора.

II

Всякого злака посеется ныне зерно,
Жизни зародыш в себе заключает оно.

III

Вас повидать мы на южные пашни придем,
Круглых корзин и прямых мы с собой принесем,
Мы вас накормим сегодня отборным пшеном.

IV

Шапки бамбуковые вдруг в движенье пришли,—
Врезались в землю мотыги, мелькают в пыли,—
Горькие травы повыдерут все из земли.

V

Горькие травы повяли на месте — и вот
Просо метелками пышно и буйно растет.

VI

Режем серпами колосья, пока не темно.
В плотные, плотные груды ссыпаем зерно;
В груды высокие, как крепостная стена,
Гребню густому как будто подобна она.
Двери раскрыты у сотен домов для зерна.

VII

Полными хлеба стали в селенье дома:
Дети ликуют, ликует хозяйка сама!

VIII

Ныне зарежем мы с черною мордой быка,
Кривы рога его будут и рыжи бока;
В жертву, как прежде бывало, его принесем,
Нашим отцам подражая всегда и во всем.


ПРИГОТОВЛЕНИЯ
К ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЮ2
(IV, III, 7)


Шелк их одежд чистотою достойной блистал,
Шапки надели, как должно, почтенья полны;3
Входят они в переходы из храмовых зал.
После овец осмотрели, как надо, быков...
В малые смотрят, а также в большие котлы,
Кубки поставили из носорожьих рогов,
Доброго, мягкого вкусом налили вина.
Голос их ровен, в манерах надменности нет.
Будет в награду им долгая старость дана.

2   В гимне описаны приготовления к царскому жертвоприношению общему предку, которое обычно производилось князьями, родичами царя.
3   В торжественных случаях в Китае принято было не снимать шапки, а надевать их.


О, КАК ПРЕКРАСНЫ БЫЛИ РАТИ
(IV, III, 8)


О, как прекрасны были рати царя!4
Он соответственно их воспитал — времена были
темные,
Вот в чистом блеске время настало,
И вот надевает он латы из кожи большие.
Мы по милости неба приняли это
Отважным, отважным царем совершенное дело.
И, чтобы его продолжать,
Воистину искренно мы подражаем деяньям твоим.

4   Древние комментаторы считают, что это гимн основателю династии Чжоу — царю Воинственному.


ГИМН ЦАРЮ ВОИНСТВЕННОМУ
(IV, III, 9)


В мире покоятся тысячи царств,
Часто бывает год изобильный:
Небо волю свою не отрешило от нас.
Отважный, отважный Воинственный царь,
Воинов своих сохранил ты;
Поставив их по четырем рубежам страны,
Смог укрепить ты свой дом.
Сколь ты блистаешь на небе,
Наш государь, сменивший иньских царей!


ГИМН ЦАРЮ ПРОСВЕЩЕННОМУ5
(IV, III, 10)


Царь Просвещенный прославлен своими трудами.
Эти труды, как и должно, приемлются нами;
Мы их продолжим везде, поучаясь и помня.
Царству идем мы отныне искать укрепленья,
Волею Чжоу свои получая владенья,
Этим трудам всегда поучаясь, их помня.

5   Гимн исполнялся в храме при церемонии раздачи инвеститур князьям на их владения.


О ДЕРЖАВНЫЙ ДОМ ЧЖОУ
(IV, III, 11)


О державный дом Чжоу!
Мы перешли высокие горы,
Узкие эти хребты и священные горы крутые;6
Следуя Желтой реке, теперь успокоенной,
Повсюду в стране Поднебесной
Всех собрали, ответили всем,
Такова воля Чжоу.

6   Священные горы крутые. — На них царь приносил жертву небу.





IV. ГИМНЫ КНЯЗЕЙ ЛУ1




МОЩНЫЕ БЫЛИ У НАС СКАКУНЫ
(IV, IV, 1)


I

Мощные, рослые были у нас скакуны,
В диких степях, там, где наши границы видны,
Мощные там у границы паслись скакуны.
Черные лошади с белым на бедрах пятном,
Серые, желтые и вороные паслись;
С топотом мчат колесницу, и слышится гром.
Кони такие не знают предела, — и что ж?
Только подумал о конях — и каждый хорош!

II

Мощные, рослые были у нас скакуны
В диких степях, там, где наши границы видны,
Мощные там у границы паслись скакуны.
Белые с желтым есть кони и серые есть,
Есть красно-рыжие кони и черные есть;
Мчат колесницу они, и добры и сильны.
Только без срока и устали кони — легки.
Только подумал о конях — а кони крепки.

III

Мощные, рослые были у нас скакуны
В диких степях, там, где наши границы видны,
Мощные там у границы паслись скакуны.
Как в чешуе, в черно-синий окрашены цвет,
Рыжие, белые с черными гривами есть;
Мчат колесницу они — точно устали нет.
Верно, усталость уж этих коней не берет!
Только подумал — и кони рванулись вперед.

IV

Мощные, рослые были у нас скакуны
В диких степях, там, где наши границы видны,
Мощные там у границы паслись скакуны.
Серые кони и пегие кони, взгляни:
В белых чулках и с глазами там есть как у рыб;
Мчат колесницу, сильны и могучи они.
Смотрят на этих — порока ни в чем не найдут,
Только подумал о конях — и кони идут!

1   Лу — небольшое княжество на Шаньдунском полуострове, родина Конфуция и конфуцианства, официально принятого в Китае со II в. до н. э. философского, политического и этического учения.


НА ПИРУ У КНЯЗЯ
(IV, IV, 2)


I

Мощные кони, мощные кони,
Пегие кони в четверках стоят.
Утром и ночью в покоях у князя
Светлые гости рассажены в ряд.
Цапель слетается белая стая;2
Белые цапли на землю слетают;
А барабаны звучат и звучат.
Гости пьяны: они пляшут, играя.
Вместе они веселятся.

II

Мощные кони, мощные кони!
Каждая лошадь в четверке сильна.
Утром и ночью в покоях у князя
Гости сегодня за чашей вина.
Цапель слетается белая стая,
Белые цапли слетаются к нам,
А барабаны звучат и звучат.
Гости пьяны — и пора по домам.
Вместе они веселятся.

III

Мощные кони, мощные кони!
Кони в четверках — как серый металл.
Утром и ночью в дворцовых покоях
Князь, угощая гостей, пировал.
«Чтобы отныне всегда наперед
Был бы у нас урожай что ни год!
Неба щедроты прими, государь,
И передай их в свой княжеский род!»
Вместе они веселятся.

2   Цапель слетается белая стая — танцоры, украшенные перьями этих птиц и подражающие им в танце.


ПОСЕЩЕНИЕ ШКОЛЫ3
(IV, IV, 3)


I

Здесь в полукруглом пруду так приятна вода,
Травы душистые ныне в пруду этом рвем.
Луский наш князь прибывает сегодня сюда,
Вижу расшитое знамя с драконом на нем.
Знамя с драконом колышется так на ветру,
Звонкую слышу бубенчиков в сбруе игру.
Не разбирая большого и малого тут,
Люди, стремяся за князем, толпою идут.

II

Здесь в полукруглом пруду так приятна вода,
Травы мы рвем из поросших растеньями вод.
Луский наш князь прибывает сегодня сюда,
Кони могучи, могучи и рвутся вперед.
Кони могучи, могучи и рвутся вперед;
Слава его в светозарном сиянье растет.
Светло лицо его, и улыбается рот:
Без нетерпения он поучает народ.

III

Здесь в полукруглом пруду так приятна вода,
Травы сбираем: травою богата она.
Луский наш князь прибывает сегодня сюда,
В школе у нас он отведает ныне вина.
Если отведает доброго в школе вина,
Позднею старостью будет тогда награжден,
Долгим путем и великим последует он,
Будет покорен народ, почитая закон.

IV

Полный достоинств, достоинств высоких наш князь,
К доблести светлой своей неизменно ревнив,
Вид величаво достойный он всюду хранит,
Вечный собою пример для народа явив.
Сколь просвещен он и сколь он воинственно смел:
Предков преславных возрадовать блеском сумел,
Был он почтительным сыном везде и всегда.
Счастье- от неба снискал себе прочно в удел.

V

Светлого, светлого разума — луский наш князь!
Может сиять нам достоинством светлым своим:
Ныне устроил для школы и пруд, и дворец.
Варваров этих — с Хуай — мы ему покорим.
Тиграм подобны отважные люди его!
Уши врагов в этой школе кладут перед ним!
Пленников — судьи премудрые, как Гао-яо4,
В школе представят ему как добычу свою.

VI

Множество храбрых толпится, и каждый из них
Больше не станет без толку шуметь и кричать,
С жалобой больше не станут являться на суд —
В школу дела боевые свои понесут!
И многолюдная, грозная, грозная рать
Больше не станет без толку шуметь и кричать,
С жалобой больше не станут являться на суд —
В школу дела боевые свои понесут!

VII

Туго натянут рогами украшенный лук —
Сотнями стрелы со свистом взвиваются вдруг;
Сколько имеешь больших боевых колесниц,
Воинов множество крепких и крепких возниц!
Варваров ты за рекою Хуай покоришь,
Больше не встанут они из-за нашей руки!
Тверды да будут предначертанья твои —
И овладеешь народом у этой реки.

VIII

Птицы крикливые к нам залетают сюда —
Сядут они на деревья у школы, и вдруг,
Тутовых ягод лишь только они поедят,
Нас услаждает приятного пения звук.
В разум придут эти варвары — там, на Хуай,
В дар понесут драгоценности с этой поры:
Кости слоновой и местных больших черепах...
С золотом юга великие будут дары!

3   В учреждаемых князьями по примеру Вэяь-вана школах, обязательной принадлежностью которых был пруд, преподавались правила поведения, музыка, письменность, счет, стрельба из лука, а также искусство управления боевой колесницей. Школы подготавливали управленческий аппарат княжеств, бывший одновременно и командным составом армий.
4   Гао-ю — советник легендарного царя Шуня, прославившийся мудростью.


ПОСЕЩЕНИЕ ХРАМА
(IV, IV, 4)


I

В месте и скрытом, и тихом мы создали храм;
Был он прекрасной постройки и крепок и прям,
Нету нигде Цзян Юани почтенней жены:
Доблесть ее не имела ни в чем кривизны.
Неба верховный владыка послал благодать:
Месяцы вышли, и срок не замедлил настать.
Небом без боли и муки ей было дано
Нашего предка родить — государя Зерно.
Небо ему ниспослало премного щедрот:
Просо и злак, что позднее всех прочих растет.
Рожь и бобы и тот злак, что всех ранее зрел,
Скоро Зерно государь получает удел.
Людям велит он возделывать землю вокруг:
Сорго и желтое просо явилися вдруг,
Черное просо и рис появились. Была
Вся Поднебесная скоро научена им.
Так он продолжил преславные Юя дела5.

II

Внука оставил преславный Зерно государь —
Это Тай-ван6 был, великий наш предок и царь.
А поселился он к югу от Циской горы,
Шанское царство он стал подрывать в те поры.7
Позже Вэнь-ван воцарился, за ним и У-ван,
Подвиг они продолжали, что начал Тай-ван.
Гнева и воли небес завершился предел,
И на равнине Муе8 этот бой закипел.
«Царь, не смущаясь сомненьем, начни этот бой:
Неба верховный владыка пребудет с тобой!»
Шанскую рать он карает, разбив ее вдруг;
Были другие участники царских заслуг.
«Дядя! — наш царь говорит9 тогда, — я бы хотел
Вашему старшему сыну назначить удел.
Княжить над луской землею ему надлежит;
Да возвеличит он ваши владенья и дом,
Будет весь род ваш для Чжоу опора и щит».

III

Лускому князю10 пожалован царский указ:
Княжить и править ему на востоке у нас,
Гор ему дал царь, лугов, и потоков, и нив,
Земли окрестные князю навек подчинив.
Тот, чьим прославленным предком был чжоуский
князь, Сыа Чжуан-гуна11, теперь в этот храм соберись,
Жертвы приносит. На знамени шитый дракон,
Вожжи мягки у его колесницы, и он
Ревностно осенью каждой и каждой весной
Жертвы приносит, не пропустив ни одной,
Славному неба владыке и с ним заодно
Предку, великому столь государю Зерно.
Бык красно-рыжий приносится в дар в эти дни
Жертву приемлют, ее одобряя, они.
Много пошлют они князю за это щедрот.
Чжоуский князь и державные предки твои
Счастьем тебя одаряют, о князь, что ни год.

IV

В осень ты предкам приносишь могучих быков,
С лета им брус деревянный кладут вдоль рогов;
Белый один, красно-рыжая шерсть на другом.
Жертвенный кубок прекрасен, налитый вином.
Тут поросенок, и мясо, и чистый отвар,
Стол в деревянных сосудах, назначенных в дар.
Танцы, все время меняяся, радуют взгляд.
Внукам почтительным предки награду дарят.
В блеске своем ты, всегда процветая, живешь,
Да долголетен ты будешь и будешь хорош!
Будет хранима восточная эта страна,
Лускому княжеству вечность да будет дана!
Нет ей ущерба, утесы ее не падут,
Не задрожит, не падет она в ужасе смут!
Три долголетия князю, да вечно живет,
Точно возвышенный холм или горный хребет!

V

Тысяча, князь, у тебя колесниц боевых,
Красными лентами копья украшены в них,
Шелком зеленым обвиты два лука стоят;
Ты тридцать тысяч имеешь пехотных солдат —
Раковин шлемы украсила красная нить —
Рать велика, велика, и ее не сломить.
Варварам севера дав надлежащий отпор,
Цзинские орды и Шу12 остановим, с тех пор
С нами никто не посмеет столкнуться в борьбе.
Пусть же расцвет лучезарный да будет тебе!
Будь же богат, долголетен, да правишь страной
С желтой космою волос а дельфиньей спиной13.
Старцев почтенных и мудрых на помощь избрав,
В славе своей да пребудешь ты, князь, величав!
Старости ты не достигнешь и будешь ты сед!
Князь наш да адравствует тысячи, тысячи лет,
Старость до белых бровей, без болезней и бед!

VI

Тайская эта гора высока и крута14
Луские люди глядят на святые места.
Чуйская наша и Мынская наша гора —
Дальний востоком владеть нам настала пора,
Будет достигнут с морями граничащий край.
К нам за союзом придут я народы с Хуай:
Больше не будет страны, чтоб за нами не шла.
Луского князя да будут преславны дела!

VII

Фуские горы и Иские мы сохраним,
Сюйские земли да будут владеньем твоим,
Будет достигнут с морями граничащий край,
Мань покорятся, и мо15, и народы с Хуай.
Станут покорными варвары южной земли —
Стран да не будет таких, чтоб за нами не шли.
Ныне никто не посмеет оспаривать нас —
Луского князя послушно исполнит приказ.

VIII

Чистое счастье князю от неба дано,
Князю до старости Лу сохранять суждено.
Чан и Сюйтянь возвратив в их родимый удел16,
Он восстановит все то, чем князь Чжоу владел.
Счастье и радость да примешь ты, луский наш князь,
С доброй супругой и матерью старой делясь;
С ним и вельможи и все остальные чины
Вечно владеют пределами нашей страны.
Милостей много от неба принять будь готов,
Старость до желтых волос и до детских зубов17,

IX

Сосны на горных отрогах Цулая росли,
Горные туи мы взяли с синьфуской земли.
Мы их срубили и точно измерили тут:
Мерой служили шнурок в восемь футов и фут.
Балки сосновые были собой велики —
К храму пристройки вышли весьма широки;
Новый прекрасный, прекрасный отстроился храм —
Си-сы, строительный мастер, создал его сам.
Длинен весьма и пространен храм видом своим —
Тысячи разных людей любуются им.

5   Легендарный царь Юй после постигшего страну потопа (легенду о потопе породили периодические разливы р. Хуанхэ, причинявшие стране огромные опустошения) изменил русла рек, провел каналы, разделил страну на девять областей и обложил окрестные племена данью; предок чжоуских царей и луских князей — государь Зерно (Хоу-цзи), продолжая дело Юя, научил народ земледелию.
6   Тай-ван. — См. Гимны, гл. I, примеч. 3.
7   Привлекал к себе народ как добродетельный правитель (вождь племени чжоу), ослабляя этим царствовавшую династию Инь (Шан).
8   Равнина Муе находится в пределах территории нынешнего уезда Цисянь провинции Хэнань. На этой равнине произошел бой между племенем чжоу и войсками последнего шанского царя.
9   Дядя! — наш царь говорит... — Под дядей здесь разумеют по традиции Чжоу-гуна, брата У-вана, основателя династии луских князей; царь — Чэн-ван, сын У-вана.
10   Лускому князю — князю Бо-циню, сыну чжоуского князя.
11   Сын Чжуан-гуна — то есть правящий князь Си-гун, которому посвящен гимн.
12   Цзинские орды и Шу. — Княжество Цзин (Чу) — сильное государство у юго-западных окраин Китая. Государство Шу было с ним в союзе.
13   Пожелание править страной до глубокой старости.
14   Тайская гора — священная гора Тайшань (см. Великие оды, гл. III, примеч. 22).
15   Мань и мо — племена, обитавшие к югу от княжества Лу.
16   Чан и Сюйтянь — города в западной части княжества Лу, отторгнутые от него во время, внутренних междоусобиц князей.
17   Старость... до детских зубов. — Древние китайцы верили, что у древних старцев на месте выпавших зубов вновь вырастают «детские», молочные зубы.





V. ГИМНЫ ДОМА ШАН1




ГИМН ЦАРЮ ЧЭН-ТАНУ2
(IV, V, 1)


О, сколь прекрасно, сколь изобильно:
И барабаны, и бубны мы расставляем как надо;
Громко, так громко в согласье звучат барабаны.
Нашим прославленным предкам да будет отрада!

Правнук твой с музыкой ныне пришел к тебе, Тан;
Думы мои успокой, их исполнивши вдруг.
Пусть барабаны звучат далеко, далеко;
Чисто, так чисто гуаня разносится звук.
Стройная музыка в полном согласье звучит,
С нею подвешенных пинов сливается звук;

Правнук Чэн-тана, ныне он сколь величав!
Каждый прекрасен, прекрасен той музыки звук.
Мы в барабаны и колокол бьем и гремим;
Танцы прекрасны — следом один за другим.
Ныне прекрасные гости собрались у нас;
Разве не радостно, разве не весело им?

Некогда раньше и с самых древнейших времен
Подал благие примеры нам прежний народ:
Был так приветлив и утром и вечером он,
Дело свершая, был ревностных полон забот.

Предок Чэн-тан, благосклонно на жертвы взгляни;
Правнуком Тана приносятся ныне они!


1   Шан — китайская династия (1766—1154), переменившая в 1401 г. до н. э. свое название на Инь.
2   Чэн-тан (Тан) — основатель династии Шан. В гимне вызывается его дух принять жертву, принесенную его царствующим потомком.


ГИМН ЦАРЮ ЧЭН-ТАНУ
(IV, V, 2)


Царь, сколь преславны дела твоего праотца —
Милости правнуку шлет неизменные он.
Снова и снова щедроты он шлет без конца —
Ими осыпан тобой занимаемый трон.

Чистым вином моим чаши уже налиты;
Мыслей моих исполнение даруешь ты!
Вкусом приятен мясной этот чистый отвар,
Мы осторожно и мирно приносим свой дар.
К жертве явись; мы безмолвны, молчанье храним.
Споров не будет перед приходом твоим.
Белые брови — да будет мне дар праотца,
Желтые волосы — вечная жизнь без конца.

Втулки их в коже, узорные ярма в ремнях...
Восемь бубенчиков звоном звонят в удилах,
Съехались жертву принесть тебе вместе со мной:3
Принял я власть над обширной и мощной страной.
Шлет на страну благоденствие небо с высот;
Жатвы обильны, обильны у нас что ни год.
Жертвы вкушает — приблизился дух праотца —
Счастье пошлет он потомкам своим без конца.

Предок Чэн-тан, благосклонно на жертвы взгляни;
Правнуком Тана приносятся ныне они.


3   Автор имеет в виду удельных князей.


ГИМН ЦАРЯМ ЧЭН-ТАНУ И У-ДИНУ4
(IV, V, 3)


Ласточка, волей небес опустившись с высот,
Шанских царей порождает прославленный род5.
В иньской земле поселясь, возвеличился Шан:
В древности волей владыки воинственный Тан
Правил и ставил границы в пределах всех стран.

Жаловать стал он указы на царства князьям,
Над девятью областями он царствовал сам.
Это был первый из шанских царей властелин,
Твердо владел он властью от неба один —
Ею владеет потомок Чэн-тана — У-дин.

Правнук Чэн-тана, У-дин наш, воинственно смел:
Нету страны, чтобы он победить не сумел.
С тканым драконом десятки упряжек в наш дом
Ныне привозят дары драгоценным пшеном.

Где наш народ поселился, на тысячу ли
Тянутся площади собственной царской земли,
Вплоть до морей рубежи его царства дошли.

Многое множество к нам с побережий морей
Ныне является чтить своих шанских царей.
Цзинский наш холм лишь Река обтекает кругом6.
Инь справедливо прияла от неба свой дом:
Милости неба безмерные будут на нем!


4   У-дин (1324—1265 гг. до н. э.) — царственный потомок Чэн-тана.
5   Согласно легенде, Цзянь-ди — дочь князя Сун и жена царя Гао-синя — вместе со своим супругом совершала весеннее жертвоприношение, моля о ниспослании ей потомства. К ней слетела ласточка и положила яйцо. Цзянь-ди проглотила яйцо и родила мальчика, которого назвали Се. Когда Се вырос, он был взят на службу легендарным царем Яо, поставлен главным советником царя по делам просвещения и пожалован уделом в Шан (нынешняя область Шанчжоу в провинции Шаньси). От него произошел род шанских царей.
6   Цзинскую гору (в нынешней Хэнани), у подножья которой расположена столица Во, обтекает р. Хуанхэ.


ГИМН ЦАРЮ ЧЭН-ТАНУ И ЕГО ПРЕДКАМ
(IV, V, 4)


I

Шанские предки были глубоко мудры,
Знаки величья являя нам с давней поры.
Воды потопа широко, широко пошли —
Юй приводить стал в порядок пределы земли.
Царства большие, что прежде лежали вовне,
Взяты в границы в нашей возросшей стране7.
Суны8 сильны — и владыка9 их сына берет,
Ставит на царство. Шанский так начался род.

II

Черный наш царь10 в управленье страною был смел:
Малый удел ему дали — он в малом успел;
Дали большой — он успел и в большом, говорят.
Без упущений он выполнил каждый обряд;
Только покажет — и все в соответствии вдруг!
Сян-ту11 прославился славой великих заслуг:
Добрый порядок царил за морями вокруг.

III

Воля владыки была нерушима для Шан:
Время пришло — сочетался с ней царь наш Чэн-тан.
Тан народился не поздно, не рано, а в срок;
Мудр и усерден, вперед подвигался как мог,
Долго сиял благочестием блеск его дел,
Чтимый Чэн-таном верховный владыка — ему
Быть образцом девяти областей повелел.

IV

Яшмы держал и большие, и малые он:
Стали уделы кистями у царских знамен12.
Счастье он принял от неба — и славен с тех пор:
Слабым не быв, — не решал он и силою спор;
Твердым не быв, — был изнеженной мягкости враг;
Правя повсюду, любезен, любезен был всем!
Небо его осчастливило множеством благ.

V

Дани большие и малые принял от царств —
Силу и мощь подчиненых ему государств!
Милость от неба ему неизменно была:
Смелый, отважные всюду вершил он дела.
Не задрожал он от ужаса, неколебим,
Страха не ведал, боязни не знал он совсем —
Множеством благ осчастливленный небом самим.

VI

Царь наш воинственный стяг тогда выставил свой;
Тигру подобный, — он взял свой топор боевой;
Точно огонь, воспылал в нем воинственный жар —
Нет никого, кто б ответить посмел на удар:
Отпрыска три еще выпустил гибнущий ствол13,
Но ни один не развился и в рост не пошел.
В девять пределов свой добрый порядок неся,
Княжество Вэй покарал он и княжество Гу,
После Гунь-у покарал и последнего Ся.

VII

Ряд поколений прошел уже в те времена...
Вся колебалась, в опасности близкой, страна.
Только явился Сын неба воистину — вдруг
Шлет ему небо в советники преданных слуг! —
В помощь Чэн-тану державший кормило14 был дан —
Верный помощник царю — основателю Шан.

7   ...в нашей возросшей стране — в стране, протяженность границ которой весьма увеличилась.
8   Сун — название рода шанских царей.
9   Владыка. — Имеется в виду небесный владыка.
10   Черный царь — Сюань-ван. Так посмертно был титулован Се, предок шанских царей, рожденный от «черной птицы», ласточки (см. Гимны, гл. V, примеч. 5). В действительности Се никогда не царствовал.
11   Сян-ту — внук Черного царя Се.
12   Князья стали являться к нему со своими яшмовыми жезлами, и их уделы признавали свою зависимость от нового царя.
13   Три княжества — Вэй, Гу и Гунь-у в союзе с последним государем династии Ся (первая китайская династия) еще пытались оказывать сопротивление Чэн-тану.
14   Державший кормило — так именовался главный советник Чэн-тана И-инь.


ГИМН ПРЕДКУ15
(IV, V, 5)


Иньский наш царь, проявив свой воинственный пыл,
В путь устремился и скоро Цзин-Чу покорил,
В глубь этих горных ущелий проник он, — и вот
Разом себе подчиняет весь цзинский народ,
В добрый порядок приводит страну до конца:
Тана потомок, идет он путем праотца.

«Вы, обитатели этого царства Цзин-Чу,
К югу от нас вы живете. Сказать вам хочу:
Древле, с тех пор как у нас воцарился Чэн-тан,—
К нам — из вождей отдаленных народов ди-цян
С данью никто не посмел не явиться пока,
К нашим царям не посмел не прийти, говоря:
«Этот обычай от Шан учрежден на века!»

Каждый из многих поставленных небом владык
В странах, устроенных Юем, столицу воздвиг,
И что ни год к государю является князь:
«Ты не карай, не кори меня, царь! — говорит.—
Об урожае я пекся своем, не ленясь».

Небо следит неустанно, спускаясь с высот,—
Царь да страшится и свой почитает народ!
В милостях царь был умерен и в карах не строг.

Вечно трудясь, отдыхать он не смел и не мог.
Воля владыки небес снизошла на царя,
Крепкое счастье ему неизменно даря.
Добрый порядок в столице, устроенной Шан:
Царь образцом ее сделал для множества стран.

Всюду великий, великий идет о нем слух —
Светом пресветлый блистает усопшего дух.
Царь долголетен был, в мире покоил народ,
Нас, что за ним родились, навсегда соблюдет!

Ныне по склонам на гору Цзиншань поднялись:
Сосны и туи на ней устремилися ввысь.
Мы их срубили, сюда привезли, а потом,
Их окорив, обтесали стволы топором.
Толстые балки длины оказались такой,
Как надлежало. Со множеством мощных колонн
Храм завершили. Да будет в нем вечный покой!


15   Предок (Возвышенный) — Гао-цзун. Так был посмертно титулован царь У-дин, совершивший победоносный поход на южное княжество (царство) Цзин (Чу) (см. Гимны, гл. IV, примеч. 12).



РЕКВИЕМ : Судьбы

Штукин А.А.

Штукин

Алексей Александрович

Алексей Александрович Штукин родился в 1904 году в Петербурге, в семье рабочего Печатного двора. В его школе на Церковной улице (ул. Блохина) читал лекции академик В. М. Алексеев, что определило будущую профессию Штукина — он стал синологом (китаистом). В 1925 году он окончил Ленинградский государственный университет, работал в Университете им. Сунь-Ян-Сэна в Москве, в Ленинградском Восточном институте, на филологическом и историческом факультетах Ленинградского университета, в Институте востоковедения Академии Наук. Главным делом своей жизни Штукин считал перевод одной из классических книг конфуцианства VIII–II вв. до н. э. «Шицзин». Летом 1938 года, когда работа над переводом уже близилась к завершению, он был арестован. Особым совещанием по ст. 58, пп. 1, 6 его приговорили к 5 годам лишения свободы. После войны, не имея права жить в Ленинграде, он преподавал русский язык и литературу в глухой деревне под Тихвином, в Ленинградской области, продолжая переводить «Шицзин». Летом 1949 его снова арестовали и без суда и следствия сослали под Норильск, куда к нему приехала жена. Штукин перенес уже второй инсульт, и правая сторона его тела была парализована. Он научился писать левой рукой и завершил свой труд. В 1957 году книга «Шицзин» («Избранные песни») вышла в издательстве «Художественная литература» с предисловием Н. Конрада. В 1963 году А. А. Штукин умер после четвертого инсульта, не дожив до 60 лет.

А.А. Штукин в юности
А.А. Штукин и его жена в ссылке
А.А. Штукин с женой и внуками