Дорогая Жанетт!

Помнишь ли ты ещё Липовку?

Как странно: для тебя это уже прошлое (и, я надеюсь, будущее), а для нас всё ещё длящееся настоящее.

После твоего отъезда занялись верандой: настилаем пол. Новый пол из свежеоструганных досок приятно радует глаз. А сегодня Кадрия вымыла пол в избе и по нему можно ходить босиком. Вот что ты ещё не успела: пройтись босиком по свежевымытому дощатому полу! 28 июля 92 года в Липовке я написал такое стихотворение:

Сегодня я вымою пол,
и, значит, пол будет чистым,
А после я сяду за стол
пить чаю [чай] с вареньем душистым.

И если вы скажете мне,
мол, нет в этом высшего смысла,
- Бог с ним, здесь - мое Бытие,
Исход мой, Левит мой и Числа.

И если вы скажете снова:
старик, ты глупеешь в деревне,
- В ответ не промолвлю ни слова,
и буду пить чаю [чай] с вареньем.

И если вы крикните, сжав виски,
мол, что говорить с дураком!
- В ответ я ботинки сниму и носки,
и молча пройдусь босиком.

Забавно всё же скроена жизнь в Липовке. Вот, например, сегодня. Утром не было электрического напряжения и деревообрабатывающий станок не тянул. Я немного постругал рубанком вручную, но это дело быстро надоело. Взялся читать Хайдеггера (Heidegger): его маленькую работу "Творческий ландшафт. Почему мы живём в провинции?" Подумалось: Липовка - это мой творческий ландшафт. Правда, иногда очень не хватает гор. С тех пор, как побывал на Кавказе, на Урале, тянет в горы. Горный воздух автоматически вызывает вдохновение. Хорошо было Хайдеггеру в его охотничьей избушке в горах Швабии...

Захотелось вдохновения, пошёл в луга, к Чёрному озеру. Нарисовал две акварели маленького тёмного пруда и сочинил вот такое стихотворение:

Над маленьким прудом с чёрной водой
Клубятся белые облака.
Они плывут под синей водой,
Тиха небесная река.

Маленький пруд зарос травой,
Деревья скрыли его от глаз.
У каждого в мире путь свой,
Хоть встретились мы сейчас.

У каждого в мире есть свой дом,
У каждого есть своя река.
Останется пруд цепенеть подо льдом,
Растают белые облака.

На обратном пути нарвал букет тёмно-синих, почти фиолетовых цветов. Я показывал тебе их в наш первый день в Липовке, когда мы гуляли вдоль Чёрного озера и я рассказывал про поляну ирисов: ирисов уже не было, а эти цветы ещё цвели. Дома стал рыть яму для мусора, потому что старая уже заполнилась доверху. В перерывах для отдыха пью чай и пишу это письмо. Совсем как у Маяковского про социалистическую утопию: "Сидят папаши - каждый хитр: Землю попашет - попишет стихи."

Вот такая чересполосица дел, такой пёстрый день, а ведь он ещё не кончился. Наверное, такое вот сочетание физической работы, красоты природы, чтения книг и попыток собственного творчества и создаёт непередаваемую прелесть жизни в Липовке. Я хорошо понимаю Хайдеггера, когда он приравнивает труд философа неспешному, обстоятельному, укоренённому в самом строе жизни труду крестьянина. К сожалению, у меня нет возможности такого труда, все мои занятия - и акварели, и стихи, и тексты - идут урывками, хотя я и прилагаю большие усилия, чтобы эти прерывистые занятия продолжались всё снова и снова и не заглохли в текучке жизни. Современная жизнь вообще мало располагает к обстоятельности. Глубина понимания и чувствования подменяется калейдоскопом впечатлений и мнений. Если бы можно было жизнь в Липовке растянуть на полгода, чередуя с московской жизнью! Как делали китайские интеллигенты во все века: в сорок лет считали себя стариками, уходили с государственной службы, удалялись в поля и сады, и до глубокой старости занимались любимым творчеством: следуя желаниям своего сердца и не нарушая ритуала, как говорил Конфуций. Тогда пестрота дней вошла бы в свой ясный ритм и, следуя этому ритму, мысли и чувства пульсировали бы непрерывно и неостановимо. Но... это всё сослагательное наклонение, как в русской поговорке: "Если бы, да кабы, да во рту росли грибы, то был бы не рот, а настоящий огород."

Строя веранду из дерева, придумал вот что:

"Живые существа, внутри которых мы живём"

Деревенский дом есть, в сущности, живое существо. Конечно, одну жизнь мы вдыхаем в него сами, когда живём в доме. Так ведь и говорят: "обживать дом". Но у дома две души, как у человека. Дом помнит, как он был деревом, высоким деревом с прямым стволом, раскидистой кроной, зелёными листьями, крепкими корнями. Дерево росло в лесу среди других деревьев и, может быть, многие из них всё ещё стоят в лесу живыми. Или оно росло на лугу, одинокое под всеми восемью ветрами.

Дом помнит, как он был деревом, и жизнь дерева продолжается в доме, хоть и неприметно, скрытно, медленно. Деревянный дом "дышит", приложи руку к косяку двери - он тёплый как и всякое живое существо, приложи ухо к бревну стены - услышишь гул ветра, пройдись босыми ногами по половицам пола - почувствуешь живую гибкость и упругость. Как и всякое живое существо, деревянный дом живёт, стареет и умирает. Вдоль нашей улицы в Липовке есть несколько мёртвых домов. В них никто не живёт, крыша обвалилась, окна выбиты, стены рушатся. Люди уже давно ушли из этих домов и их "человеческая" жизнь кончилась, но жизнь дерева дольше - ещё много лет дом медленно умирает.

Китайцы говорят, что у человека две души: "небесная" душа хунь и "земная" душа по. У деревянного дома тоже две души - какая из них небесная, а какая земная? Может быть, небесная душа - человеческая, а земная - древесная? Дерево старше человека и крепче связано с землёй. Но ведь "небо" - это не только синяя вода наверху, по которой плывут белые облака. Небо - это то высокое, возвышенное, вдохновенное, одухотворённое, что есть в человеке или дереве. Входя по узкой тропинке в лес или выходя на простор лугов, не чувствует разве человек душевного подъёма? не вдохновляется разве красотой природы? не получает "заряд бодрости"? И, значит, "небесная" сущность природы могущественней человеческой души хунь. Природа - это огромный океан, а человек - журчащий ручей, впадающий в океан в конце своего пути. Наверное, "человеческая" душа дома определяется тем, какие люди живут или жили раньше в доме. Она может быть и возвышенно небесной и низко приземлённой.

Иногда, рано ли утром, или ночью, или в полдень, когда кругом тихо и остаёшься в доме один, и слушаешь тишину, можно вдруг почувствовать будто неслышный говор, или беззвучную песню, или какое-то движение в пространстве дома, в его стенах, в половицах пола, балках потолка... "Помнишь, как мы были деревом на опушке леса и рядом выросла берёзка?"... "Помнишь, как родился ребёнок и его люльку подвесили в балкам потолка?"... "Помнишь, как умирал старый дуб в лесу, когда в него ударила молния?"... "Помнишь, как умирал старый хозяин, лёжа на кровати вон в том углу?"... Это две души дома - древесная и человеческая - беседуют друг с другом, жалуются, вспоминают, вздыхают...

Мы живём внутри живого существа. В деревенской избе это чувствуется ярче, нагляднее. Но разве каменный дом - не живой? Просто жизнь камня медленнее, холоднее, дальше от человека, чем жизнь дерева. Как писал суфий и поэт Джалал ад-дин Руми: "Первоначально ты был глиной. Пройдя стадию минерала, ты стал растением. Из растения ты стал животным и из животного - человеком. В течение этих периодов человек не знал, куда идёт, но всё же был вовлечён в это длинное путешествие. И ещё сотню разных миров предстоит тебе пройти."

В утробе матери, развиваясь из семени родителей, человек проходит все те миры, которые уже прошёл человеческий род. Но и в своей жизни после рождения человек не расстаётся с ними. Когда идёшь по улице шумного города, мимо мчащихся автомобилей, мимо витрин магазинов, в толпе людей, остановись на мгновение и посмотри на себя. Разве этот камень на твоём кольце не минерал рубин? Разве эта рубашка не из растения, которое называется хлопок? Или, может быть, лён? Разве эти ботинки не из кожи животного, которое называется свинья? Или, может быть, верблюд? Или бык? Разве этот свитер не из шерсти овцы? Пусть твоя синтетическая куртка - из нефти, но вспомни, что нефть - это почерневшая кровь древних растений, живших на земле давным-давно, от которых осталась только зелёная трава папоротник.

Мы живём внутри живых существ этой земли. Рано ли утром, или ночью, или в полдень, когда кругом тихо, прислушайся и почувствуешь неслышный разговор двух душ: одна - человеческая, а другая - древесная, или травяная, или животная, или каменная, или глиняная. О чём они беседуют? Не о тебе ли?

Ну вот и заканчивается второе письмо.

До свидания, Жанетт!

Да пребудут все твои души в согласии.

Игорь.