Когда по-вашему расцвет небытия?
(суждение: гора в огне)

Когда по-вашему расцвет небытия?
Нет, не тогда, когда природы увяданье,
И не когда всей жизни угасанье
Холодной ослепительной зимой.

То только сон, он кончится весной,
Когда задышат листья на ветру.
Приходит смерть обычно поутру
С внезапностью проклюнувшихся почек.

И мир сожмётся в маленькую точку
Сверхновую на синеве небес.
А в новой пустоте сейчас и здесь
Проснётся кто-то вдруг вместо тебя,

Не прерывая сон небытия.

смотри этот текст как прозу здесь

С зелёных ветвей осыпается снег
(основание: потому что гора дымится)

С зелёных ветвей осыпается снег на тёмную землю тропы.
У ворот монастырских стоит человек, не решается войти.
Старые птицы сидят на воротах, у старых птиц глупые сердца.
Я такое же хочу!
Порывшись в дорожной сумке, находит лепёшку.
Птицы смотрят круглым глазом.
Подобрав крошки, взлетают, кричат презрительно и скрываются в тумане.
Не колышется туман, устилающий долину.
Дорогу, по которой он пришёл снизу, будто обрезало.
Скрипят дверные петли.
Двор монастырский мох устилает.
Седой как стены, в морщинах-трещинах, с расшатанными зубами камней.
Монах в тёмно-серой рясе деловито проходит мимо, плечи согнув, не повернув головы.
Он дал обет: не замечать людей.
За седыми стенами тепло, сытый огонь лижет лениво сырое полено.
Встречающий монах всё кланяется и приглашает жестами, пытаясь что-то сказать.
Руками, плечами, ушами и носом, и даже волнением тёмно-коричневой рясы.
Он дал обет: не говорить с людьми.
В трапезной тихо-пустынно, неурочное время.
Для путника находится миска с остывшим рисом.
Повар-монах всё говорит и говорит.
Расспрашивает о том, что за дорога у путника, рассказывает о том, какой день сегодня.
И просит прощения за остывший рис.
И смотрит себе на колени, укрытые тёмно-зелёной рясой.
Он дал обет: не глядеть на людей.
Проснувшись в пустоте полутёмной кельи, путник раглядывает кругление низких сводов.
Утром его принимает сам настоятель.
Обнимает за плечи, усаживает в кресла, вино наливает.
И курит сигару, огромно-волосатую, как его живот.
Который он громко скребёт, запустив руку под цветастую рубаху.
И весело смеётся своим же собственным анекдотам, неприличным сверх меры.
У него самый трудный обет: никогда не молиться Богу.
Только тогда, покраснев и смущаясь, понимает путник, сколь слаба ещё его вера.
Покидая монастырь, он делится с птицами последней лепёшкой.
И уходит вниз по дороге, которую будто обрезало.
Скрывается в тумане, который не колышется.

Отчего белеют травы?
(общее суждение с примером:
нет дыма без огня, как в очаге)

Отчего белеют травы?
Отчего вода темнеет?
И куда бегут так быстро
Крошечные человечки,
Что несут над головами
Листья клёна, листья дуба?

Лишь когда утихнет ветер,
Успокоятся как-будто.
Только вздрогнет лист кленовый,
Покачнётся лист дубовый,
И ещё чернее станет
Почерневшая вода.

Отчего белеют травы?
Отчего звенят подошвы?
Где нашёл колючки ветер?
- Не рассказывай мне сказки:
Это просто скоро осень
Познакомится с зимой.

Ну, конечно, дорогая,
Ты права: всего лишь осень.
Ты устала, дорогая,
Я возьму твой лист кленовый.
Нам осталось жить недолго,
Донесу уж как-нибудь:

 

Что ждёшь, Саагун?
(применение: но гора в дыму)

( Этот сдвоенный 10-строчный японский сонет построен по формуле:
5+7, 7+5, 5+7 - 5+7, 7+5, 5+7 - 5+7, 7+5, 5+7, 7+5 )

Кто здесь, у окна? Здесь только я, Саагун, И летящий снег. Кто ты, Саагун? Смотрящий в снежную мглу В ожидании. Что ждёшь, Саагун? Того, кто придёт из мглы. Но там только снег! Да, там только снег и ты.		Кто смотрит в снежную мглу? Здесь я, Саагун, И больше нет никого. Что значит имя твоё? Здесь я, Саагун, И больше нет никого. Что видишь ты в снежной мгле? Я вижу тебя. И больше нет никого. Здесь я, Саагун.

 

Я теперь не пишу о смерти
(вывод: следовательно, гора в огне)

Я теперь не пишу о смерти,
Я теперь не пишу о любви.
Я пишу о дожде за дверью,
Я пишу о Луне в окне.

Смерть в моем поселилась доме:
Пьет мое пиво
И смотрит мой телевизор.
А любовь за моей спиной
Положила мне руки на плечи,
Что-то шепчет мне тихо в ухо.

Я бы вышел за дверь,
Но там дождь, дождь..
Я бы выбил окно,
Но там ночь, ночь...